Офицерская охота, стр. 21

Лягаш вытер грязным носовым платком вспотевший под маской лоб и принялся мечтать о другом. Говорят, израильские врачи излечивают импотенцию. Стоит это довольно дорого, особенно, если придется лечиться не в загнивающей России, а на берегу Мертвого моря. Конечно, жаль кровных баксов, но после сегодняшнего налета можно отстегнуть нужную сумму. Заодно отдохнуть в процветающем еврейском государстве.

Мечты провалились самым неприятным образом. Вдруг раздался шум двигателя машины. Из патрульки, остановившейся рядом с под»ездом банка, вышли два человека в униформе с автоматами. Один из них направился к входу, второй, облокотился на капот. Закурил.

— Почему открыта дверь? Или — проветриваешь офис? Охранник, где ты?

Два лжемилиционера ответили короткими очередями. Патрульный беззвучно рухнул на асфальт. Его товарищ прыгнул за машину и прострочил под»езд. Налетчик, притаившийся за дверью, выронил автомат и скорчился в углу. Из недр банка выскочили пехотинцы, принялись беспорядочными очередями прочесывать улицу. Вдали послышались звуки тревожной сирены. Завязался скоротечный бой, результат которого легко предрешить.

Лягаш не стал ожидать ни победы, ни поражения — ползком, по пластунски выбрался из банка, прижимаясь к фасаду, добрался до угла. Там стоял «жигуленок» с работающим двигателем, за рулем — тот самый мужик, который вечером выгуливал в Давыдково дворнягу.

— Жми! — выдохнул главарь, вскочив на заднее сидение. — Вперед, сука. На полную катушку!

— А как же пехотинцы? — нерешительно спросил водитель. — Давай обождем…

Ствол «макарова» больно ударил в бок. Рычание, похожее на зверинный рык, подстегнуло мужика.

— Другие найдутся… На наш с тобой век шестерок хватит… Жми, не то сглотнешь пулю!

«Поощренный» щедрым обещанием водитель так рванул с места, что оба вжались в спинки сидений. Машина на бешенной скорости промчалась на красный свет светофора, вильнула, избегая столкновения с грузовиком, и выскочила на широкую магистраль.

— В Кунцево?

— Я тебе дам в Кунцево? Разворачивайся и — в Дмитров.

Жесткий ствол пистолета продолжал упираться в ребра. Позади перестрелка стихла. Омоновцы подсчитывали трупы: свои и чужие, окольцовывали наручниками оставшихся живыми налетчиков…

Можно не сомневаться — в уголовке зафиксирована его внешность, подсчитаны все «грехи». Да и повязанные «пехотинцы, спасая свои жизни, расколятся, суки, все скажут, падлы, бесился про себя Лягаш. Значит, придется лечь на дно, затаиться. Слава Богу, в Дмитрове давным давно припасена надежная „нора“, в которой придется отсидеться, пока менты не устанут вынюхивать следы исчезнувшего главаря.

А как же быть с «приближенными»?

Утром в прихожей кунцевской квартиры призывно затрезвонил телефон. Трубку снял фельдшер.

— Слушай, чего скажу, — не здороваясь и не называя себя, прозвучал высокий, мальчишеский голосок. — Я сел в бест. Место — не спрашивай, не отвечу. Живите там, где живете. Куда ехать и когда — дам знать. Продадите, стервы, всех порешу, по жилочке буду вытаскивать, по деталям разбирать…

Частые гудки отбоя.

Глава 8

Ускользнувший от Бузина «жигуль» будто провалился сквозь землю или взлетел в небеса. Боевики Пахомова просмотрели все машины возле под»ездов домов и на детских площадках, изучили номера, оглядели салоны. Ничего похожего.

— Говоришь, белые? — в который уже раз спросил Николай. — Может быть, кофе с молоком?

— Черт их знает, — устало твердил Костя. — Освещение заправки сам знаешь какое. Возможно, и кофе с молоком или без молока…

Еще раз обошли дворы и скверики, даже на школьный стадион заглянули. В результате поисков под подозрение взято три «жигуля»: один — девствнно белый с ржавыми подтеками на капоте и два светлокоричневых. Первый оставлен возле панельной «хрущебы», два остальных — у кирпичных домов.

