Тринадцатый год жизни, стр. 15
Но ведь какое-то время, в самом начале, он был не чужой. Встречал Нину из роддома. Стелла легко представила себе эту сцену, потому что помнила, как Гора встречал из роддома Нину. Гора её поцеловал и взял свёрток с Ванькой… Значит, и этот… Игорь Леонидович тоже поцеловал Нину и взял из её рук свёрток со Стеллой… Не умещалось в голове!
Нина и Гора купали Ваньку…
И меня он тоже купал?!. Видел меня голую… Это привело её в ужас, в панику. Она вся так и сжалась. Не было никакого выхода — только умереть или исчезнуть, превратиться в облако сигаретного дыма и выплыть через щель в окне.
Чтобы хоть как-то отвлечься от ужасного, она стала незаметно рассматривать, во что отец одет.
Оказалось, совершенно по-нормальному. Даже немного старомодно. Какие-то сандалеты из ремешков — многие подумали бы, прежде чем их надевать. Серые брюки — самая обычная шерсть с синтетикой. Рубашка голубоватая — ворот совсем не модный, раскрыт, рукава закатаны. А в наше время рукава закатывать не рекомендуется.
Странно… Странный он: к Нине вырядился как фарца, а теперь одет скучней скучного — не человек, а председатель родительского комитета!
За этими удивлёнными мыслями ей заметно полегчало. Да и что, в самом деле, человеку стесняться своей «голизны», когда у него в то время единственной одеждой были пелёнки!
И как только она пришла к этому благому выводу, даже вздохнула так освобождённо, Игорь Леонидович решительно и крепко положил ей руку на плечо.
— Ну? Артподготовка окончена? Давай переходить к штыковой атаке.
Надо же: уловил момент! Рука у него была сильная, с крепкими рабочими пальцами и широкими ногтями.
— Ты, например, почему не в джинсах? У тебя нету?
На такой вопрос не сразу сумеешь ответить — из-за его неожиданности и какой-то неприличности…
Конечно, она думала, во что одеться. Кто об этом не думает! И естественно, разлетелась с советами Машка на правах лучшей подруги. Но Стелла сухо сказала ей:
— Кончи, Маш.
Она оделась скромно — почти в школьное. Чтобы, если Игорь Леонидович окажется «тем», дать ему чёткий намёк: мы с вами абсолютно из разного теста, привет!
Он оказался «тем», но одет был просто. И Стелла получилась с ним из одного теста.
— Так чего там с джинсами у нас? Действительно нету?
Она ответила намеренно небрежным и резким тоном. Резче даже, чем Машка:
— Как это нету? Теперь без джинсов вообще невозможно. Неправильно поймут! Просто они мне надоели, вот и бросила.
— Хм! — казалось, он был доволен её ответом.
На самом деле её джинсы, купленные после многих просьб, обещаний подтянуть хромающие предметы, тайных и явных слёз, эти кровью заработанные английские штаны аккуратнейшим образом висели в шкафу — Стелла их берегла. Хотя их следовала именно таскать: Стелла катастрофически вырастала. Но она жалела столь трудно доставшуюся (и дорогую!) вещь. Это было сильнее её.
— Выходит, что же? Как все, так и ты? — Он усмехнулся.
Неприкрытый провокационный вопрос!
Хотя все именно поступают, как все, признаваться в этом нельзя — считается неприлично. Надо с возмущением восклицать: «Почему я как все? Я как я!» Но Стелла назло ему ответила:
— Конечно!
— Ну и правильно! — Он кивнул и опять усмехнулся: — Не люблю, которые свистят… — увидел, что она не поняла, и пояснил: — Врут.
Электричество
К моменту этого довольно странного разговора они уже расстались с такси и шли среди людской круговерти, которая всегда бывает на ярмарке в Лужниках.
Ярмарка — это огромное огороженное место, где стоит разом штук сто фанерных магазинчиков — филиалы разных там ГУМов, ЦУМов, всех уважающих себя универмагов и так далее. В общем, полное раздолье для «гостей столицы». Да и среди москвичей хватает любителей поглазеть на витрины.
Ярмарка плюс разговор про джинсы.
Действительно, что вдруг они забыли на ярмарке? Может, Стелле намереваются что-то купить? От одной мысли этой она приходила в гнев и ужас.
