Тайны старого Петербурга, стр. 4

Тут в нашей квартире появился кто-то из следственной бригады и задал мне тот же вопрос, что и пожарные. Внутренний голос подсказал: там что-то не так. Может, кто-то задохнулся угарным газом или едким дымом и им не провести опознание? Следователь тем временем предложил мне пройти вместе с ним в парадный подъезд.

Вновь оказавшись во дворе, я крикнула Сережке и соседям, чтобы не вставали со скамейки, а дожидались меня. Они, правда, не послушались, изъявив желание подняться наверх. Иван Петрович помог бабулькам, подхватил мою спортивную сумку и рюкзак Сережки, а мой сын, накинув на плечи мою норковую шубку, достававшую ему почти до пят, понес назад в дом испуганного кота, прижимавшегося к мальчику всем телом. Сын с Иваном Петровичем угрюмо молчали, бабульки утирали слезы. Я обещала скоро вернуться.

Потолок в соседней с нами квартире обвалился в одной из двух комнат, еще сохранявших убранство, оставленное предыдущими хозяевами. Вместе с потолком вниз, из мастерской, рухнули обгорелые и разорванные останки двух человеческих тел, по которым было невозможно никого опознать. Судмедэксперт уже собирал их в мешок. Третья комната представляла собой склад каких-то строительных материалов и мебели.

– Это из четвертой, – пояснил следователь.

Что он имел в виду, я поняла, переступив порог этой самой четвертой, где были разобраны стоявшая в углу печь и часть одной стены. Из открывшейся в стене полости на нас взирали пустые глазницы черепа. Виднелась также верхняя часть скелета. Чтобы открыть остальное, требовалось разобрать до конца кирпичную кладку.

Я невольно отшатнулась и упала на услужливо подставленные руки пожарных. Как мне потом сообщили, двое молодых парней уже успели грохнуться тут в обморок. Я оказалась немного покрепче, но, откровенно признаюсь, и мне хотелось отключиться.

Глава 2

29 июня, понедельник

Следующие три дня прошли суматошно. Мы с Сережкой, котом Мурзиком и Иваном Петровичем временно перебрались к Светке, а Анна Николаевна с Ольгой Николаевной – к Наташке. Сын, сосед и мы с подругами регулярно наезжали ко мне, сушили вещи и приводили квартиру в божеский вид.

В понедельник вечером я поехала к Наташке проведать старушек и сообщить им, что мы, насколько это было возможно, навели порядок, осталось только сделать ремонт, которым мы с Иваном Петровичем решили заняться незамедлительно. Дядя Ваня эти три дня не брал в рот ни капли (установил личный рекорд?), а также обещал «организовать мужскую силу», если таковая потребуется. Мои знакомые, которым Светка с Наташкой не преминули сообщить про случившееся со мной несчастье, оказывали посильную помощь. Прибираясь в квартире, мне то и дело приходилось открывать входную дверь: люди приносили какие-то хозяйственные мелочи. Похоже, что Светка с Наташкой расписали случившееся таким образом, что я вдруг разом потеряла все. Директриса, затеявшая ремонт в школе, предложила помочь стройматериалами, за которыми мы наведались с дядей Ваней. Оставалось лишь купить обои. Хотя разбитых безделушек мне было жаль, к вечеру понедельника я могла считать, что в большей или меньшей степени последствия стихийного бедствия ликвидированы.

Я хотела предложить Анне Николаевне и Ольге Николаевне, рвавшимся домой, еще немного пожить у Наташки – до тех пор, пока мы с Иваном Петровичем и Сережкой не сделаем ремонт и не выветрятся запахи. Но мои уговоры успехом не увенчались. Старушки Ваучские твердо заявили, что возвращаются в родную квартиру. Раз мы с Сережкой уже смогли вернуться, то и они не хрустальные. Вода высохла? Высохла. Матрасы, одеяла, подушки сухие, спать на них можно? Можно. Битые стекла, куски штукатурки и прочий хлам я вымела? Вымела. Ну и пусть обои клочьями висят. Ремонт подождет. Я пыталась возражать, вначале решив, что старушки не поняли, что я все намерена делать за свой счет, используя в качестве основной рабочей силы соседа дядю Ваню. Но бабульки вернулись. И в тот же понедельник, вечером, объяснили мне, сыну и дяде Ване причину своего поспешного возвращения в квартиру.

