Тысяча и одна ночь, стр. 683

И затем царь усадил их на украшенные скамеечки, как обычно для везирей, и назначил им выдачи и деньги на расходы, а потом он велел им выбрать среди вельмож царства, собравшихся у него на пиру, тех, кто годится для службы в царстве среди воинов, чтобы назначить из них начальников тысяч, начальников сотен и начальников десятков, и определил им оклады и назначил выдачи, обычные для вельмож, и все это сделали в самое скорое время.

И царь приказал также пожаловать остальным присутствующим обильные награды и отпустить каждого в свою землю со славой и почётом, и велел своим наместникам быть справедливыми к подданным, и приказал им иметь попечение о бедных и богатых, повелев способствовать им из казны сообразно их степеням, и везири пожелали ему вечной славы и долгого века. И затем царь велел украсить город на три дня, в благодарность Аллаху великому за поддержку, которую он ему оказал.

И вот каковы были дела царя и его везиря ибн Шимаса в устроении государства и назначении эмиров и должностных лиц. Что же касается женщин-любимиц, из наложниц и других, которые были причиной убиения везирей и порчи государства из-за своих хитростей и обманов, то когда все, кто пришёл в диван из городов и селений, отправились к своим местам и дела их выправились, царь приказал везирю, малому по годам, большому по разуму, то есть сыну Шимаса, призвать прочих везирей, и они все явились к царю, и тот уединился с ними и сказал: «Знайте, о везири, что я уклонялся от прямого пути, был погружён в невежество, отвращался от добрых советов, нарушал обещания и клятвы и прекословил советчикам, и причиной всего этого была забава с этими женщинами, и их обманы, и ложный блеск их слов, и ложь, и моё согласие на это. Я думал, что их слова – искренний совет, так как они были нежны и мягки, а оказалось, что это яд убийственный. Теперь же я утвердился в мнении, что они хотели для меня лишь смерти и гибели, и заслужили они наказание и возмездие от меня по справедливости, чтобы я сделал их назиданием для поучающихся. Но каков будет правильный план, чтобы их погубить?»

И везирь, сын Шимаса, ответил: «О царь, великий саном, я говорил тебе раньше, что вина падает не на одних только женщин, – её разделяют с ними и мужчины, которые их слушаются. Но женщины при всех обстоятельствах заслуживают возмездия по двум причинам: во-первых, для исполнения твоего слова, ибо ты есть величайший царь, а во-вторых, потому, что они осмелились идти против тебя и обманули тебя и вмешались в то, что их не касается и о чем им не годится говорить. Они более всех достойны гибели, но довольно с них того, что их теперь поражает. Поставь же их от сей поры на место слуг, и тебе принадлежит власть в этом и во всем другом».

И некоторые из везирей посоветовали царю то же самое, что говорил ибн Шимас, а один везирь выступил к царю, пал перед ним ниц и сказал: «Да продлит Аллах дни царя! Если необходимо сделать с ними дело, которое их погубит, сделай так, как я тебе скажу». – «А что ты мне скажешь?» – спросил царь. И везирь сказал: «Самое правильное вот что: прикажи одной из твоих любимиц, чтобы она взяла женщин, которые тебя обманули, и отвела их в комнату, где произошло убийство везирей и мудрецов, и заточила их там, и прикажи давать им немного пищи и питья – лишь в такой мере, чтобы поддерживать их тело, и совершенно не позволять им выходить из этого места. И пусть тех, кто помрут сами по себе, оставляют среди них, как есть, пока все женщины не умрут до последней. Вот ничтожнейшее воздаяние им, ибо они были причиной этой великой смуты, – нет, корнем всех бедствий и смут, которые были во все времена. И оправдались в них слова сказавшего: „Кто выроет своему брату колодец, сам в него упадёт, хотя бы долго длилось его благополучие“

И царь принял мнение этого везиря и сделал так, как он говорил. Он послал за четырьмя жестокосердым» наложницами и отдал им тех женщин, приказав отвести их к месту убиения и заточить там, и назначил им немного плохой пищи и немного скверного питья. И было дело их таково, что они печалились великой печалью и клялись в том, что из-за них случилось, и горевали великой горестью, и наделил их Аллах, в воздаяние, позором в здешней жизни и уготовал им пытки в последней жизни, и они оставались в том тёмном месте с зловонным запахом. И каждый день несколько из них умирало, пока они не погибли до последней.

И весть об этом событии разнеслась по всем странам и землям, и вот чем кончилось дело царя, его везирей и подданных.

