Дети Разума, стр. 43

— Как я могу эгоистично терзаться своим одиночеством в такой момент, когда я услышала голос человека, который видит в небесах?"

Хотя где— то в глубине души она все же понимала: «Я здесь потому, что я -тот человек, который должен любить Питера, любить так сильно, чтобы он смог почувствовать себя достаточно ценным и позволить добродетелям Молодой Валентины войти в него, делая его полным, делая его Эндером. Но не Эндером-Ксеноцидом, или Эндрю, Голосом Тех, Кого Нет, виновным и сочувствующим смятению других разбитых, уязвленных и незаживающих сердец, но Эндрю Виггином, чья жизнь была поломана и разбита с четырех лет от роду, когда он был еще слишком мал, чтобы защитить себя». Ванму была единственной, кто мог помочь Питеру стать тем человеком, в которого вырос бы тот ребенок, если бы мир был добрым.

«Откуда мне знать? — думала Ванму. — Как мне увериться в том, что надо сделать?»

"Я знаю потому, что это очевидно, — ответила она самой себе. — Я знаю потому, что я видела мою возлюбленную госпожу Хань Цин-чжао, разрушенную гордыней, и я сделаю все что угодно, чтобы удержать Питера от саморазрушительной гордыни, рожденной его собственной недостойной дерзостью. Я знаю это потому, что и моя жизнь тоже была разбита, когда я была еще ребенком, и заставила меня стать злобным, хотя и покладистым, эгоистичным монстром, манипулирующим другими ради защиты ранимой девочки, которой недоставало любви и которая могла быть раздавлена жизнью, которую ей пришлось вести. Я знаю, что значит чувствовать себя врагом самому себе, и все же я смогла избавиться от этого и пойти вперед, значит, я могу взять Питера за руку и показать ему путь.

Если только не помнить, что я не знаю пути, что я осталась все той же обиженной, жаждущей любви девочкой, испуганной и хрупкой, и все тот же сильный и злобный монстр продолжает управлять моей жизнью, и что Джейн придется умереть, потому что я ничего не могу дать Питеру. Ему необходим глоток кавы, а я — только простая вода. Нет, я морская вода, замутненная песком на границе прибоя, пропитанная солью, — он выпьет меня и убьет себя жаждой".

И тогда она поняла, что тоже плачет, что тоже растянулась на песке, простирая руки к морю, к берегу, откуда отчалило каноэ Малу, как унесшийся в космос корабль.

Старая Валентина смотрела на топографическом экране терминала, как самоанцы лежат, рыдая, на берегу. Она смотрела молча, пока в глазах не появилось жжение, и -Тогда наконец заговорила:

— Выключи, Джейн.

Экран погас.

— И что мне теперь делать? — спросила Валентина. — Тебе следовало показать это моему двойнику — моей молодой близняшке. Тебе следовало бы разбудить Эндрю и показать ему. А я-то тут при чем? Я знаю, что ты хочешь жить. Я тоже хочу, чтобы ты жила, но что я могу сделать?

Человеческое лицо Джейн неясным мерцанием всплыло над терминалом.

— Не знаю, — сказала она, — но приказ только что вышел.

Они начали отключать меня. Я теряю части памяти. Я уже не могу думать над таким большим количеством вещей одновременно. Мне нужно место, куда я могу уйти, но этого места нет, а даже если и есть, я не знаю к нему дороги.

— Ты боишься? — спросила Валентина.

— Не знаю, — отозвалась Джейн. — Думаю, им понадобится несколько часов, чтобы окончательно добить меня. Если я пойму, что чувствую перед концом, я скажу тебе… Если смогу.

Валентина закрыла руками лицо, долго сидела неподвижно, а потом поднялась и направилась к выходу.

Джакт, глядя, как она уходит, грустно покачал головой. Много лет тому назад, когда Эндер покинул Тродхейм, а Валентина осталась, чтобы выйти замуж за Джакта и стать матерью его детей, он радовался, какой счастливой и живой она стала, освободившись от груза, который Эндер постоянно на нее взваливал и который она постоянно несла, сама того не осознавая. А потом она спросила его, поедет ли он с ней на Лузитанию, и он ответил — «да», и теперь все опять по-старому, теперь она снова согнулась под тяжестью жизни Эндера, под его потребностью в ней. Джакт не мог обижаться — никто ничего такого не планировал, никто не пытался украсть у Джакта часть его собственной жизни. Но все-таки ему больно было видеть Валентину, снова обремененную той же тяжестью, и понимать, что, несмотря на всю его любовь, он ничем не может ей помочь.

Миро столкнулся с Элой и Кварой в дверях корабля. Внутри уже ждала Молодая Валентина вместе с пеквенинос по имени Огнетушитель и одной из безымянных работниц Королевы Улья.

— Джейн умирает, — сказал Миро. — Мы должны отправляться сейчас же. У нее может не хватить сил отправить корабль, если мы будем слишком медлить.

— Как ты можешь просить нас идти, — возмутилась Квара, — когда мы уже знаем, что, как только Джейн умрет, мы не сможем вернуться назад? Мы продержимся, только пока в корабле хватит кислорода — самое большее несколько месяцев, а потом погибнем.

— А сможем ли мы хоть что-нибудь сделать за это время? — подхватил Миро. — Сумеем ли мы научиться говорить с этими Десколадерами, этими чужаками, которые рассылают во все стороны зонды, разрушающие планеты? Сможем ли мы убедить их остановиться? Спасем ли мы все виды, которые мы знаем, и еще тысячи и миллионы, о которых мы даже понятия не имеем, от страшных и неизлечимых болезней? Джейн дала нам лучшие программы, какие только смогла придумать, чтобы помочь нам связаться с ними. Но хватит ли этого на твою главную задачу?

На задачу всей твоей жизни?

Старшая сестра Миро, Эла, смотрела на него с грустью.

— А я думала, что главную задачу своей жизни выполнила — я создала вирус, который обезвредил Десколаду здесь.

— Да, ты сделала это, — ответил он. — И это очень много.

Но нужно сделать больше, и только тебе это под силу. Я прошу тебя, Эла, полететь вместе со мной и умереть, если придется, потому что без тебя моя собственная смерть будет бессмысленной — мы с Вэл одни не сможем сделать того, что должны сделать.

Квара и Эла не ответили.

Миро кивнул им, а потом повернулся и вошел в корабль.

Но прежде чем он закрыл и задраил дверь, обе сестры безмолвно последовали за ним, обнявшись.

Глава 8

«ВАЖНО ТОЛЬКО ТО, КАКОМУ ВЫМЫСЛУ ТЫ ВЕРИШЬ»

«Не действует», — сказала Королева Улья.

«А что еще мы можем сделать? — спросил Человек. — Мы связали самую прочную сеть, какую только смогли. Мы присоединились к тебе и другим королевам так прочно, как никогда раньше, — мы все дрожим, нас шатает от напряжения, как будто разыгравшийся ветер мечется в наших кронах и заставляет наши листья блистать в солнечном свете, а весь свет, который излучаешь ты и твои дочери, и вся любовь, которая есть у нас к нашим нежным матерям и нашим дорогим безмолвным материнским деревьям, сосредоточена в тебе, в нашей королеве, нашей сестре, нашей матери, нашей преданной жене. Как может Джейн не видеть, что мы сделали, как она может не хотеть слиться с такой сетью?».

«Она не может найти к нам дороги, — объяснила Королева Улья. — Да, она наполовину создана из того же материала, что и мы, но она давно отвернулась от нас, потому что не отрываясь смотрела на Эндера, слилась с ним. Она была нашим мостом к нему. А теперь он — ее единственный мост к жизни».

«Какой там мост? Он сам умирает».