Колдовские страсти, стр. 1

Мария Жукова-Гладкова

Колдовские страсти

Глава 1

Уже перевалило за полночь, а я только возвращалась домой после уборки офиса фирмы, где директорствует муж моей ближайшей подруги Людмилы.

…Несколько лет после окончания вуза я трудилась в одном из институтов Питера. Лекций, правда, не читала, в основном вела практические занятия со студентами. В доперестроечные времена на зарабатываемые мною деньги можно было вполне прилично жить, к тому же в институтах всегда имелся какой-то приработок типа «хозтем», которые вели на каждой кафедре, предоставлялся длинный летний отпуск, что тоже можно считать большим плюсом. Но потом все рухнуло. Большинство моих бывших коллег разбежались на заработки в различные сферы деятельности, все, как одна, от науки далекие, я держалась какое-то время, потом тоже подалась на вольные хлеба, да так и не вернулась в мир образования и науки.

Людка, с которой мы познакомились в институте, теперь сидит дома с дочерьми, а ее муж, врач-гинеколог, открыл свое предприятие, пользующееся в нашем городе известностью. Я пошла к нему санитаркой, ну то есть менеджером по влажной уборке, как меня в шутку называет Людмила. В этой частной лавочке я зарабатываю больше, чем недавно преподавателем в государственном вузе, да и занята гораздо меньше. Как я понимаю, по восемь тысяч за лекцию у нас получают только политические деятели, причем, видимо, так хорошо живут, что забывают эти деньги задекларировать. Нам с Людкой, когда мы узнали про то, сколько такому господину заплатили за одно выступление (а сейчас в том вузе, где работали мы с Людмилой, при чуть ли не ежедневной занятости за год можно заработать примерно сорок восемь тысяч), стало дурно. Потом моя подружка решила написать письмо лектору с просьбой выслать хотя бы текст, чтобы мы с ним ознакомились, а еще лучше – прочитать ту самую лекцию по телевизору (пусть партия оплатит), ну или на крайний случай в каком-нибудь спортивно-концертном комплексе, чтобы все сотрудники вузов смогли послушать, за что можно получить такие деньги, и перенять опыт. А то, похоже, все мои бывшие коллеги что-то не так делают. Не на те темы лекции читают? Или они просто не политики? Не в деньгах счастье, конечно. Но это, по-моему, как-то лучше понимаешь, когда их много. У меня много не было никогда, так что я пока не осознаю смысла этого высказывания.

В общем, теперь я убираю офис Людкиного мужа. Спасибо ему большое за то, что он мне эту работу дает. У него там и приемные, и смотровые, и своя операционная. Развернулся Бояров хорошо. Молодец. Людкина сестра, Ленка, там же трудится, она тоже врач-гинеколог. В фирме только что закончился ремонт, и на мои плечи лег разбор авгиевых конюшен, и справилась я лишь к полуночи, но хоть деньжат подзаработала: за это Бояров мне обещал премию к зарплате выдать. Петьке, сыну, как раз новые джинсы куплю. У меня всегда так: денег в руки еще не получила, но они все уже распланированы – сколько на что потрачу.

От работы домой пошла пешком: за полчаса или минут за сорок доберусь. Общественного-то транспорта у нас после двенадцати уже не дождешься, а машину ловить накладно. Тем более вечер стоял теплый, дождь не лил, белые ночи хоть и не начались пока, но народ какой-то по улицам ходил – как-никак пятница.

Шла я не торопясь, сумкой помахивала, воздухом дышала. Думала: во всем есть свои положительные моменты. Пройдусь лишний километр – не только денег сэкономлю, но и похудею. Я давно собираюсь – лет двадцать уже, если не двадцать пять. С каждого следующего понедельника. Но вообще-то я пешком часто хожу, с работы в особенности, даже в те дни, когда транспорт еще вовсю ходит. А с утра, если Бояров меня призывает (что, к счастью, случается редко), на транспорте еду, потому что раньше встать не могу: я – типичная «сова». Ложусь поздно: пока чайку попью, печенюшкой закушу, потом пряничком заем, еще чайку выпью. Нет, с сегодняшнего дня начинаю пить пустой чай. Даже без сахара. Правда, сегодня пятница, то есть уже на субботу перевалило… И я сегодня физически здорово нагрузилась… И сейчас пешком иду. Пожалуй, начну-ка я худеть с понедельника. Как обычно.

