Близнецы и Сгоревший Замок, стр. 17

Но, увы, не пришлось ей «в кузов полезать». Не прошло и двух-трех минут, как Олю кто-то тронул за ногу:

— Девочка, девочка… Тебе хотят кое-что сказать. Тебя очень срочно ждут!

Ольга убрала ногу. В совсем маленькое отверстие на нее смотрело худое и бледное маленькое личико с пронзительными синими глазами.

Откуда взялась эта девица и кто она такая, Оля представления не имела.

— Выходи, пожалуйста! Ну, девочка-а-а-а-а! Продолжать сидеть в холодном металле теперь

уж точно не имело смысла. Эта голубоглазая говорилка от нее явно не отстанет!

Лучше выйти, разобраться по-быстрому и до появления Лиды снова залезть в свое логово.

В довольно бодром, хотя и несколько нервном настроении Ольга выползла из своего флага:

— Ну?.. Чего тебе надобно, старче? Девчонка посмотрела на нее, как на сумасшедшую. Из чего Ольга сделала вывод, что со сказками Пушкина девчонка незнакома…

И тогда повнимательнее на нее взглянула. Тут же увидела, что шуба у создания этого ну только что не черного цвета, и колготки не стиранные… ох, с недельку, и под носом сопли, которые давненько никто платком не вытирал.

Это была юная бомжиха!

Тогда что могло ей понадобиться от Ольги?.. Мол-сет, она меня в цирке видела?

Но девочка вряд ли знала о том, что в Чашкин приехала новая труппа. Да она и про старую-то…

А девчонка между тем взяла ее за руку и повела к скамейке, которая была совершенно пуста. Только на ней лежала какая-то сумка, а может, рюкзак. Удивленно Оля остановилась перед этой сумкой.

— Сядь, пожалуйста! — сказала юная бомжиха. — Мне с тобой поговорить надо!

Потом, когда Оля вспоминала эту сцену, ей иногда казалось, что она чувствовала в душе какой-то непокой. Какие-то плохие предчувствия ползали там, словно пойманные раки в ведре, — все боком, задом, и ни до одной дотрагиваться неохота.

На самом деле ничего она не чувствовала. Просто села, как глупенькая, потому что в этой девчонке была какая-то особая сила… Колдовская, не колдовская, а такая, знаете, которая есть, например, у цыганок. Говорит тебе:

— Постой, не бойся. Дай погадаю!

Ты точно знаешь, тыщу лет не нужны тебе эти гадания, не доведут они тебя до хорошего, а сама зачем-то соглашаешься!

Так же и сейчас было с Олей. Она села на скамейку рядом с этим непонятным рюкзаком. Девчонка сказала:

— Готово!

И тут же Олю за плечи схватили чьи-то железные руки. Одновременно рот ее оказался закрыт куском клейкой ленты… Сразу стало страшно. И сразу стало трудно дышать. Потом вообще начало казаться, что она задыхается! Пот, ледяной пот прошиб ее на этом морозе.

Тут же ей на голову надели черный мешок. Руки связали. И все это как-то удивительно быстро, ловко… Профессионально.

Затем Оля почувствовала, что к горлу ей приставили что-то острое, колющее. И нарочито грубый голос сказал:

— Только звук проронишь, я тебе кровь пущу! Ольга не раз видела такие сцены в фильмах.

И как-то никогда не боялась, потому что там ни разу дело не доходило до того, чтобы заложнику перерезали горло. Но теперь она почувствовала: это может случиться, может!

И с тоской подумала, почему она ничего не сказала Олежке. Он бы ее сейчас выручил!

— Встать, — сказали ей. — Иди, не сопротивляйся, тварь!

Она прошла буквально шагов пятьдесят, потом услышала, как заскрипела какая-то дверь, в эту дверь ее и ввели.

— Сесть!

И с силой толкнули вниз. Оля почувствовала, что сидит на чем-то довольно мягком… и довольно-таки… пахучем. Дальше ей связали ноги.

— Сиди, гнида, не двигайся!

После этого Ольга услышала, как дверь скрипуче закрылась, и она осталась одна в полной тишине и полной темноте, потому что черный мешок у нее на голове был полностью непроницаем для света.

Глава XXI

«Не лезь к Лидке!»

В общем-то, ситуация была довольно-таки странная. Олег вернулся домой уже почти час назад, Ольки все не было… Он ее сейчас так и называл про себя: Олька — потому что сердился.

