Похищение королевы, стр. 61

— Уговорил. Езжай. Но если расплюешься с Пудовым — я не при чем.

Я согласился не подставлять сыщика. Но уходить не собирался, ибо остался невыясненным «проходной» вопрос, не относящийся ни к верочкиным приключениям, ни к алкогольному пасынку или проклятущей коммуналке…

«Не относящийся» — слишком сильно сказано: так или иначе он влияет на развитие событий вокруг меня.

— Скажи, Вася, зачем тебе потребовалась таинственность в наших с тобой отношениях? Почему ты предпочел находиться за кулисами, выпустив на авансцену неопытного человека? В качестве приманки? Или продемонстрировать свою хватку? Если так — глупей трудно придумать! Только, прошу, не пытайся запутать меня в своих ментовских абракадабрах, отвечай по человечески: ясно и четко.

— Ну, и наивняк же ты, Пашка, — удивился Стулов. На полном серьезе, без обычных улыбочек разного окраса и такого же разного назначения. — Неужели трудно сообразить? Глупая курица и та, небось, давно разгребла бы навоз и вытащила зерно, а ты… Просто мне нужно было дать тебе свободу, не давить, не навязывать свое мнение… Дошло?… А ты вообразил: хитрит, зануда, набивает себе цену, сам прячется, а писателя-недоумка подставляет… Так, ведь? Признайся, мысленно так матерился в мой адрес, что любой пахан застесняется.

Я вынужденно признался: именно так и подумал, да, матерился, да, мечтал заехать по физии. Сейчас все понял.

— Ну, если понял — не безнадежный дурень, есть надежда на окончательное излечение.

«Недоумок» отделался смущенным смешком. Спорить со Стуловым все равно, что продираться через заросли колючего кустарника — сплошные занозины…

24

Добрался я до Дремова, когда уже начало темнеть. Странно, но недавней боязни как не бывало — мысли о тяжелой судьбе Верочки будто вытолкнули из головы все другие. В том числе, о Машеньке, бывшей жене, так и не вымаранойой из моего паспорта и, что грешить, из сердца.

Какое обвинение могут выдвинуть против обычной проститутки из завеления для отдыха состоятельных мужчин? Точно известно одно: на месте «преступления» Верочку не взяли — в ее комнате «клиента» не было, он с ней не расплачивался. В убийствах участия она не принимала — это мы с Гулькиным можем подтвердить под присягой.

То, что девушка находилась в борделе? А что в этом криминального? Навестила подругу, напросилась на ночлег. Мало ли какие могут быть причины, не подведомственные милиции.

Короче, арест Верочки ничем не оправдан. Любой мало-мальски грамотный адвокат легко добьется ее освобождения. Тем более, знакомый Стулова, сотрудник гепрокуратуры.

Тогда откуда у меня сосущее чувство тревоги?

Быстро щагая по знакомому маршруту, я постарался переключиться на другую тему, выбить из сознания образ внучки бабы Фени. Обычно такие «маневры» мне удавались, но на этот раз не получилось. Верочка сидела в сознании забитым по шляпку гвоздем.

Миновал пустырь. Когда-то на нем собирались строить шикарное здание поликлинники с пристроенным помещением для лечебных процедур. Потом грянула перестройка, за ней — развал государства, прогремел страшный кризис. Вот и остался памятником прошлого черный, будто выженный, пустырь с потрескавшими фундаментами, которые успели заложить, и искареженым забором. Вернее. остатками от него.

Отличное место для бомжей и алкашей. Милиция сюда, если и заглядывает, то редко — лишняя головная боль.

Неожиданно я остановился. Казалось бы, бояться нечего — вокруг не видно ни одного человека. Просто я ощутил одиночество. Сейчас — голый, незащищенный, не прикрытый от возможных случайностей надежной охраной. Типа улыбчивого Семена.

Но что толку стоять в позе охотничьей собаки, увидевший дичь. От этого ничего не изменится.

Стараясь не перейти на бег, я миновал пустырь, свернул на улицу, ведущую к умолкшему заводику запчастей для моторов. Тоже последствие разгромного кризиса. Сейчас пройду мимо чахлого скверика с тремя покареженными лавочками, миную переулок со странным названием «Глухой», от него до дома — рукой подать.

