Тайны старого Петербурга, стр. 11

Сережка кивнул.

– А вообще, ты молодец, Сережа, – похвалила Анна Николаевна. – Раньше нас всех сообразил, что нужно сказать. Молодчина!

Сережка зарделся от удовольствия и тут же с радостью выполнил просьбу бабушки Ани – сбегал за вторым тазом. Кот отсутствовал: он терпеть не мог запаха лекарств, которыми пахло из чемоданчика, – валерьянка, разумеется, не в счет.

Я молча наблюдала за работой старшей Ваучской. Мне показалось, что она вся преобразилась и как-то внутренне собралась – жилистые руки работали умело и быстро, и я, как завороженная, следила за ними. Вася, которому Анна Николаевна ввела что-то в вену, постанывал, не открывая глаз.

Наибольший интерес у Сережки вызвала извлеченная из Васиного тела пуля. Он спросил у бабы Ани, можно ли ему забрать ее. Анна Николаевна ответила, что не советовала бы. Плохая примета. Если Вася захочет оставить ее себе – другое дело, а так следует просто ее выкинуть. Сережка заявил, что когда вырастет, то станет хирургом. Правда, профессии он менял каждый месяц. Одно хорошо: вид крови его нисколько не смутил.

Прикрыв Васю легким одеяльцем, мы оставили его в коридорчике на остатках дивана Ивана Петровича. Анна Николаевна сразу же ушла спать – видно, утомилась. Ольга Николаевна выполняла работу санитарки – убирала после операции. Я же пошла заканчивать стирку, казалось, начатую так давно…

Глава 5

1 июля, среда

Мы все проснулись от жуткого крика дяди Вани. Как он потом признавался, в первую минуту у него мелькнула мысль, что это – белая горячка и пора бросать пить. Он уже успел мысленно дать зарок, но час спустя лечился вместе с Васей.

Художник проснулся раньше всех. Не знаю уж, что ему вводила Анна Николаевна, но действие препарата быстро кончилось. Бок, конечно, ныл, но захотелось в туалет.

Вася-то после пробуждения вспомнил, где находится; он примерно представлял, где в нашей квартире искать туалет – рядом с кухней. В общем, Васе требовалось миновать две жилые комнаты, что он успешно и проделал. Но художник был еще слаб от потери крови и снова ненадолго потерял сознание, правда, успев опуститься на табуретку, стоявшую в ванной. Там его и застал дядя Ваня, решивший с утречка ополоснуть лицо холодной водой. Дядя Ваня лег раньше всех, а поэтому выспался тоже раньше всех; к тому же еще накануне он планировал с утра пораньше идти собирать бутылки.

В общем, вошел Иван Петрович в ванную – а там полуголый мужик, перевязанный и со следами запекшейся крови на бинтах: мы же не успели Васю помыть. Дядя Ваня протер глаза, подумал: не мерещится ли? Затем взглянул на мужика повнимательнее и издал истошный вопль, разбудивший нас всех и вернувший Васю в сознание. Ведь Иван Петрович вечером как раз за упокой Васиной души пил, а тут – здрасьте-пожалуйста, само тело пожаловало.

Анна Николаевна твердо заявила, что Васе нужен постельный режим, Сережка тут же притащил извлеченную из дяди пулю и объяснил, что ему вчера говорила баба Аня, Ольга Николаевна принялась готовить завтрак, а Иван Петрович принес полбутылки какой-то дряни, оставленной, чтобы опохмелиться. Вася оценил жертву Ивана Петровича, предложившего разделить с раненым драгоценную жидкость, и выпил лекарство, хотя Анна Николаевна очень возражала – как врач. Но Вася был тверд в своем решении, заявив, что так он гораздо быстрее пойдет на поправку.

Иван Петрович предложил перетащить диванчик обратно к нему в комнату – по центру еще имелось место, требовалось только кровать чуть-чуть продвинуть к окну. Помогать все двигать, естественно, пришлось мне. Далее Иван Петрович проявил еще большую щедрость – предложив Васе свою кровать, заявил, что сам пока поспит на диване. Вася расцеловал Ивана Петровича с такой страстностью, что Леонид Ильич Брежнев в могиле, наверное, перевернулся от зависти.

