Богатыри проснулись, стр. 43

тись от озверевших ордынцев. Но это удавалось лишь немногим, – остальных татары ловили, срывали с них все, что представляло собой хоть какую-нибудь ценность, мужчин убивали, а нестарых женщин и подростков уводили в свои стойбища…

Только глубокой ночью последние очаги сопротивления были подавлены и звуки сражения и погрома начали постепенно затихать. Но до самого рассвета истерзанную и оскверненную Москву оглашали гортанные крики победителей, тяжкий плач порабощенных женщин и стоны умирающих, которых еще не успели добить.

На следующий день татары уже почти никого не убивали, – даже.уцелевших накануне мужчин щадили, если они оказывались пригодными для увода в Орду. Вообще, теперь, – когда, по мнению ордынцев, неприятель был достаточно сурово наказан и устрашен, – все их внимание сосредоточилось на том, чтобы ничто, могущее увеличить объем добычи, не пропадало зря.

С раннего утра в городе шел повальный и хорошо организованный грабеж. Разбившись на небольшие отряды, татары, руководимые десятниками, как обычно, обшаривали здание за зданием, что бы это ни было: церковь, сторожевая башня, боярские хоромы или изба бедняка. Во время грабежа ни один из его участников под страхом смертной казни не мог присвоить себе даже самую ничтожную мелочь: все, что имело какую-нибудь ценность и могло быть увезено, выносилось из города и складывалось на поле в общие кучи, – отдельно оружие и доспехи, одежда, обувь, домашняя утварь, драгоценности, деньги и прочее; сюда же приводили связанных попарно, за руки, пленных, – скрепленных потом, пар по десять, одним общим ремнем, – и сгоняли захваченных лошадей и скот.

По окончании грабежа вся добыча поступала в распоряжение войсковых– букаулов, которые прежде всего отделяли известную часть золота и драгоценностей в ханскую казну; все остальное делилось на равные части, по числу участвовавших в походе туменов.

Доля каждого тумена распределялась между его составом согласно раз и навсегда установленному соотношению: десятник получал в три раз больше, чем рядовой боещ сотник в три раза больше, чем десятник, и так далее, вплоть до темника, доля которого, таким образом, втрое превышала долю тысячника и в восемьдесят один раз долю простого воина. Особенно отличившимся, по распоряжению темника или

самого великого хана, давали двойную или тройную до-, лю. Все это имело характер своеобразной уплаты жалованья военнослужащим, со строгим учетом занимаемых ими должностей, но с тою разницей, что размер этого жалованья был не постоянен и зависел не от срока службы или трудностей похода, а только от ценности взятой добычи.

После захода солнца, – как повелел накануне великий хан, – грабеж был прекращен, но и грабить-то больше было нечего: ордынцы отлично управились за отведенный им срок и не оставили в Москве ничего, на что мог бы еще польститься даже самый непритязательный грабитель. Подпалив опустошенный город в нескольких местах, татары его покинули и возвратились в свой стан делить добычу.

Начавшийся ночью дождь погасил пожар, и Москва выгорела не вся. Но наутро она представляла жуткое зрелище: возвышаясь над общим простором смерти и разорения, зиял черными провалами окон разгромленный и полусгоревший дворец великого князя; там и тут виднелись прежде белокаменные, а теперь обожженные и покрытые языками копоти храмы, с выломанными дверями,и со следами страшной борьбы, происходившей внутри: алтари и царские врата были опрокинуты, на полу валялись тела убитых священников и прихожан, богослужебные книги и иконы, с сорванными с них драгоценными окладами; над мертвым городом со зловещими криками кружились тучи слетевшегося на поживу воронья, а по заваленным трупами улицам, меж обгоревших домов и дымящихся пожарищ, в одиночку и небольшими кучками, молча, как тени, бродили уцелевшие жители, среди тысяч убитых отыскивая своих родных и близких.

Они боялись не только хоронить, но даже оплакивать мертвых, чтобы этим не привлечь" к себе внимания татар, все еще стоявших станом вокруг изуродованного ими города.

За все время татарского владычества над Русью, после Еатыева нашествия, Тохтамыш был единственным ханом, допустившим в этом случае массовое осквернение православных святынь и убийства священнослужителей. Но это случилось, вероятно, потому, что москвичи обратили своа цнрк-ви в очаги сопротивления.

ГЛАВА 24

Князь же Володимер Андреевичь стояша близь Волока, собрав силу около собя, когда приидоша ратнии татарове, не ведуща его тут. Он же удари на них и тако милостию Божьею иных иссекоша, а иных живых поимаша, и иниа побегоша. Царь же Тохтамыш, услышав о том, нача боятися и отступи от града Москвы.

Московская летопись

После разгрома Москвы Тохтамыш с главными своими силами остался стоять возле нее, но крупные ордынские отряды рассыпались по московским землям, опустошая все на своем пути. В короткий срок, почти не встречая сопротивления, – ибо все боеспособные мужчины ушли в войско князя Дмитрия Ивановича, – они захватили города Можайск, Звенигород, Боровск, Рузу, Дмитров, Юрьев, Владимир и некоторые другие, дочиста ограбив их и уведя многих жителей в плен. Но тут они проявили уже меньше жестокости, зря людей не убивали и городов не жгли, за исключением одного Переяславля-Залесского, который был сожжен дотла, – в отместку за то, что при подходе татар все его население ушло в леса, вместе со своим имуществом, и ордынцам тут не пришлось чем-либо поживиться.

В ставку Тохтамыша тем временем прибыли послы от великого князя Михаилы Александровича Тверского, который прислал богатые дары, изъявлял хану свою полную покорность и бил челом, чтобы татары на том пощадили Тверскую землю и не разоряли ее городов. Тохтамыш, – опасавшийся, того, что в тыл ему может всякий день ударить войско князя Дмитрия Московского, – на Тверь идти и не помышлял, но случаем воспользовался и взял с Тверского князя большой откуп.

Не торгуясь заплатив требуемое, Михаила Александрович не преминул напомнить хану о своих родовых правах на великое княжение над Русью, которое ныне держит неправдою Московский князь. Но Тохтамыш на это ответил, что разбираться в том ему сейчас недосуг, и чтобы Тверской князь приехал в Сарай, когда орда возвратится из похода.

В начале сентября большой отряд ордынцев подошел к городу Волоку Ламскому, намереваясь его разграбить и не зная того, что здесь стоит князь Владимир Андреевич Серпуховский, с собранной им ратной силой. Произошло кровопролитное сражение, в котором татары были разбиты наголову.

Известие об этом сильно обеспокоило Тохтамыша, тем

?Нц,

более что начальники потерпевшего поражение отряда, чтобы оправдать себя, значительно преувеличили силы Серпуховского князя. Почти одновременно в ставке великого хана были получены сведенья о том, что князь Дмитрий Иванович с большим войском выступил из Костромы и идет к Москве. Положение орды, стоявшей здесь, делалось весьма опасным: с двух сторон на нее двигались русские рати, под водительством прославленных полководцев, – победителей Мамая. В том, что они сумеют согласовать свои действия и подойти одновременно, – а может быть, даже окружить его в этих хорошо им знакомых лесах, – Тохтамыш почти не сомневался и потому внял голосу благоразумия: он повелел немедленно начать отход.

Двинувшись всей ордой на Коломну, он взял приступом– и разграбил этот город, а затем вторгнулся в земли своего пособника – Рязанского князя и подвергнул их жестокому опустошению. Все города Рязанщины были разграблены, множество народу уведено в плен, а сам великий князь Олег Иванович со своей семьей бежал в Литву.

Нижегородских князей, – предателей Москвы, – великий хан тоже отблагодарил не весьма щедро: Василия увез с собой в Сарай, в качестве заложника, а брата его, Семена, после долгих и униженных просьб, согласился отпустить домой, да и то лишь потому, что в это время пришло известие о тяжкой болезни его отца.

Подобно многим другим полководцам, Тохтамыш на войне не отказывался от услуг изменников. – Но насколько он презирал их, особенно хорошо показывает следующий факт: после смерти великого князя Дмитрия Константиновича Суздальско-Нижегородского, – который умер несколько месяцев спустя, – хан дал ярлык на княжение в Нижнем Новгороде его брату, Борису Константиновичу Городецкому, а не кому-либо из его двоих сыновей, оказавших татарам столь крупную услугу в походе на Москву.