Света и Камила, стр. 2
Такие мысли, должно быть, заставили женщину выползти из подвала, не дождавшись возвращения Павлова. Она ползла к Волге. Острые углы вывороченных асфальтовых плит царапали и будто хватали за ноги. А в это время фашисты уже били по дому на Пензенской из миномётов.
В подвале, где засел наш сержант с солдатами, слышно было, как рушатся потолки и стены верхних этажей в тех квартирах, где только что осторожно шагали Павлов и его товарищи.
Комнаты и балконы, лестницы и подъезды превращались в груду дымящихся кирпичей.
Артиллерийский огонь по дому усиливался с каждой минутой. Фашисты хотели забрать обратно или начисто стереть с земли дом, из которого их вышибли.
В ту ночь началась оборона этого четырёхэтажного дома на Пензенской улице.
Сержант не вернулся на командный пункт. Одного из солдат он отправил к своему командиру — сообщить, что фашистов в доме нет, что он, Павлов, принял на себя оборону и просит прислать ему подкрепление.
Солдаты, присланные в подкрепление Павлову, притащили миномёт, пулемёты, патроны, гранаты, продукты и полевую радиостанцию.
В узкие щели, оставленные в окнах, сквозь которые Павлов следил за местностью, видно было, как ползут к дому гитлеровцы, подтягивают за собой пулемёты и миномёты.
Сотни раз атаковали фашисты дом, который во всех донесениях, в сводках и в корреспонденциях теперь так и назывался: «Дом Павлова». В сплошном дыму, в пыли и в огне дом этот не был виден, но из подвального этажа всё время шли позывные:
«Я — маяк! Я — маяк! Я — маяк!»
Маяк — это было условное название рации дома, который оборонял Павлов. Сержант сообщал по радио нашему командованию, что он крепко держит оборону и фашистов близко не подпускает.
Но фашисты были совсем рядом. Однако ближе двадцати шагов Павлов гитлеровцев не подпускал. Фашисты уже били по дому не из орудий, даже миномёты им были ни к чему — они забрасывали дом ручными гранатами и кричали в голос, без рупора:
— Рус, сдавайся!
Многие солдаты были ранены, но дом не сдавали. Ранен был и сам сержант Павлов. Однако фашистам от этого легче не стало. Дорого обходился им каждый шаг по нашей земле! Они прошли миллионы шагов. А вот теперь и десять шагов сделать не смогли. Выдохлись.
3
Напротив дома, который защищал Павлов, ближе к реке, был командный пункт полковника Кубанова, тоже расположенный в подвале разрушенного дома.
Командный пункт полковника Кубанова был на самой передовой линии фронта. Только небольшая площадь отделяла его от фашистов. До войны здесь был сквер, росли маленькие, привезённые с севера голубые ёлочки. В летнее время в самом центре сквера была площадка для малышей, зимой — снежная гора, с которой ребята скатывались на санках.
Теперь всю площадь изрыли снаряды и бомбы. Каким-то чудом уцелела одна маленькая ёлочка. Солдаты полковника Кубанова знали не только, сколько веток на этом дереве, но, пожалуй, каждую иголку на ветке — так внимательно следили они за площадью.
Каждый квадратный сантиметр земли на это площади был на прицеле.
Достаточно было заметить, что кто-то появился на площади — скажем, в квадрате семь, — как отдавалась команда:
— Квадрат семь — огонь!
И сразу же пули ложились точно в том месте, где был обнаружен враг. Ничто живое — ни воробей, ни мышь — не могло появиться здесь незамеченным.
И вдруг вечером наблюдающий из нашего командного пункта увидел на площади тёмное пятно. Что это? Пятно движется, ползёт, приближается — медленно, но неуклонно. Неужели через площадь ползёт человек? Это казалось невероятным. Ведь площадь минирована, и в любой момент человек может взлететь на воздух. К тому же она простреливалась с двух сторон, и в любой момент может быть открыт огонь — прицельный, точный, прямой наводкой, в упор.
Наблюдающий чуть прищурился, приблизив глаза к стёклам бинокля. Сомнений не было: по площади полз человек, да ещё тащил что-то, прикрывая своим телом.
— Человек на площади! — пронеслось по всему командному пункту.
