Губительница душ, стр. 38

— Следовательно, эта хозяйка была их сообщницей?

— По-видимому, эти разбойники были ее старыми знакомыми.

— Как зовут содержательницу шинка?

— Прасковья Вотрубешко. Допросите нашу деревенскую девушку, и она подтвердит вам мои слова.

— Вы полагаете, что Пиктурно похоронен в той роще, где его убили?

— Вероятно… Но были ли это разбойники, еще неизвестно.

— Быть может, заговорщики? Но с какой же целью…

— Известно ли вам о существовании секты «небесных посланников»?

— Господи, Боже мой! — воскликнул Бедросов. — Я давно уже преследую эту проклятую кровожадную секту и до сих пор мне не удалось поймать ни одного из ее членов. Эти изверги люты, как тигры, и лукавы, как змеи!.. Вы убеждены в том, что именно они убили несчастного Пиктурно?

— Я в этом не сомневаюсь.

— Почему же ваша крестьянка говорила, что убийство студента совершено разбойниками?

— Они были всего лишь оружием в чужих руках и действовали под влиянием угроз или просто за известную плату.

— Это совершенно справедливо… Спасибо вам, барышня.

— Вы никому не скажете, что я выдала вам эту тайну?

— Даю вам честное слово.

Вдали показался шинок и за ним — небольшая сосновая роща.

— Здесь мы свернем с дороги, — сказала Генриетта, — и пройдем прямо в лесок. Там я останусь, а вы с вашим агентом и моим кучером отправитесь в шинок. Не забудьте только закурить трубки — у здешних крестьян они постоянно торчат в зубах.

— Да какая же вы умница, милая барышня!

В роще было совершенно темно. Лошади шли шагом при слабом мерцании звезд. Наконец сани остановились в чаще леса.

— Позвольте мне оставить здесь с вами моего агента, — начал Бедросов, — вас могут испугать.

— Я ничего не боюсь… Впрочем, как вам угодно.

Она заранее знала, что ее не оставят одну ночью в лесу. Миров взял вожжи в руки, между тем как Бедросов раскуривал коротенькую малороссийскую трубочку.

— Когда вы мне понадобитесь, я подам вам сигнал, — сказал он, — а если услышите выстрел, тотчас же бегите ко мне на помощь. — И, пожав девушке руку, он отправился вместе с кучером Доливой по тропинке к шинку.

Огромный волкодав с громким лаем бросился на непрошеных гостей; в окнах шинка светился огонек, но на дворе не было ни души. Частный пристав подошел к окну и увидел сквозь закоптелые стекла, что в шинке у одного из столов, свесив голову на грудь, дремлет пьяный мужик, а хозяйка, сидя за прилавком, считает деньги.

Бедросов и Долива вошли в шинок. Первый сел в темный угол у стола, а второй потребовал вишневки. Хозяйка подала бутылку наливки и два стакана и, заигрывая с кучером, ударила его кулаком по плечу.

Тот отвечал ей подобной же шуткой, с добавлением крепкого словца.

Между тем частный пристав не без любопытства рассматривал плотную женщину среднего роста. На ней была пестрая юбка, короткий полушубок, вокруг шеи в несколько рядов — коралловые бусы, из-под белого платка торчали космы черных как смоль волос, оттеняя слегка загорелое, довольно красивое лицо; вздернутый нос и приподнятая толстая верхняя губа изобличали в ней сварливый характер. На вид ей было слегка за тридцать.

— Как зовут твоего приятеля? — спросила хозяйка, пристально глядя на Бедросова. — Мне кажется, я его где-то видела… Никак не припомню его имени.

— Это Иван Клучанка.

— Из Ромшина?

— Ну да, он самый.

— Вы приехали из города?

— Экая любопытная!

— Нас потребовали к допросу, — вмешался в разговор частный пристав, — проклятые полицейские крючки пронюхали, что у тебя в шинке зарезали какого-то молодого барина… вот, значит, у нас и спрашивали, не знаем ли мы, кто его убил.

— Этого дела никто не знает, кроме меня, — возразила хозяйка.

— Так это правда?

