Сексот поневоле, стр. 35
— Справимся ли? Вон, какой верзила… А не лучше ли сообщить куда следует?
Согласиться с предложением кладовщика? Но ведь он тоже под подозрением, не меньшем, чем Сичков… Как бы не ошибиться… Сбегать в сторожку, позвонить в Особый отдел, пусть разберутся? Но пока дозвонишься, пока приедут оперативники — пройдет не менее двух часов. За это время, почуяв опасность, Валера умотает на побережье к поджидающей его лодке…
— Повяжем, — торопливо уговаривал хозяин. — Серега подмотает, не зря пригласил его… А сообчить?.. У тебя имеется — куда?
— Есть местечко, — окончательно решился я. — Но вы правы — свяжем, а уж после звякну в Особый отдел…
— Ишь ты, Особый, — уважительно повторил старик. — Небось, тебя там знают…
— Еще бы, — по-павлиньи распушил я хвост. — Конечно, знают…
При этих хвастливых словах в глазах хозяина промелькнуло нечто жестокое… Или я ошибаюсь? Конечно, ошибаюсь! Зачем ему предлагать мне участвовать в поимке преступника. Сами справились бы с Курковым.
— Токо не торопись, Димитрий, — быстро инструктировал он меня. — Выжидай мово сигналу….
Со скрипом отворилась дверь. В сопровождении массивной хозяйки вошел Курков. За ним — Валера.
— Привет честной компании, — тряхнул кудлатой головой инструктор. Белокурая челка подпрыгнула и снова упала на низкий лоб. — Не помешаем? Мы с Валерой нынче беспризорные, вот и решили обмыть покойных енотов.
— М-да-а-а, — промычал, улыбаясь, Сичков. — Бедных зверьков….
При виде полудетской улыбки Валеры во мне зашевелилось раскаяние. Зачем я согласился участвовать в этом грязном деле? Чем доказана вина Валеры? Рассказом кладовщика? А где гарантия, что этот его рассказ — правда?
— Во сколь сказано было прийтить? — грозно вопросил Никифор Васильевич, поднимаясь с лавки. — Сичас — девять, а вы пообещали появиться в восемь?
— Я повинен, — склонил голову Курков. — Валерка пришел в половине восьмого, но женка попросила нарубить капустки, то да се… Вот и припозднились малость…
Похоже, Никифор Васильевич принял оправдание инструктора. Молча кивнул на стол — присаживайтесь, мол, пора начинать.
Выпили. Закусили холодцом. Валера поймал на вилку кусок селедки вместе с несколькими кольцами лука, отправил в рот.
— Одна рюмка гулять не ходит, — балагурил старик, но за его шутовством я ощутил внутреннее напряжение. Все понятно — нелегко связывать человека, с которым дружишь. — Отправим вслед вторую…
Хозяйка не сидела с гостями — ходила вокруг стола, ухаживая за пирующими. Одному положит в тарелку винегрет, второму пододвинет холодец, третьего угостит холодным мясом.
— Третья рюмка — не лишняя, не то, што у бесов, — провозгласил хозяин, разливая самогон.
Пиршество разворачивалось в точном соответствии с древними обычаями. Я — небольшой любитель спиртного, поэтому закружилась голова, сделалось легко и приятно. Все же правильно поступил, согласившись повязать Валеру. Интересно, что скажет Малеев, когда увидит работу сексота? Не донос, не филерство — задержание опасного преступника. Вот удивится-то писклявый майор!
— Никодимовна, тащи жареху! — приказал опьяневший хозяин. — Пора обработать енотовы одежки…
А Курков-то пьет — опрокидывает рюмку за рюмкой. Вот тебе и трезвенник!
В центр стола опустилась огромная сковорода, на ней шипели, разбрызгивая масло, крупные куски мяса. Глотая слюну, я переложил себе на тарелку несколько кусков. Вкусно! Не заметил, как обглодал косточки. Поколебавшись, — совесть-то нужно знать! — снял со сковороды еще один кусок.
— Как, Димитрий, курятина? — ехидно спросил Никифор Васильевич и засмеялся. — Понравилась?
— Еще бы, — насмешливо добавил Курков. — Как бы наш прораб язык не проглотил…
— Действительно, можно проглотить, — смутившись, признался я. — Никогда не ел такого…
— А енто, промежду прочим, вовсе и не курка, — под хохот всех сидящих за столом объявил хозяин. — Енотовое мясцо… Натуральная собачатина!