Потом художник обратил внимание на полное отсутствие обоев в комнате Ивана Петровича, сложил в уме увиденное и поинтересовался, сильно ли мы пострадали во время пожара. Мы все пожали плечами. Вася высказал готовность помочь нам с ремонтом – по мере восстановления сил. Естественно, у любого нормального человека при виде нашей квартиры – мебель в прихожей или по центру комнаты, куча сорванных обоев на полу в коридоре – могла явиться только одна мысль: мы делаем ремонт. Ну кто ж подумает, что мы ищем клады?

Помощь Васи в ремонте мы были готовы принять – лишние мужские руки никогда не помешают, но вот привлекать ли его к кладоискательству? Мы также сгорали от любопытства: что же случилось с самим художником, кто сгорел в мансарде вместо него? И почему его вчера искали какие-то бравые ребята? Кто всадил в него пулю?

Мы все расселись на нашей коммунальной кухне и принялись слушать рассказ гостя.

У большинства художников, людей творческих, как сказал Вася, в кошельке или густо, или совсем пусто. Чаще, к сожалению, бывает последний вариант, но бросить свое любимое дело – и образ жизни – они уже не могут, тем более в Васином возрасте, а ему было сорок два. Жена Васю выгнала, а с шестнадцатилетним сыном, мечтающим стать рэкетиром, общий язык был давно утрачен. Вот Вася и обосновался в своей мастерской. Вскоре туда же на постоянное жительство перебрался Андрей. Костя, их третий товарищ, пока оставался жить в семье. Если раньше, при коммунистах, художники подрабатывали на каких-то работах по типу сутки спишь – трое отдыхаешь и имели хоть какой-то постоянный доход, то в нынешние времена халява с котельными и прочими подобными заведениями закончилась. Они уже ломали голову над тем, как им жить дальше, когда на горизонте появился некий бизнесмен Валерий Павлович и предложил внести последний взнос за мансарду. В то время художники как раз мучились тем, где взять деньги, и уже не исключали варианта, что им придется подыскивать новое место обитания. Валерий Павлович также заявил, что в дальнейшем будет подкидывать художникам некоторые суммы на мелкие расходы. Естественно, не из любви к искусству. Валерию Павловичу требовались работники – желательно с художественными наклонностями – и склад для его продукции. Бизнесмен пришел к выводу, что художники, постоянно проживающие в мансарде, просто идеально ему подходят: работники, охранники, грузчики и помещение одновременно. Конечно, неудобно было иметь склад на шестом этаже, где лифт практически никогда не работает, но если художники будут таскать на себе товар, почему бы и не хранить его здесь? Валерий Павлович пояснил, что так будет хорошо и ему, и им: обычный склад арендовать дорого, своего у него нет, а у художников снимается проблема, где достать деньги для последнего взноса за ту же мансарду. И они получают постоянный заработок. В общем, договорились.

– И этот Валерий Павлович хранил у вас свой товар? – спросила Ольга Николаевна.

Вася кивнул.

– Откровенно говоря, я ни разу не видела, чтобы кто-то у нас что-то сгружал или загружал, – призналась я. – Чтобы вы – или кто-то еще – по лестнице с коробками ходили.

Вася пояснил, что все разгрузки-погрузки осуществлялись ночью. Валерий Павлович не хотел привлекать внимание жильцов. Вася и его приятели лишними вопросами не задавались. За мансарду Валерий Павлович заплатил, им давал наличку – не ахти сколько, но тем не менее иногда ставил бутылочку.

Примерно две недели назад, около полуночи, приехали четверо парней и забрали из мансарды все, что там находилось. Вначале художники не увидели в их действиях ничего необычного, сами помогали им грузить товар. Правда, ребята оказались незнакомые. Конечно, состав посланников Валерия Павловича частенько менялся, но всегда приезжал кто-то, кого Вася с Андреем знали. Этих же четверых видели впервые. Впрочем, вначале они не придали этому значения. Подозрения закрались, когда ребята забрали весь товар, находившийся в мансарде. Люди Валерия Павловича обычно брали только часть. Что-то забирали, что-то привозили. Однако мансарда никогда не пустовала. Вася с Андреем попытались парней расспросить, но их резко оборвали, заявив, что это не их ума дело. Так надо, мол. Художники решили не вмешиваться. Раз уж так надо…