Родители — в смысле мать-отец и дед-бабка — уехали в цирк, репетировать. Туда же, пообедав и по возможности сделав уроки, к шестнадцати тридцати должны были приехать двойняшки. Но Ольки не было. Олег уже два раза разогревал суп и котлеты, что вовсе не улучшает их вкусовые качества. Но это фиг с ним, главное — надо было вовремя пообедать!

Существует много рассказов про то, как цирковые держат своих зверей чуть ли не впроголодь, как не кормят их перед репетициями и выступлениями… Тут надо разобраться. Одно дело впроголодь, другое дело — легкий желудок перед работой!

Это я все к тому, что двойняшки должны были поесть в два часа дня, самое позднее — в полтретьего. Потому что в полпятого надо выйти на манеж. А если у тебя пузо при этом, как перекачанный футбольный мяч, добра не жди. И получаться все будет плохо, и, кстати, можешь очень запросто травму схлопотать. Потому что при перекормленном брюхе ослабевает самоконтроль… Когда ты просто по улице идешь, он, конечно, не ослабевает. Но если тебе надо на проволоке танцевать или стоять на скачущем пони и жонглировать булавами, это уже серьезнее.

Наверное, Олег мог бы сам поесть, без сестры. Но… не мог он один! Кусок буквально не лез в горло!

И тут услышал — причем совершенно отчетливо! — как в душе у него скребутся так называемые кошки.

Хотя никаких оснований для этого вроде бы не было. Свидание требует времени. Пока этот тип скажет, какая она красавица, какая она вообще потрясающая девочка… тут Олег, можно сказать, грубым голосом прервал свои мысли. Потому что не мог представить, что его сестру сейчас кто-то держит за руку, заглядывает в глаза и тому подобное… Про это «подобное» он вообще думать не мог!

Вышел из дому, добрел до калитки, выглянул на улицу — налево, направо… хотя направо смотреть было нечего. Ольга должна была прийти с автобуса, стало быть, только слева.

Но ее не было!

Олег пошел назад, уже чувствуя, что кошки превращаются во что-то более зверское — не меньше рысей или даже пантер. Так что терпеть их становилось почти невозможно.

Ему вспомнился случай из раннего, совершенно детсадовского детства. Они живут в гостиничном номере, у них вечеринка, свои же цирковые… Но всегда хоть один попадает не очень умный и не сильно тактичный. И вот этот «не очень» — Олег совершенно не помнил его, наверное, потому, что тот человек был сильно неприятен ему, маленькому пятилетнему пацаненку, — так вот, этот человек спрашивает у Ольги, сидящей тут же, рядом с Олегом:

— Ну, скоро замуж собираешься?

— Скоро, — отвечает Ольга, — когда хочешь, тогда и женюсь!

— Да-а?.. И жених у тебя есть?

— Конечно, есть. — Тут она берет Олега за руку: — Я на нем женюсь!

Соответственно всеобщее веселье. Ольга ничего не поймет, Олег — тем более. А вечером, лежа обнявшись в одной постели, под одним одеялом, они, перед тем как уснуть счастливейшим сном людей с совершенно чистой совестью, перешептываются.

— Ты точно за меня замуж пойдешь?

— А как же!

Олег ничего другого себе и представить не мог! В смысле, что они никогда не расстанутся… И вот расставание это началось! Он тут ходит взад-вперед, мечет, как говорится, икру, а она там где-то и с кем-то…

Да ему чихать, с кем она там. Лишь бы вернулась скорей! Левая половинка чувствовала, как ей со страшной силой больно без правой.

Опять пошел на кухню, взял спички, чтобы снова, в третий раз… Надо хотя бы самому поесть. Но прекрасно знал, что один есть не станет! Швырнул спички. И вдруг они… произвели невероятный грохот! Такой легонькая коробочка не может произвести даже в самой волшебной сказке.

Секунду Олег находился в оцепенении. Потом,

конечно, до него дошло, что это не коробка такой грохот произвела. Да и звук прилетел откуда-то…

С веранды — вот откуда он прилетел! Еще секунда, и Олег был уже там.

Осколки разбитого окна, и посредине этих осколков что-то завернутое в бумагу… В простую белую бумагу. Не станем скрывать, Олег с определенной опаской огляделся — нигде никого: ни на участке, ни за оградой. Поднял этот довольно тяжелый предмет, развернул его… Камень — округлый, продолговатый. Такие обычно называют голышами.