Солдаты приготовили миномёты, пригнулись к пулемётам, взяли в руки гранаты.
Вот-вот, с секунды на секунду, должна была прозвучать команда: «Огонь!»
«Кто ползёт? — подумал Кубанов — немолодой уже человек с белыми висками и усталым лицом. — Кто это на площади: враг или друг? Не пойдёт же враг на верную смерть! Как же быть? Надо решать. Немедленно! Война…»
Все эти мысли промелькнули у него в голове в одну секунду, а в следующую секунду полковник поднял руку, чтобы, рубанув ею воздух, отдать команду.
А через площадь всё ползла и ползла женщина, толкая перед собой по земле ребёнка и прикрывая его своим телом.
Так может сделать только мать.
Вокруг было темно и тихо. Но эта темнота и эта тишина были неверными, ненадёжными. Скрытые глаза следили за женщиной и, может быть, откуда-то неслышно, тихо уже целились в неё, ждали только, чтобы она подползла поближе. И тогда…
Мать подталкивала ребёнка, стараясь всё время прикрывать его собой. Она лежала, чуть приподнявшись на коленях и опираясь на локти, чтобы не придавить девочку: если начнут стрелять, попадут в неё, и она собой, как бронёй, защитит дочку от пуль.
Может быть, при этом она всё же думала так: «Наши по мне стрелять не будут. А если меня обнаружат фашисты, то увидят же они, что ползёт женщина с ребёнком! И, может быть, они пожалеют ребёнка…»
Женщина ползла очень медленно, всё время оглядываясь и прикрывая собой маленькую девочку. Если высовывалась маленькая рука или нога девочки, мать прикрывала её своим телом от смерти, как, бывало, раньше прикрывала одеялом от холода.
И в это время со стороны фашистов высоко в небе взвилась яркая белая ракета. Она повисла в воздухе, будто фонарь. Да эту ракету так и называют — фонарь. Выброшенная вверх или сброшенная с самолёта ракета раскрывает маленький парашютик и, медленно опускаясь на нём, освещает землю белым, мертвенным светом целую минуту, а то и больше.
На этот раз ракета фашистов ярко осветила человека на площади, и стало видно, что это женщина, которая ничком лежит на земле, закрыв собой ребёнка, А вокруг, освещенные, как театральные декорации, высились огромные изломы обрушившихся домов, крыши, вздыбленные к чёрному небу, опрокинутые танки — и совсем неестественная среди всего этого — маленькая ёлочка.
Полковник Кубанов на мгновение зажмурился. Чёрная тень лежала перед женщиной, которую ярко осветила ракета фашистов. Мгновенно, как освещенное молнией, Кубанов увидел её лицо — мокрое, испуганное, с волосами, выбившимися из-под платка. И ещё увидел Кубанов светлую чёлку над большими светлыми глазами девочки.
— Внимание! Не стрелять! Женщина! Ребёнок! — пронеслось по всему нашему командному пункту.
Солдаты части полковника Кубанова сжимали приклады автоматов и рукоятки пулемётов.
Как помочь женщине? Как спасти девочку?
Она лежала в нескольких шагах, ярко освещенная. Вот-вот её расстреляют, изрешетят пулями… А спасти её, помочь ей нельзя.
На командном пункте стало так тихо, что полковник Кубанов услышал, как под кителем стучит его сердце.
Женщину на земле было далеко видно: в подвалах разрушенных домов, в траншеях, в воронках, превращенных в огневые точки, — отовсюду следили за ней. Но следили по-разному. Наши — со страхом за её жизнь. А фашисты…
Фашистская ракета-фонарь продолжала обливать женщину резким, режущим глаза светом. И ничем нельзя погасить этот свет, ничем нельзя укрыть женщину, никак нельзя спрятать её от врагов… Спрятанной от света и огня была только девочка. Мать обняла её со всех Сторон, укрыла, как бы укутала собой.
На руке полковника тикали часы, отсчитывая секунды, и ему казалось, что тикают они слишком медленно.
Тишина прорвалась сразу. Затарахтели, точно залаяли пулемёты и автоматы гитлеровцев. Захлопали миномёты. Чёрное небо прострочили яркие трассирующие пули. Потом светящееся многоточие опустилось к земле. Фашисты стреляли по женщине и ребёнку…