Раскрыв от удивления рты, мы слушали тайны семьи Ваучских.

– Давайте пока не будем делать ремонт, – заявила Ольга Николаевна, когда мы всей нашей компанией (включая кота) расселись на коммунальной кухне, – случались у нас такие совместные вечера с соседями.

Сережка, дядя Ваня и я – все мы хотели спросить почему, но не успели. Анна Николаевна, опередив нас, дала краткое объяснение:

– В квартире, возможно, спрятан клад.

– Или два, – добавила Ольга Николаевна.

– Не исключено, что и три, – чуть не убила нас наповал старшая Ваучская.

Впервые в жизни я была на грани обморока в ночь с пятницы на субботу, когда увидела пустые глазницы, взиравшие на меня из полости в разобранной стене соседской квартиры. Теперь мне опять казалось, что я вот-вот грохнусь в обморок. Иван Петрович открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба; Сережка то и дело повторял: «Ну ни фига себе!»

Нам троим потребовалось некоторое время для переваривания услышанного. Когда же мы в большей или меньшей степени пришли в себя, то стали наперебой задавать старушкам вопросы. Семидесятитрехлетняя Ольга Николаевна велела нам всем замолчать и взяла на себя роль председателя квартирного собрания.

Иван Петрович заявил, что без «пузыря» он такие вопросы обсуждать не может. Анна Николаевна ответила, что пока от него не требуется участия в прениях, – ему следует только слушать. И более того, их, сестер Ваучских, рассказ можно воспринимать только на трезвую голову. В любом случае в доме на этот час выпивки нет, а ждать, пока Иван Петрович к ларькам сбегает, никто не будет, тем более зная его привычку общаться по пути со всеми знакомыми местными алкашами.

– Ну хоть полстаканчика бы кто налил! – взмолился дядя Ваня.

Мне стало его искренне жаль, но у меня в самом деле не было ни грамма. Иван Петрович – человек с золотыми руками, а для того, чтобы они работали еще лучше, требовалась небольшая внутренняя смазка, о чем знали все жители нашего микрорайона, обращавшиеся к дяде Ване за помощью. Он чинил всю домашнюю технику, причем брал за свои труды очень умеренную плату – ну и, конечно, всегда просил налить, что радостные хозяева вновь заработавшего добра и делали.

– Я без полстакана туго соображаю! – не унимался Иван Петрович. – Как механизму смазка требуется, так и мне для работы нужно разогнать кровь по жилам. То есть венам. В общем, по организму. Мой организм…

– После того, как выскажешь хоть одно дельное предложение, получишь, – перебила соседа Ольга Николаевна.

– Так, значит, есть? – тут же оживился дядя Ваня.

– После поступления от тебя конструктивного предложения, – сказала Анна Николаевна.

Дядя Ваня вскочил со своего места с проворством, которому позавидовал бы и двадцатилетний парень (а Ивану Петровичу зимой стукнуло шестьдесят два), вытянулся перед старушками Ваучскими по стойке «смирно» и отрапортовал, что готов приступить к выполнению любого задания. При этом не преминул добавить, что лучше бы все-таки с авансом. Кот замяукал – тоже любил авансы.

Ольга Николаевна с Анной Николаевной закатили глаза. Иван Петрович перевел умоляющий взгляд на меня. Я развела руками. У Ольги Николаевны все-таки было доброе сердце – она, вздохнув, удалилась с кухни и через несколько минут вернулась с бутылкой.

Много ли нужно человеку для счастья?

С другой стороны, Иван Петрович теперь был готов к любой работе. Он и в самом деле гораздо лучше трудился со смазкой.

Я же тем временем немного пришла в себя от услышанного и хотела теперь узнать подробности, спросила:

– Где может находиться клад? Хотя бы один…

Старушки ответили, что где угодно. В любой из стен на нашем пятом этаже, под полом, в любой из печей (в нашей квартире сохранились две – в нашей с Сережкой комнате и на кухне; причем печи были в рабочем состоянии, только мы их не использовали).