— Сделаем так: ты, Костя, подежуришь до завтрашнего обеда. Сухой паек обеспечит Павел — живет рядом. С обеда до полуночи — Наташа. Дальше, по обстановке, либо я, либо Поспелов. Если возвратится от сестры. Особое внимание — белым «жигулям». На другие — поглядывайте.

Бузин сходил к оставленному на обочине магистрали «москвичу», натянул теплую куртку не первой свежести и сел на лавочку неподалеку от пятиэтажки. Посмотришь со стороны — забалдел мужик, употребив бутылку «столичной», домой идти побаивается — как бы супруга не огрела чем тяжелым — вот и избрал для ночевки ничейную скамейку. Обычная картинка из «галлереи» современных реформ, ничего особенного, никто не заподозрит неладное, даже не обратит внимания. Тем более — ночью.

Еще лучше — изобразить бомжа, прописавшегося на дворовой лавочке. Лечь, шапку — под голову, полу куртки натянуть на лицо. Ибо все бомжи, как правило, бородатые, а Костя недавно тщательно побрился.

Так он и поступил.

Трое пошли по домам.

Пахомов вынужден отправиться на автостоянку — автобусы в гарнизон начинают ходить в шесть утра, другого пристанища в Москве капитан не имеет, пользоваться гостеприимством друзей не хочется, да и конспирация не позволяет. Ничего страшного — прокантуется ночь рядом с дежурным сторожем.

Причину необычной ночевки придумать легче легкого. Побывал у друга, засиделись, проговорили допоздна, напроситься остаться постеснялся, да и негде: олнокомнатная квартирешка, в которой — муж и жена. Безвыходное положение. Вот и решил скоротать ночку по месту родной работы…

Оказалось, дежурил начальник — подменял заболевшего старика.

— Все понятно, — с ехидным сочувствием пробормотал он, открывая калитку бездомному капитану. — Использовала баба, а на ночь не оставила. То ли мужа побоялась, то ли другого любовника. Седина в голову, бес в ребро, господин капитан. Или — ошибаюсь?

Николай устал зверски, ломило суставы, кружилась голова. Поэтому он не стал спорить, доказывать свою святую невинность — молча прошел в сторожку и, не сняв обувь, свалился на кушетку. Занял единственное в комнатушке спальное место, оставив отставному полковнику табуретку-калеку возле столика.

Усмехнулся начальник, покачал головой. Дескать, пошли господа офицеры, на ногах не держатся, старшему по званию места не уступают. Еще раз оглядел подшефную территорию и положил голову на журнал сдачи-приемки дежурств.

Так и проспали до утра: полковник — сидя, капитан — лежа.

Когда Пахомов продрал слипшиеся веки, толстый отставник, фыркая и отдуваясь, усердно подметал бетонку между машинами. На приветственный оклик не отозвался — весь в работе. Пришлось отобрать лысую метлу и самому заняться утренней физзарядкой.

Постепенно сонной состояние прошло, мускулы налились силой, голова посвежела.

Полковник уселся на колченогий стул рядом со спящим Туманом — прижившейся бездомной дворнягой — и стал разминать соскучившийся за ночь язык. Отставники, как правило, всегда отличаются словоблудием, особенно, когда речь пойдет о политике или бабах. Но начальник заговорил совсем о другом.

— В милицию можешь не ходить — на себя принял удар. Зато теперь тулка — при полных правах, в законе: оформлена и подписана… Где так стрелять научился? В армии?

— Там, — неохотно подтвердил Николай. — Чему в нашей армии не научишься: стрелять, ночами не спать, работать сторожем и дворником. Спасибо за поддержку.

— Спасибочком не отделаешься, нынче за него в магазинах не оттоваривают, на рынках не продают… Не боишься бандитской мести?

Пахомов домел территорию, поставил в угол, возле сторожки метлу, присел рядом с полковником.

— Житуха отучила бояться. Да и что могут сделать бандюги? Пристрелить? Пусть потренируются по живой мишени, не возражаю. Но ежели промажут — попеняют на себя…

Полковник смешливо покачал головой. Надо же, не разучился в нищем пенсионном положении шутить и смеяться. А Пахомов перестал смеяться и радоваться ещё в детстве, когда зарезали отца, изнасиловали и прикончили мать. Ни успехи по службе, ни женитьба на любимой женщине, ни рождение сыновей — ничего не изменило обычной пасмурности.