Сексот поневоле, стр. 34
— И часто вы такие пиры задаете, — кивнул я на богато накрытый стол. — Небось, каждую субботу?
— По всякому, — доброжелательно ответил хозяин. — Бывает, что и в будни заглядывают гости… Помню, когда придушили Катьку-секретчицу, Валера пожаловал …
Я почувствовал — не хватает воздуха. Образ Никифора Васильевича начал светлеть, будто с него уже снято ложное обвинение, зато в моих ушах зазвенело: «Сичков, значит, все же, Сичков». Вот он, тот самый случай, за которым я так долго гонялся! Только бы не упустить, узнать детали. И не показать своей взволнованности…
— Неужели, был пьян… Сичков?
Кажется, я пытаюсь оправдать мастера. Если пьян, то не он виновен в убийстве Кати… Хотя мог выпить после ее удушения. Убить человека не так-то просто. Мастер, чтобы погасить в себе чувства страха, возьмет да зальет его водкой.
— Ан, нет — трезвехонек. Только малость взъерошен. Вихры — во все стороны, будто кто их выдирал, пиджак помятый… Возился с бабой на сеновале, что ли? Как Родька-пулеметчик, когда охаживал одну хранцузскую мамзельку, да напоролся на ейного мужика…
— Валерка ничего не говорил?
— Чего говорить-то? Спросил: самогон имеется? Я ему под нос — трехлитровую банку. Хошь — пей, хошь — умывайся. Валерка присосался, как телок к коровке — почти литру выхлестал. Не закусил — утерся рукавом, умелец, да подался от нас…
Значит, все же — Сичков! Никифор Васильевич врать не станет, не в его это интересах, понимает, небось, что вранье — дело опасное, особо, когда касается убийства. Нацелишь на другого преступника, а оно обернется на тебя… Слов нет, скользкий человек
этот кладовщик, много у меня на него имеется фактов и фактиков, да и Малеев, похоже, положил на него всевидящий глаз. Но сейчас ему можно верить…
Мои колени дрожат, в голове — сумятица. Впору бежать разыскивать Малеева или Рюмина. Пусть срочно созывают своих оперативников…
Нет, оперативников привлекать рановато. Нужно попробовать раскочегарить словоохотливого хозяина, авось, удастся выудить из него дополнительные подробности убийства.
Никифор Васильевич с любопытством смотрел мне в лицо. Будто подслушивал донимавшие гостя беспорядочные мысли и делал свои выводы…
Погоди, погоди, Димка, не торопись. А вдруг кладовщик, выводя меня на мастера, отводит подозрения в спой адрес? Какие подозрения? Если вдуматься, ничего я против Никифора Васильевича не имею. Единственная зацепка — встреча возле карьера. Да и Малеев не сказал ничего определенного, просто посоветовал присмотреться, сблизиться…
А как же быть с «ночными гостями», с подслушанной беседой, в которой — какая-то операция назначена на эту ночь? Именно на ту, когда я приглашаюсь кладовщиком для распития водки?
Отбросить в сторону продуманную версию и мчаться, сломя голову, за другой? Но пока я стану присматриваться к хитроумному Никифору Васильевичу, Сичков успеет скрыться. До границы близко, махнет на другую сторону — все дела.
Кладовщик — не преступник, он только, как любят говорить юристы, — подозреваемый. А Сичков, если верить хозяину, раскрытая фигура, убийца и, возможно, агент вражеской разведки… или пособник убийцы?
Так я метался, панически бросаясь из одной крайности в другую. В голове молоточками стучали два имени: Валера и Никифор Васильевич, Никифор Васильевич и Валера… Господи, когда окончатся мои сексотовские мучения? Где Малеев со своими хвалеными аналитиками и сыщиками? Почему он бросил своего секретного сотрудника без помощи и охраны?
Кладовщик продолжал с возрастающим любопытством взирать на гостя… Чего он от меня ожидает? Чтобы первым назвал Валерку убийцей? Или — попытался опровергнуть таинственные намеки на его причастность к преступлению?
Кстати, а почему я зациклился на этих двоих? Неизвестно, какую роль играет в происходящих событиях тот же Курков? Ведь если верить Оленьке, а я ей верю, в ту ночь ее отец провожал Валеру…
— А инструктор вместе с Валеркой не заявлялся?
— Серега-то? А чего ему в ночь заполночь ходить по гостям? Особо, к немощному старичку… Курков — человек семейный, ему гулять ночами не положено… Один был Валерка, один, не сумлевайся, Данилыч… К тому же Серега не шибко-то дружит с мастером. Единожды согрешил выпить с ним, было, скрывать не стану… А в ту злодейскую ноченьку прибежал один Валерка. Бледный, отдышаться не может, руки дрожат. Стал я ему для успокоения крутить байки про Родьку-пулеметчика, чую — не слышит ничего, только глазами моргает… После потребовал самогону…
Старик упрямо подводил меня к мысли о виновности Сичкова. Будто на рыбину, пойманную на крючок, которую боятся слишком быстро вытащить — как бы не сорвалась и не уплыла вглубь.
Подозрительно? Еще бы, конечно. Но меня занимала иная картинка. Вхожу я в кабинет Малеева, подталкивая стволом пистолета закованного в наручники Сичкова… Конец расследованию, товарищ подполковник. Перед вами — убийца Гордеевой и резидент вражеской разведки… Нелегко досталось мне его разоблачение, но, как видите, справился… Бывший майор, теперь — подполковник трясет мне руку, благодарит, обещает представить к награде.
На фоне этого видения образ преступника-кладовщика все более мерк, и, наоборот, все более прояснялся образ преступника-мастера. Факты, обращенные против Никифора Васильевича, находили свое оправдание, представлялись ложными либо поверхностными, зато подозрения в адрес; Сичкова усиливались, становились неопровержимыми.
— Может быть, в прошлую ночь именно Валерка шастал по складу и встречался с сообщником? — убежденно предположил я вслух. — То-то мне почудилось что-то знакомое в фигуре одного грабителя…
— Могет быть, — охотно согласился старик. — Давно уж заподозрил я ентого мастера, да недосуг был тебе сообчить…. Окромя лодки, о чем говорили злыдни, не слыхал?
— О какой-то операции, которая намечена на сегодняшнюю ночь… В чем она, эта операция, заключается, не понял. Либо ограбление склада, либо налет на станцию. А вот то, что один из беседующих Сичков, теперь я уверен. Какой же он сволочь, как маскировался, мерзавец!
Старик взволновался не на шутку. Лицо заострилось, глаза заметались по сторонам, будто выискивал там неизвестно какие опасности. Ему не сиделось — бегал по комнате, переставляя стулья, разбрасывая веники и коврики. Жирный кот, блаженствующий на припечке, с визгом отпрянул
от взбесившегося хозяина, но спастись не смог — носком сапога Никифор Васильевич подфутболил его, отбросил в угол.
— Покажу я Сереге, как опаздывать! — грозился он сухим кулачком. — Велено в восемь, значитца — в восемь!
Непонятно. Почему скромный кладовщик имеет право приказывать инструктору производственного обучения? Впрочем, откуда мне знать, какие между ними сложились отношения.
— Значит, вы ждете Сергея Сергеевича?
— Кого же еще? — огрызнулся Никифор Васильевич. — Должон заявиться Серега вместях с мастером… А могет быть, и один…
Незлобивое собачье тявканье переросло и угрожающий лай. Псы гремели цепью, рвались к калитке.
Хозяин облегченно задышал, невнятно выругался, уселся на лавку рядом с печью.
— Старуха, открывай калитку гостям. Я што тебе — привратник! Кому говорено?
Покачиваясь на больных ногах, Никодимовна вышла из комнаты.
5
— Думается, Катьку пришил Сичков, — не дождавшись от меня согласия с подкинутой туманной версией, заторопился старик, едва жена вышла во двор. — Я еще тогда подумал об ентом, да помалкивал до времени. А вдруг ошибаюсь, подставлю невинного человека? Страшно енто — подставлять, верно говорю?.. А теперича ты меня надоумил…
Непонятно, чем я «надоумил» кладовщика, ведь ни словечка не произнес, только слушал да иногда поддакивал.
— А што, Валерке убить — плюнуть… Как думаешь, Димитрий, не взять ли нам убивца под белы рученьки? Втроем быстро повяжем…
Мне бы заподозрить хитроумного кладовщика, но на память снова пришел Малеев… Молодец, Дима, вычислил и взял убийцу, благодарю тебя за находчивость и сноровку!