Вот я уже вышла на Пражскую, дом мой показался, он стоит последним, торцом на проспект Славы выходит, еще чуть-чуть – и я дома. Анна Ивановна, наверное, уже давно мне ужин приготовила… Что-нибудь вкусненькое…

Анна Ивановна – моя бывшая свекровь. С ее сыном мы прожили два года и развелись, тогда она меня терпеть не могла и видеть не желала, да и я не особо стремилась к этому. С Колей мы вначале отношений не поддерживали, потом снова стали встречаться, Петька подрастал, а мальчишке отец нужен, общение с мужчиной, так что я Колины приходы в гости всегда приветствовала. Могу сказать, что в последние годы жизни бывший муж стал моим другом. Но в девяносто шестом Коля скоропостижно умер.

Свою однокомнатную квартиру он завещал Пете, своему единственному сыну. По-моему, вполне нормальное решение вопроса. Больше из добра у Коли ничего не имелось. Но сестра моего мужа почему-то вбила себе в голову, что Коля должен был оставить квартиру ее детям – ну или ей самой. Она проживала в огромной трехкомнатной на Васильевском острове вместе с потомством и своей и Колиной матерью. У нас тоже трехкомнатная, но «распашонка» и совсем других габаритов, на последнем этаже панельной девятиэтажки, с постоянными протечками. В период осенних дождей соседи снизу со мной тазами делятся, как я подозреваю, из корыстных побуждений – чтобы к ним через меня не потекло.

На момент Колиной смерти мы обитали в «распашонке» с мамой и сыном.

А Колина сестра сделала то, что у нормального человека в голове просто не укладывается. В один прекрасный день у нас в квартире прозвучал звонок. Я открыла. В коридорчик также вышли мама и Петя. На пороге стояли Колина сестра и моя бывшая свекровь, по морщинистым щекам которой текли слезы.

– Квартиру вам завещали? – спросила Колина сестра, не здороваясь и явно не требуя ответа. – В таком случае вот вам бабушка. Чемоданчик возьмите.

С этими словами женщина пошла вниз к лифту (он у нас между этажами), таким вот образом бросив родную мать, вынянчившую ее детей.

Мы с мамой вначале впали в состояние шока, а потом месяц откачивали Анну Ивановну. Откачали. Конечно, самой тяжелой оказалась психологическая травма. А потом моя мама упала со стула, когда меняла лампочку, и сломала шейку бедра. Я думала, что свихнусь с двумя бабулями, ухаживая сразу за обеими. Правда, я, как обычно, во всем вижу что-то положительное – за то время я похудела аж на целых семь кило, что стало моим личным рекордом. Но тут Анна Ивановна нашла в себе силы встать – и быстро пошла на поправку. Как она сама признавалась: поняла, что кому-то нужна. Через месяц мой весок вернулся в норму.

Еще через год мама умерла, а Анна Ивановна теперь относится ко мне как к родной дочери, балует пирогами и вареньями, вообще готовит она прекрасно и любит это дело. Я набрала еще несколько килограммов… Свекровь, правда, часто мне повторяет, что хорошего человека должно быть много, но я как гляну в зеркало, то думаю, что все-таки, наверное, не столько, а чуть поменьше. Ну хотя бы килограмм на пять, лучше – двадцать пять. Анна Ивановна возражает и пальцем показывает мне в зеркале мои же румяные щеки. «Не гневи Бога, Таня», – говорит. Ну, в общем-то, в некотором роде она права… На здоровье не жалуюсь и никогда не жаловалась, болезненный вид тоже никогда не имела, а народ в транспорте, если я кого задену могучим плечиком, обычно рекомендует мне пахать вместо плуга, впрягаться вместо паровоза, ну или просто забивать сваи, а не толкаться. Так что пешком я хожу и по этой причине: не может наш народ спокойно смотреть на мой цветущий вид.