Все включено: скандал, секс, вино, стр. 31

– А я-то тут при чем?

– Ты, конечно, ни при чем и можешь зазря пострадать, поэтому объясни Павлу Степановичу: он должен срочно вернуть мне деньги. Объясни, пожалуйста, так, чтобы он это понял. Тогда все будет хорошо.

– Я передам, – пискнула я.

На этом мы распрощались. Если бы я в самом деле была какой-нибудь «деточкой», то, возможно, тут же свалила бы от греха подальше, но я была журналисткой и мне было интересно посмотреть, как будет дальше развиваться ситуация, а поэтому осталась. И не зря.

Стоило мне нажать на отбой, как телефон тут же зазвонил вновь. На этот раз Павла Степановича добивалась законная супруга, которую тоже не смутило, что на звонок ответил женский голос.

– Неадекватен? – переспросила она. – Пусть немедленно домой катится, как протрезвеет. А то меня его партнеры уже достали.

Пока Редька спал на свининке с картошкой, я успела поговорить со следователем, ведущим Серегино дело и желавшим побеседовать с тестем; секретаршей Наташей, уточнявшей, будет ли начальник сегодня в офисе. Наташе я сказала, что он не в том состоянии. «Поняла», – усмехнулась она. Затем позвонила Варя из Выборга. Я навострила ушки. Варя плакала и просила у Павла Степановича защиты. К ней приезжали какие-то жуткие типы и допрашивали с пристрастием.

– Я теперь месяц работать не смогу! – рыдала в трубку Варя. – Павел Степанович, что мне делать? За что я страдаю?! Да, и Ленка пропала. С того самого вечера. Ее все ищут. Павел Степанович, что мне делать? Помогите мне, пожалуйста! Павел Степанович, мне не к кому больше обратиться!

Я ласково попросила у Вари все возможные номера телефонов, поясняя, что тогда Павлу Степановичу будет легче с ней связаться, а то я не уверена, при нем ли записная книжка. Я представилась секретаршей. В дополнение к мобильному, с которого звонила девушка, Варя дала номер в Выборге, который я быстро записала на салфетке, а салфетку тут же спрятала в сумку.

После Вари я общалась с партнером, интересовавшимся стиральными машинами. Потом позвонил какой-то Виктор с требованием объяснить, что происходит, затем я услышала в трубке голос Сергея…

Я не могла ошибиться. Это был он. Свой голос я решила изменить, как и при разговоре с Колобовым. Если что, представиться всегда успею.

– Кто звонит? – пропищала я. – Зять? Так вы же вроде…

– Вот оттуда и звоню.

– А разве можно?.. – Нужно было играть роль идиоточки, которых, судя по тому, что мне стало известно, любил Павел Степанович.

– Девушка! – рявкнул Сергей. – Скажите ему, что если он меня отсюда не вытащит, то я его сдам с потрохами! Вы все поняли? Следак хочет двадцать штук. Пусть Редька платит. И вопрос тихо решается. Вы поняли, что я сказал?

– Да, – пропищала я. – Обязательно передам. Двадцать штук, и вы на свободе.

Я сама отключила связь и откинулась на спинку стула.

Каким образом Серега собирается сдавать Редьку? Хотя, конечно, он ведь в деталях знает про дела фирмы. А какая фирма работает без криминала? Тем более тут поставки техники со свалок… Хотя ведь сдавать можно не только властям… Есть и более серьезные и, главное, опасные инстанции. Господин Колобов например.

«А не наведаться ли мне завтра в Выборг? – подумала я. – Вначале в Кресты, а потом туда? Пообщаюсь с незнакомой мне Варей, засвидетельствую свое почтение Любаше, вот она, наверное, обрадуется моему появлению, или меня просто в гостиницу не пустят? Фотографии прибалта (правда, посмертные) давно готовы, надо будет попросить наш технический отдел сделать еще несколько копий, чтобы показывать, кому следует. А вдруг окажется, что Варя знала прибалта? Да и насчет того, где сейчас находится Ленка, вернее, ее останки, у меня имелись кое-какие сведения. Вот только кто засунул Ленку в Серегин багажник?»

Я посмотрела на мирно спящего Редьку. Зачем он меня сюда все-таки вызывал? И дожидаться ли мне его пробуждения? Я посмотрела на часы. Если буду ждать – опоздаю в редакцию. Виктория Семеновна уйдет домой, а на завтра у меня другие планы. Послезавтра сдавать статью будет уже поздно.

Я подозвала официанта, сказала ему, что с ним рассчитается спящий господин, официант улыбнулся и ответил, что они его давно знают, я поблагодарила за вкусный обед, распрощалась с персоналом и покинула Редьку.