Собаки? Чертов кладовщик! Я с трудом преодолел приступ тошноты. Если бы не предстоящая схватка с Сичковым, выскочил бы из хаты во двор…
А Валера и Сергей Сергеевич аппетитно уминали собачье мясо и нахваливали хозяйку. Налили еще по рюмочке…
Почему медлит Никифор Васильевич? Самая пора схватить разомлевшего мастера. Свяжем его — помчусь к телефону. Благо, в сторожке вчера поставили аппарат…
— Все, — хозяин оглядел опустевшую сковороду, отодвинулся от стола. — Пора приступать к делу. Чай, двенадцатый час пошел… Давай Серега…
Пленение убийцы произошло неожиданно для него. Курков мигом заломил мастеру руки, кладовщик умело охлопал его карманы. Отскочил в сторону с пистолетом, направленным на Валеру.
— Подай веревку, Димитрий… Тамо, у печи лежит, загодя приготовил…
Я помогал вязать бандита. Он мычал, но не сопротивлялся. Глянул на меня с презрением. Что же ты делаешь, малявка? — уловил я в его взгляде.
— Лошадь запряжена, давай, Сергей, двигай — в условленном месте тебя встретят. Я следом. Тут — небольшое осложнение, только что выяснил… Придется изменить прежний план… Мы с женой поедем на второй лошади. Встретимся у лодки… Возьми вот Катеринин подарочек!
Говорил кладовщик грамотно, четко, не так, как раньше… Неужели я ошибся! В груди похолодело, пьяная одурь, будто испарилась, оставив тяжесть в голове.
Никифор Васильевич затолкал в карман инструктора небольшой сверток, похлопал по плечу. Сергей Сергеевич выскочил из хаты. Послышался перестук копыт. Собаки не лаяли, словно подавились…
— Присаживайся, Дмитрий Данилович рядом с Валерой, — подтолкнул старик меня стволом пистолета. — Да не шебуршись, тварь продажная, а то сглотнешь пулю… Сейчас я тебя упакую….
— Зачем? — глупо удивился я. — Ведь бежать нужно, звонить…
— Вот и упакую, чтобы ты никуда не звонил… Я и раньше подозревал, что ты легавый, да не был уверен… Нужно бы тебя отправить на тот свет, да времени нет возиться с трупом, прятать. Посидишь с дружком — подумай, что к чему… Кому говорю?
Зрачок пистолета поднялся на уровень моего лба. Только теперь я окончательно все понял.
6
Сичков и я лежали на лавке добротно увязанными чертовым кладовщиком. Будто два свертка, притянутые один к другому. Знает свое дело Никифор Васильевич, знает. Наверно, не раз и не два тренировался в прошлом, сколько через его умелые руки прошло честных людей!
Мы молчали. Не потому, что нечего сказать — во рту, распирая челюсти, торчали скрученные полотенца-кляпы.
Какой же я все-таки дурак! Возгордился, раскукарекался, словно петух на заборе. Дескать, знают меня в Особом отделе, знают и ценят. Выложил перед кладовщиком все, что знал: и о назначенной на эту ночь акции, и о поджидающей лодке. Разбросал, словно жменю зерна — склевывай, дорогой шпион, собирай информацию и делай выводы.
А кладовщик хитер, ну до чего же хитер! Обошел прораба, будто глупого первоклашку, оплел его рассказами о Родьке-пулеметчике, приманил енотовыми шкурками, похвалил за наблюдательность и находчивость. Подбросил мысль о предательстве Сичкова, заставил помогать ему и Куркову пленить честного парня.
Обида на собственную глупость — самая горькая из обид.
В голове похоронным перезвоном все еще звучали прощальные слова кладовщика. Старательно увязывая пленника, даже ногами помогая туже затягивать веревки, чтобы он, не дай Бог, не развязался, старик вовсю откровенничал.
— Не стану, старлей, брехать про Родьку, хоть и был такой дружок в нашем взводе. Кончились мои побасенки. Вот сейчас увяжу тебя покрепче, чтоб не побежал к друзьям в Особый отдел, и подамся с супругой на бережок. Часика два потерпишь, а за это время мы с Серегой далеко ускачем на лодчонке в море, где катерок пассажиров ожидает. Тогда беги к своим легавым, шипи по-змеиному, выдавай старого… Только торопиться особо мы не станем — еще одного человека захватить требуется, важного человека. Привезет он с собой целое богатство, которое обеспечит безбедную жизнь за кордоном…