Хвала Аллаху, который губит народы и оживляет истлевшие кости, и достоин он прославления, и возвеличения, и восхваления во веки веков!

Сказка об Абу-Кире и Абу-Сире (ночи 930—940)

Рассказывают также, что жили в городе Искандарии два человека, и один из них был красильщик по имени Абу-Кир, а другой – цирюльник по имени Абу-Сир. Они были друг другу соседями на рынке, и лавка цирюльника была рядом с лавкой красильщика. А красильщик был плут и лгун, человек очень злой, как будто висок его был высечен из твёрдой скалы или сделан из порога еврейской молельни. Он не стыдился сделать с людьми позорное дело, и было у него в обычае, когда кто-нибудь давал ему ткань, чтобы выкрасить её, требовать сначала плату и намекать, что он купит на неё снадобий для окраски. И заказчик давал ему плату вперёд, и Абу-Кир брал её и тратил на еду и питьё, а затем он продавал эту ткань, которую взял, после того как уходил её владелец, и тратил плату за неё на еду, питьё и прочее, и он ел лишь прекраснейшие из роскошнейших кушаний и пил лишь самое лучшее из того, что прогоняет ум.

А когда приходил к нему владелец ткани, он говорил: «Завтра приходи ко мне до восхода солнца и найдёшь свою вещь выкрашенной». И владелец вещи уходил и говорил про себя: «День от дня близко!» А затем он приходил на другой день, по условию, а Абу-Кир говорил ему: «Приходи завтра! Я вчера не работал, так как у меня были гости и я заботился о том, что им было нужно, пока они не ушли. А завтра, до восхода солнца, приходи и бери твою ткань выкрашенной».

И заказчик уходил и приходил на третий день, и Абу-Кир говорил: «Вчера мне было простительно, потому что моя жена ночью и весь день рожала, а я исполнял все дела, но завтра уж непременно приходи, бери твою вещь выкрашенной».

И заказчик приходил, по условию, и Абу-Кир являлся к нему оттуда, где был, с другой хитростью и клялся ему…».

И Шахразаду застигло утро, и она прекратила дозволенные речи.

Девятьсот тридцать первая ночь

Когда же настала девятьсот тридцать первая ночь, она сказала: «Дошло до меня, о счастливый царь, что красильщик, всякий раз как к нему приходил владелец вещи, являлся оттуда, где был, с какой-нибудь хитростью и клялся ему. И он все время обещал и клялся, когда заказчик приходил, пока тот не начинал тревожиться и не говорил: „Сколько раз ты будешь мне говорить „завтра“? Давай мою вещь, я не хочу её красить“.

И Абу-Кир говорил: «Клянусь Аллахом, о брат мой, мне перед тобой стыдно, но я расскажу тебе правду, и Аллах пусть обидит всех, кто обижает людей». – «Расскажи мне, что случилось», – говорил заказчик. И Абу-Кир отвечал: «Твою вещь я выкрасил в краску, которой нет подобной, и развесил её на верёвке, и её украли, и я не знаю, кто её украл».

И если владелец вещи был из людей добрых, он говорил: «Аллах возместит мне», а если был из людей злых, то начинал поносить и позорить Абу-Кира, но не получал с него ничего, хотя бы даже пожаловался судье.

И Абу-Кир не переставал делать такие дела, пока молва о нем не распространилась среди людей. И люди стали предостерегать друг друга от Абу-Кира, и о нем складывали поговорки, и все отказались от него. И с ним попадался только тот, кто не знал об его обстоятельствах, и несмотря на это, Абу-Кира непременно каждый день поносили и позорили твари Аллаха великого, и получился по этой причине у него застой в делах.

И он стал приходить в лавку своего соседа, цирюльника Абу-Сира, и сидел внутри её, напротив красильни, смотря на её дверь, и если видел, что кто-нибудь, кто не знает об его обстоятельствах, стоит у дверей красильни с вещью, которую хочет покрасить, то выходил из лавки цирюльника и говорил: «Что тебе нужно, о такой-то?» И пришедший говорил: «Возьми выкраси мне эту вещь»! И АбуКир спрашивал: «В какой цвет ты хочешь? (а он, при этих порочных качествах, умел красить во все цвета, но никогда не поступал ни с кем по правде, и несчастье одолевало его), – и затем брал вещь у заказчика и говорил: „Давай плату вперёд, а завтра приходи, бери твою вещь“.