По прибытии в редакцию услышала от охранника:

– Иди спасай Викторию Семеновну. Там очередной творец пришел.

То, что существо относится к мужскому полу (по крайней мере от рождения), определила по попытке поцеловать мне руку – таким образом выражалось восхищение моими статьями и телерепортажами. Творец оказался длинноволосым, худым и невысоким, одет был в балахон салатного цвета, из-под которого выглядывали такие же брючки. Поверх балахона красовалась некая накидка (тоже салатная), предназначения которой я определить не смогла.

Существо пришло предложить свой опус, заметив, что мы в нашем еженедельнике, как, впрочем, и в других изданиях холдинга, совсем не пишем о животных. Ну как же? – так и подмывало спросить меня, как, похоже, и Викторию Семеновну. У нас есть кое-что для извращенцев. Судя по внешнему виду, гость редакции как раз относился к их числу. Я, признаться, увидев его, подумала, что он (оно) принес что-то об угнетении сексуальных меньшинств. Ан нет. Существо оказалось борцом за права братьев наших меньших. И каких только людей не встретишь в редакции!

После моего появления Виктория Семеновна творца быстро выпроводила, пообещав ознакомиться с его работами. Мне, признаться, было его немного жаль: я сама очень долго ходила по издательствам и получала одни отказы. Парень совершил ошибку, придя к нам – у нас в еженедельнике нет рубрики, в которую могли бы встать его статьи, а открывать новую под неизвестного автора никто не будет.

Мы немного поболтали с главной, она взяла у меня статью (то есть две – про мой плен и труп прибалта) с фотографиями, и я отправилась домой. Оттуда позвонила Серегиной матери, в подробностях рассказала про передачки и просила звонить мне в любое время.

Повесив трубку, задумалась. А не проехаться ли мне к тайной квартире Сергея? Там ведь компьютер стоял, насколько я помнила. А в компьютере всегда можно отыскать много интересного. Не на работе же Сереге было компромат собирать? То есть держать, пусть и в зашифрованных файлах? И не в квартире Креницких.

Я снова позвонила Серегиной матери, извинилась и попросила съездить со мной на Богатырский проспект.

– Юленька, а ты не могла бы сама? – спросила мама. – Я плохо себя чувствую. Я дам тебе ключи. У тебя своих нет? Приезжай.

Я поехала. Такой вариант меня устраивал гораздо больше.

Глава 13

От Серегиной матери насилу отделалась. Она задала мне тысячу вопросов, большая часть из которых показались мне просто идиотскими.

– Юленька, ты же понимаешь: в нашей семье никто не сидел, – оправдывалась она и тут же спросила: – А у тебя?

Я пояснила, что один мой дед в свое время получил десять лет по печально известной пятьдесят восьмой статье. В НЭП он смог открыть свою фруктовую лавку в Апрашке, но потом оказалось, что «прятал фрукты от детей рабочих», как и другие лавочники. Хотя дед был из бедной крестьянской семьи, в двенадцать лет его, как старшего сына, отправили в Петербург к дальним родственникам. Он работал мальчиком в ресторане, потом во фруктовой лавке. Он всего добился сам. Был показательный процесс в ДК Первой пятилетки, потом – Беломорско-Балтийский канал, затем – город Свободный на Дальнем Востоке (хотя ни о какой свободе речь не шла и оказавшиеся там воспринимали название как издевку). Потом дед вернулся, только не в Ленинград, а в область, в войну защищал наш город. Реабилитирован был только после смерти Сталина.

Второй дед был поручиком русской армии во время Первой мировой войны. С первых дней Гражданской воевал в Красной Армии, командовал пулеметным взводом. Но в начале двадцатых годов, когда бывших офицеров начали брать в качестве заложников (чтобы расстреливать, если убьют кого-то из большевиков), деда посадили в камеру смертников. Он ждал расстрела. Но прадед был в городе Луге (теперь – Ленинградская область) самым известным самогонщиком, а дедов брат дружил с главным лужским чекистом и поил его этим самогоном. Когда дед оказался в камере смертников, его брат обратился к приятелю за помощью. Они поехали в Петроград и выкупили деда за три мешка картошки. «А они в те времена были дороже двадцати тысяч долларов сейчас, – почему-то подумала я. – Правда, в России после вступления в Совет Европы объявлен мораторий на смертную казнь, и Серега просто собирается откупаться от срока. Что ж, правильно делает. Зачем сидеть, если можно не сидеть? И ведь он, по большому счету, не виноват». Но я не могла объяснить все это Серегиной матери. У меня вообще создалось впечатление, что она все годы жила в каком-то своем хорошем мире, оторванная от действительности, и не очень представляла, что происходит вокруг.