Театр Теней, стр. 35

– Мы посмотрели примерно тридцать новостных каналов и около двадцати главных сетей. Почти все передавали в прямом эфире.

– Так вы смотрели? – спросил Питер.

– Нет, в основном переключались, – сказала мать. – Но то, что мы видели и слышали, нам понравилось. Ты глазом не моргнул. Думаю, у тебя получилось.

– Посмотрим.

– Не сразу, – заметил отец. – У тебя будет пара очень хлопотных месяцев. Ахилл наверняка припас пару стрел в колчане.

– Ты еще помнишь время, когда воевали луками? Какой же ты старый, – вздохнул Питер.

Они усмехнулись.

– Предки, спасибо.

– Мы сделали только то, что ты сам завтра захотел бы, чтобы мы сделали сегодня.

Питер кивнул и сел на край кровати.

– Черт, не могу поверить, что был таким дураком. Не понимаю, как я мог не слушать Боба, и Петру, и Сури…

– И нас, – подсказала мать.

– И вас с Граффом.

– Ты полагался на собственное суждение, – сказал отец, – и именно так и должен был поступать. На этот раз ты ошибся, но ошибался ты не часто, и не думаю, что ты повторишь подобную ошибку.

– И ради всего святого, не начинай ставить свои решения на голосование, – подхватила мать. – Не оглядывайся на опросы общественного мнения и не гадай, как твои действия воспримет пресса.

– Не буду.

– Потому что ты ведь Локи, – напомнила мать. – Одну войну ты уже закончил. Через пару дней или недель пресса об этом вспомнит. И ты же Демосфен – у тебя много ревностных последователей.

– Было, – вздохнул Питер.

– Они увидели то, что ожидали от Демосфена, – возразила мать. – Ты не вилял, не искал оправданий, принял на себя вину за то, за что надо было, и отверг обвинения, которые были ложными. Ты представил собственные доказательства…

– Это был хороший совет, па, спасибо.

– И ты проявил храбрость, – закончила мать.

– Удирая из Риберао-Прето, не дождавшись ни от кого даже злобного взгляда?

– Вылезя из кровати, – объяснила мать.

Питер покачал головой:

– Тогда это всего лишь заемная храбрость.

– Не заемная, а депонированная, – возразила мать. – Депонированная у нас, как в банке. Мы видели твою храбрость и сохранили для тебя немного, на случай, когда у тебя она временно кончится.

– Временный дефицит наличности, – пояснил отец.

– И сколько раз еще вам придется спасать меня от меня самого, пока будет продолжаться эта пьеса?

– Я думаю… раз шесть, – ответил отец.

– Нет, восемь, – добавила мать.

– Кто бы мог подумать, что вы так остроумны?

– Ага.

В дверь постучали.

– Коридорный! – крикнул голос за дверью.

Отец двумя шагами оказался у двери.

– Три томатных сока? – спросил он.

– Да нет, ленч. Сандвичи. Мороженое.

Отец отступил на два шага и открыл дверь, насколько позволяла защелка. Никто не стал стрелять в щель, и человек за дверью засмеялся:

– Всегда все эти штуки забывают открывать!

Отец открыл дверь и вышел убедиться, что никого, кроме коридорного, за ней нет.

Когда официант входил, Питер обернулся, отходя с дороги, и увидел, как мать прячет пистолет в сумочку.

– С каких пор ты ходишь с оружием? – спросил Питер.

– С тех самых, как твой начальник компьютерной безопасности оказался добрым приятелем Ахилла.

– Феррейра?

– Он сообщил прессе, что установил программы наблюдения, чтобы найти, кто растрачивает средства, и был ошеломлен, когда узнал, что это ты.

– А! – сказал Питер. – Они же наверняка устроили пресс-конференцию в противовес моей.

– Но почти все каналы дали твою в прямом эфире, а из его – только выдержки. А за ними повторили твое заявление, что ты обнародовал финансовую отчетность Гегемонии.

– Спорить могу, что сервер накрылся.

– Нет, все каналы новостей его первым делом клонировали.

Отец подписал чек, и официант вышел. Дверь снова заперли.

– Давайте поедим, – предложил отец. – Насколько я помню, в этом заведении всегда были отличные завтраки.

– Хорошо в родном доме, – сказала мать. – Ну, хоть не в доме, но в родном городе.

Питер откусил кусок и остался доволен.

Родители заказали точно такой сандвич, как заказал бы он – настолько они его хорошо знали. Действительно главным в их жизни были их дети. Он бы не мог заказать сандвичи для них.

Три прибора были на тележке, которую вкатил официант.

А должно было быть пять.

– Простите меня, – сказал Питер.

– За что?

– За то, что я единственный оставшийся у вас на Земле ребенок.

– Могло быть хуже, – ответил отец. – Могло ни одного не быть.

Мать наклонилась и погладила его по руке.

13

Халиф

Петра думала, что ее везут в Дамаск, поскольку Амбул сумел установить контакт с Алаи, но ни один из них ее в аэропорту не встретил. Никто не ждал ее и у выхода из зоны контроля. Хотя ей бы и не хотелось, чтобы кто-то держал в руках плакат с надписью «Петра Арканян» – с тем же успехом можно было бы послать Ахиллу письмо с указанием, где ее искать.

В полете ее подташнивало, но она знала, что беременность здесь ни при чем – так быстро она бы не сказалась. Еще несколько часов должно пройти, пока гормоны начнут поступать в кровь. Нет, это просто страх от осознания: если люди Алаи смогли ее найти, то могут и люди Ахилла.

Откуда Боб знал, какое такси для нее нужно выбрать? Какое-то предрасположение к индонезийцам? Или он увидел что-то, чего не увидела она? Или выбрал третью машину, не поверив правилу «первая в очереди»?

А сам он в какое сел такси и куда поехал?

Кто-то налетел на нее сзади. Прилив адреналина и мысль: вот оно! Меня убили, подкравшись сзади, потому что я была такой дурой, что даже не оглянулась!

Но тут же она поняла, что это никакой не убийца – просто пассажир с ее же рейса, спешащий прочь из аэропорта, а она застряла на дороге, поглощенная своими мыслями.

Надо ехать в какую-нибудь гостиницу, подумала Петра. Но не в такую, куда всегда ездят европейцы. Постой, а если поехать в гостиницу, где у всех, кроме меня, будет арабский вид, я же буду выделяться. Слишком заметно. Боб бы поиздевался, что я не выработала полезных навыков выживания. Хотя я бы все-таки дважды подумала перед тем, как остановиться в арабской гостинице.

Из багажа у Петры была только сумка через плечо, и на таможне пришлось выслушать несколько полезных вопросов.