Но ничего подобного не произошло. Он опять удивил её. Спросил:
— Ты есть хочешь? — посмотрел на Стеллу и сам себе ответил: — Хочешь… Ты же волновалась как-никак. Значит, после школы не ела… — И пока она соображала, надо возмущаться или нет: — Я сам голодный, как тигр-людоед… По той же причине!
На фанерном сарайчике, выкрашенном бежевой краской для полов, было написано: «Шашлычная». Стелла никогда в таких заведениях не бывала.
— Смелее! — сказал он. — Увидишь, это будет отличное место. — Они сели за столик. — Слушай своего отца и запоминай. Чтобы поесть прилично, надо идти в хороший ресторан, ну, там… не знаю… в «Прагу». Но это от скуки одуреешь: на обед полдня. А во всех средних местах кормят плохо. И тогда я, припёртый обстоятельствами к стене, сделал открытие: там, где должны кормить хуже всего… а это где? На вокзалах, в парках разных, на ярмарке… В таких местах подают как раз прилично. Я уж стреляный воробей! Когда сюда приезжаешь…
Говорил он легко и не похоже было, чтоб перед встречей со Стеллой особенно волновался. «Слушай своего отца…» Отца? «Когда сюда приезжаешь…» А ты часто здесь? Чего же раньше не поинтересовался дочкой? Ладно, этот вопросик прибережём на будущее.
И удивилась: на будущее? Выходит, я с ним встречаюсь не первый-последний раз? Выходит, я с ним ещё собираюсь встречаться?
Официантка принесла им тарелку яблок. И это было тоже как-то странно.
— Давай для начала, — сказал он и тут же взял яблоко.
Пока Стелла раздумывала, какое тут глядит на неё, Игорь Леонидович уже съел своё до половины. Он быстро прицеливался взглядом и кусал. И так уничтожил румяное и сочное яблоко буквально за минуту. Это было и неприятно и как-то забавно одновременно.
Без всякой передышки он взял новое яблоко — опять не выбирая, просто первое, самое близкое. И сразу откусил. Поймал Стеллин взгляд:
— У нас в Якутии что хочешь, но яблок не найдёшь!
Им принесли два шашлыка, кувшин пива, бутылку сока. Теперь он ел без всякой жадности и пиво пил так же.
Бывают взрослые, которые любят выпить, и это заметно. Он просто отхлёбывал, как Стелла отхлёбывала свой виноградный сок, а не присасывался к пивной кружке, как иной раз увидишь… Вдруг заметил, что Стелла следит. И сказал:
— Слушай, а может, ты пивка хочешь?
Второй раз за эти дни ей предлагали пиво. И признаться, сейчас ей именно хотелось. Попробовать. Кто-то, возможно, и не поверит, но Стелла, дожив до двенадцати с половиной лет, ни разу не пробовала пива или вина. Впрочем, она вовсе не была здесь рекордсменкой. Ванька рассказывал ей о великом английском нападающем Стенли Метьюзе. Так тот не знал вкуса пива и сигарет до пятидесяти!
А она сигареткой уже «разговелась»…
— Пей, не бойся! Лучше от меня научиться, чем… ну, сама знаешь, — и подмигнул.
Однако она отрицательно покачала головой: и потому что Ваню вспомнила, и потому ещё, что он протягивал ей свою кружку… Не могла она пиво пробовать из его кружки, не хотела так близко к нему подходить.
Вдруг вся ситуация изменилась, уперевшись в Стеллино сердце своим самым острым углом. Как она узнала потом, это часто случалось в обществе человека, который звал себя её отцом. Сейчас он, бросив Стеллу на полувзгляде, резко обернулся:
— Э, мужики! Что вы ржёте, как лошади Пржевальского! И родные слова там… потише.
Стелла, конечно, тоже слышала и хохот ненормальный, и то, что он назвал «родными словами». Но — как это говорится? «Воспитанные люди подобных вещей не замечают». А честнее: «Что вы им сделаете? Вот они вам могут!»
— А ты что, моряк? Ничего раньше такого не слыхал?
— Не трусь! — тихо сказал он Стелле. И не спеша поднялся, но так, что вздрогнуло пиво в кувшине, и Стеллин сок в бутылке, и весь стол: — Сказано вам — потише!
Наступила решительная минута. Другие столики тоже притихли. Стелла, хоть и предупреждена была не бояться, однако боялась!
Вдруг от той компании тоже поднялся человек. Особой такой походкой, какая бывает только у выпивших людей, направился к их столу: