Случайный многожёнец, стр. 10

— Ты кто? — хрипло прошептал парень, когда очнулся.

— Мимо плыву, вверх по Каме, — ответил Белов, разглядывая лицо раненого. Он с удовольствием убедился в ровном розовом цвете лица, без излишней бледности и лихорадки.

— Довези меня, я живу на берегу, полдня пути. — довольно уверенно сказал парень, — только прошу, очень прошу, принеси мою рогатину с берега.

— Тогда потерпи немного, сейчас схожу, — удивился Белов и осторожно пошёл по следу раненого.

След был виден даже для такого неопытного следопыта, как Белов. Раненый, видимо, только полз, идти не мог. Но прополз он удивительно много, больше километра. Там, на полянке, Белов увидел истоптанную и залитую кровью траву, убитого кабана, в боку которого торчал обломок железного наконечника копья или рогатины, как сказал парень. Древко рогатины Белов не нашёл, возможно, оно скатилось с обрыва. Нести кабана с собой Белов не собирался, хряк был здоровый, больше ста или двухсот килограмм, да и мясо у него с неприятным привкусом. Обломок копья Белов решил не выдёргивать, а вырубить вместе с куском мяса. Завернув это хозяйство в листья мать-и-мачехи, положил в мешок и быстрым шагом вернулся к костру.

Парень уже спокойно лежал и сразу спросил:

— Нашёл?

— Нашёл и положил в мешок. Да ты скажи, как тебя зовут, — ответил Белов.

— Зовут меня Слад, я сын старосты наших выселков, — обрадовался парень.

Белов достал свои припасы, перекусил. К его удивлению, Слад тоже с удовольствие слопал кусок копчёного мяса, это явно свидетельствовало о его стабильном состоянии. Уточнив, выдержит ли Слад перетаскивание к лодке, Белов аккуратно стащил парня к реке и через пару минут грёб вверх по Каме.

Слад заметно прибодрился и рассказывал Белову, как хотел взять поросёнка, да не увернулся от секача, ладно хоть жив остался. Слова были славянские, но немного отличались от русского, хотя большинство текста было вполне понятно. Белова это не сильно удивляло, он застал ещё семидесятые годы, когда до зари телевидения почти в каждом не только районе, даже сельсовете был свой диалект. Например, он сам бывал в деревнях, где буква «ц» заменялась в разговоре на «ч», и наоборот, непонятно по какой причине. Слова курица, чугунок, звучали как курича, цугунок. И это без учёта местных уральских диалектизмов, которыми в восьмидесятые и девяностые годы восхищались приезжие лингвисты и филологи, — баско, кутешонок, смекать и так далее.

Белов с удовольствием разговаривал со Сладом, привыкая к новым оборотам речи и запоминая слова. Парень рассказал, что на Выселках около двадцати дворов, на днях должны приехать купцы, сам он собирается осенью жениться, и отец обещал построить ему отдельный дом. Что у него две младшие сестры, а старшие уже замужем, сам Слад единственный сын у старосты, поэтому любимый. И всякую такую милую чушь, которую Белов с удовольствием запоминал. Иногда Слад начинал дремать, сказывалась сильная кровопотеря.

Так, за разговорами, и добрались до Выселков, которые открыто стояли на крутом берегу Камы, заметные издалека, возле впадения небольшой реки. Белов сразу направил лодку к небольшому причалу, а ребятишкам, которые прибежали, указал дремавшего Слада, который от крика пацанов проснулся.

— Бегом зовите моих, я тут ногу поранил, надо домой донести, — крикнул на ребят Слад. Буквально через минуту к причалу спустился нарядно, даже богато одетый мужчина лет сорока, который достаточно хмуро оглядел Слада и Белова. Но, после слов сына, что тот поранил ногу, а проезжий перевязал его и довёз домой, староста отошёл лицом.

— Кто такой, как зовут, куда плывёшь? — глянул он на Белова.

— Зовут меня Белов, роду я русского, пришёл издалека и поселился ниже по Каме. А плыл я за солью, соль у меня кончается, — подробно рассказал Белов, как можно простодушнее сделав лицо. После многолетней работы опером любой станет неплохим артистом. Ещё двадцать лет назад старший опер учил Белова, что стрельба и драки, бег по крыше, это брак в работе сыщика. Настоящий сыщик должен любого бандита взять без шума и драки, да желательно и без насилия. Для этого надо убедить человека. Вот этот дар убеждения и вырабатывался у хороших оперов к концу службы. Чтобы получить информацию, надо уметь вызвать доверие у любого человека — молодого и старого, бомжа и бизнесмена, учёного и крестьянина, мужчины и женщины. Независимо от времени, обстоятельств и желания. Порой так хотелось плюнуть, пнуть какую-нибудь сволочь, но Белов научился перешагивать через свои чувства для дела, не показывая вида. Поэтому его всегда шокировали сериалы про ментов, где опер грубый, хамоватый, или страшно умный. Кто же такому даст информацию?

Но это лирические отступления, а пока Белов сделал всё, чтобы не вызвать у старосты неприязни или подозрения. Уж очень непростым показался староста, а такие люди Белову просто бросались в глаза. Видимо, староста поверил Белову и сыну, потому что сразу распорядился отнести Слада в дом, а Белова попросил пойти с ним и рассказать всё.

Робинзон приковал лодку цепью и замком к пристани, взял своё имущество и пошёл за старостой, разглядывая выселок. Выселок оказался огорожен частоколом из четырех-пяти метровых тёсаных стволов деревьев. Возле открытых ворот сидел мужичок с рогатиной и топором за поясом. На идущих мужчин он посмотрел с интересом, но ничего Белову не сказал.

Дома внутри ограды стояли достаточно плотно, без огородов, в две перпендикулярные улицы. Почти в центре выселков староста показал на дом и добавил:

— Это гостевой дом, можешь оставить там свои вещи, сейчас там никого нет.

Белов не стал спорить, зашёл внутрь и бросил вещмешок у двери. Дом был стандартный, с очагом, без окон, полатями вдоль стен. Белов сразу вышел и пошёл за старостой, который заходил в большой дом, стоящий на площади неподалёку. Возле дома толпилось несколько женщин и детей, но Белову ничего не сказали, пропустили в дом молча. Дом был типовой, только окна большие, до метра высотой, остеклённые прозрачным материалом, похожим на слюду. Пол земляной, у дальней стены положили на полати Слада. Белов подошёл поближе и подробно рассказал и показал, какие ранения, объяснил, что надо через несколько дней выдернуть нитку, а то она загниёт.

— Про нитки я знаю, а через два дня сюда привезут лекаря, он разберётся, — достаточно спокойно ответил Скор, как назвался староста. После рассказа про обнаружение обломка рогатины, Белов отдал старосте упакованный обломок с частью кабана. Послушав всё до конца, Скор поблагодарил Белова, что вышло достаточно спокойно, даже формально, как Белову показалось. Затем староста пригласил Белова отобедать с ним. Стол накрыли прямо в доме, между двумя окнами. На завалинку к столу перенесли Слада, а Скор и Белов сели на табуретки с двух сторон.

Впервые в этом мире на первое подали жидкое блюдо, щи с мясом. Белов похвалил себя за взятую ложку, которую достал из голенища кирзового сапога. Ложка была стандартная, из нержавейки, но резко отличалась блеском от тусклых серебряных ложек хозяев. Ещё Белова обрадовал хлеб и квас, который даже разлили по отдельным кружкам. Разговор за столом шёл неторопливый, староста больше спрашивал, а Белов также кратко отвечал, не сильно отклоняясь от истины, но и не болтая лишнего. О себе он рассказал, что приехал сюда из далёкой страны, один и поселился в доме в двух днях пути. Имущества с собой взял немного, вот соль и кончилась.

— Завтра здесь будет торг, возьмёшь себе соли, — успокоил его Скор.

— А хорош ли лекарь и почему он будет через два дня, — поинтересовался в свою очередь Белов.

— Лекарь живёт не здесь, а один в лесу, за ним уже пошли. Лучше этого лекаря нигде нет, даже в Соли Камской. Они сами к нему обращаются, — с гордостью ответил староста, мол, знай наши возможности.

— Не опасно ли одному в лесу жить? — удивился Белов.