— Сущая правда!.. Раз ночью приехал сюда из Киева молодой барин, красавец-мужчина… и вслед за ним барыня с закрытым лицом… Вдруг отворяется дверь, и в шинок врываются разбойники… связывают меня по рукам и ногам, завязывают платком глаза и бросаются на молодого барина… Я слышу, как он с ними борется… кричит сердечный… зовет на помощь, а я и пошевельнуться не могу!.. Потом все утихло, и все они куда-то уехали… Когда они вернулись в шинок, то есть разбойники-то, ни барина, ни барыни с ними не было, ну развязали они мне глаза, руки и ноги, да и показывают мне золотое колечко: купи, дескать, тетка, дешево продадим.

Между тем Генриетта, оставшись в лесу с Мировым, мысленно молила Бога вразумить и поддержать ее — бедной неопытной девушке досталась самая трудная роль в этой кровавой драме.

— Кажется, все идет благополучно, — после долгого молчания заметил полицейский агент.

— Беда, если там догадаются, что Бедросов не мужик.

— Я слышал, что вы дружны с девицей Малютиной?

— Да, я с ней знакома.

— Говорят, что она участвовала в убийстве студента Пиктурно.

Генриетта не возразила ни слова.

— Быть может, это вас удивляет, — продолжал агент, — но я уже давно слежу за девицей Малютиной и пришел к убеждению, что она принимала личное участие в этом преступлении.

— Я не нахожу тут ничего невероятного.

— Носятся слухи, что она принадлежит к ужасной секте губителей…

Не замечали вы чего-нибудь странного в ее поведении?

— Нет, но, зная ее характер, полагаю, что она способна совершить преступление.

В эту минуту неподалеку, между деревьями, показалась женщина верхом на лошади. Она махнула белым платком. Миров не мог этого увидеть, потому что стоял к ней спиной.

— Что это значит? — вскричала Генриетта. — Сюда кто-то идет…

Агент оглянулся… В тишине ночи раздался выстрел, и несчастный с окровавленным лицом повалился на снег… Он еще дышал, но не мог говорить, только в глазах его застыл немой вопрос: «За что ты меня погубила?».

— Покайся, — сказала ему Генриетта, — ты в моих руках, и я принесла тебя в жертву… За это Господь отпустит тебе твои грехи.

Миров поднял сжатые кулаки, но в это мгновение сектантка снова нажала курок… Этим окончилось первое действие кровавой драмы.

Услышав первый выстрел, Бедросов выбежал из шинка вместе с Доливой, но не успели они сделать нескольких шагов по направлению к роще, как навстречу им выехал на лошади Каров.

— Стой! — закричал частный пристав. — Стой, или я застрелю тебя!

В ту же минуту, словно из-под земли, выросла Эмма Малютина. С быстротой молнии она накинула Бедросову петлю на шею и во весь дух помчалась по полю, увлекая за собою несчастную жертву… Вопль отчаяния замер в воздухе… Никто не явился на помощь… От свирепой амазонки нельзя было ждать пощады.

XXXIX. Небылицы

Рано утром на следующий день старик Монкони приехал в полицейское управление вместе со своей дочерью. Бледная как смерть молодая девушка была сильно встревожена: глаза ее горели, лихорадочная дрожь пробегала по всему телу.

— Застав однажды господина Бедросова у моей приятельницы, Эммы Малютиной, — начала Генриетта, обращаясь к полицмейстеру, — я шутя попросила его принять меня в число его агентов и вчера вечером, переодевшись в крестьянское платье, поехала вместе с частным приставом и господином Мировым в село Мешково. По дороге, неподалеку от шинка, на нас напала шайка жутких разбойников. Они остановили наших лошадей, вытащили из саней Бедросова и его агента, связали их по рукам и ногам и увезли в лес, приказав нашему кучеру отвезти меня обратно в Киев.

Крестьянин Долива дал при допросе точно такие же показания.

Полицмейстер, взяв с собой лучших из своих агентов и человек двадцать конных казаков, немедленно поехал на место преступления. Двери шинка были заперты, так что пришлось их выломать, но в домике не нашли ни души, только на конторке лежала записка следующего содержания:

«Напрасный труд. Вы не найдете людей осудивших и казнивших изменника Пиктурно».

Обыскали лес: там на одном из деревьев висели трупы Бедросова и Мирова, под ними к стволу был прибит гвоздями плакат с надписью: «Смертный приговор.