Возле изломанной ограды скверика я резко остановился. Будто в темноте напоролся на неожиданно возникий столб с разбитым фонарем.

На крайней лавочке сидят… Надин и Виталий. О чем-то оживленно беседуют. Пасынок нагло оглаживает выпуклую грудь коротышки, она не сопротивляется, не отталкивает жадную мужскую руку.

Ах ты, шлюха! Заверяла доверчивого соседа в непромокаемой любви и верности, мечтала о создании семьи. А сейчас что вытворяет! Впечатление: минута-другая и она растелешится под молокососом. Ну, погоди, дерьмовая торгашка, заявишься еще раз в мою конуру — поговорю по мужски, с соответствующими присловьями.

Во мне бушевали ревность обманутого мужика. И эта «буря» едва не толкнула на необдуманный поступок с непредсказуемыми последствиями: набить морду сопернику на глазах его любовницы. Надо бы, конечно, ей тоже, но дурацкое воспитание не позволяет поднять руку на женщину.

Нет, на это не пойду, во время остановил я карающие кулаки. Здоровенный пасынок размажет меня по стволу векового дуба, разотрет в порощок, выбьет идиотские мозги. И от души посмеется над опозоренным, избитым мужем матери.

Нет, рисковать сейчас нельзя! Верочка — в тюрьме, кроме меня, у нее нет человека, который может помочь. Была бы она на свободе и вне стен борделя, ни на минуту бы не сомневался. Мысленно я врезал кулаком по наглой, слащавой улыбочке Витальки, послал его в нокаут. Господи, когда еще появится возможность расправы с подонком!

В пустынном ночном скверике слова разносились с пугающей ясностью. Будто парочка находится не в десятке метров, а на расстоянии вытянутой руки.

В основном говорил Виталька, Надин отмалчивалась.

— Твой бывший муж раскаялся в ошибке. Он любит тебя и хочет восстановить разрушенную семью. Веришь ли, ночи не спит, курит, чуть не плачет. Вот и попросил меня переговорить с тобой, предложить мировую.

Странное несоответствие! Возбуждающе ощупывает женскую грудь и… сватает за другого мужика. Конечно, с белой отметиной в черной прическе. Будто раскаявшийся Айвазян послал Витальку продегустировать бывшую жену на предмет ее готовности к «воссозданию семьи». Глупей не придумать!

— Почему молчишь? Любая женщина мечтает о домашнем уюте. Неужели надеешься охомутать долговязого соседа?

«Долговязый сосед», конечно, я. Сознательно или подсознательно, но Виталий предпочитает не афишировать наши с ним «полуродственные» отношения. Признаюсь, это устраивает и меня тоже — признаваться перед окружающими, даже перед коротышкой в позорном «родстве» — неприятно и зазорно.

Пока я размышлял над витиеватыми поворотами жизни, беседа на лавочке развивалась своим чередом.

— Но я ведь пригласила вас на свой день рождения. Погляжу на поведение Михаила… Тогда решу… Он обидел меня, очень обидел! Такое не прощается. Вернее, прощается не сразу.

— Понимаю, — посочувствовал хитрец, ощупывая колени Надин. Словно намечал следующий маршрут. — Сама понимаешь — ночевать в Дремове негде, последняя электричка укатила. Неужто позволишь валяться на этой лавке?

Действительно, последняя электричка на Москву ушла полчаса тому назад. Виталий специально опоздал на нее или случайно? Скорей всего, специально. Обработка коротышки, похоже, подошла к завершающему этапу.

Неужели Виталия притягивает бесформенная фигура немолодой женщины, ее изрядно поношенные прелести? Молодой, здоровый парень, зачем ему бесформенная развалюхи, когда вокруг разгуливают симпатичные самочки, бросая на него призывные взгляды?

Нет, только не это…

И вдруг меня осенила неожиданная по простоте догадка: пасынку понадобилось проникнуть в коммуналку на вполне законных основаниях. Опередить меченного папочку. Цель проникновения пока не ясна, ее предстоит продумать.

— Нет, Виталий, только не это! — Надин осторожно отстранила коленки, укрыла их подолом. — Иди к Михаилу Егоровичу — у него в Дремове есть квартира. Не откажет приятелю в ночлеге.