Нежная королева (Хельви — королева Монсальвата), стр. 66

— Сказал? — снова ерзнул Петерс. Новый посол и на него произвел самое отталкивающее впечатление, хотя он и в страшном сне не мог представить себе, на что способен этот с виду обходительный, но скользкий человек. — Сказал, что я обязан сообщать ему о любой работе, которую мы с тобой будем вести над укреплениями, и по первому требованию предоставлять интересующие их сведения. Я отказался. — инженер часто-часто заморгал. Видимо, собственная храбрость до сих пор поражала его самого. — Тогда он сказал, что в Беоте у меня есть имущество и родные, но я не думаю, что король…

— А ты подумай. — резко оборвал его Харвей. — Мы ведь не в игрушки играем. И я тоже, может статься, скоро перестану быть надежной защитой.

— Почему?

— Мало ли что. — не стал вдаваться в подробности консорт. — Но я свой выбор сделал. А ты, — он помедлил, — понимаешь, Линций, это трудно решить, но подумай, для тебя и твоих родных действительно будет безопаснее, если ты вернешься. Потому что, — рука Харвея тяжело опустилась на плечо друга, — сведений передавать им я тебе не позволю, и ты это знаешь.

— Но что же мне делать? — едва не закричал Петерс. — Что? Что? У меня скоро свадьба. Все было так хорошо… Что может с тобой случиться? Ты почти король. Тебе все доверяют. Королева тебя любит.

— Боюсь, что слишком. — остановил его Харвей. — И она не переживет. — он не стал договаривать.

— Чего не переживет? — не понял Линций. — Родов? Брось ты, все женщины боятся, и все рожают.

— Какие роды? При чем тут роды? — вспылил Деми. — Если хочешь знать, то ни одна женщина не переживет, если человек, которого она любит, окажется не тем человеком, которого она любит.

Инженер посмотрел на него, как на сумасшедшего.

— Ты не Харвей Деми? — прямо спросил он. — У тебя раздвоение личности?

— Может быть и Харвей, может быть и Деми. — задумчиво протянул консорт. — Но уже не тот, которого ты знал когда-то. Ты ведь тоже заметил, что я изменился.

Линций пожал плечами.

— Все меняются. Тем более ты менялся у нее на глазах.

Деми покачал головой.

— Нет, старина, я менялся еще и в тюрьме. И она об этом ничего не знает. Зато хорошо знает Дагмар и его сволочи. Хватит. — он знаком остановил друга, пытавшегося продолжить разговор. — Мне более чем не ясна история со старыми чертежами, но почему-то я не жду от нее ничего хорошего.

Глава 3

На следующее утро Симон д’Орсини чистил оружие у себя в обеденной зале. Это были старые прославленные клинки, щиты и шлемы, которые уже, конечно, не ходили на войну вместе с хозяином, а спокойно висели на стенах, украшая собой дом и ведя бесконечные, неслышные людям, беседы о былых подвигах.

Симон испытывал слишком большое почтение к этим реликвиям своего древнего рода, чтобы доверить их чистку слугам. А привести оружие в порядок было необходимо, как впрочем и весь дом, потому что д’Орсини ждал со дня на день приезда жены и троих детей из отдаленного замка Норн. Элиан должна была родить на исходе января, а королева, если Бог даст благополучное течение ее беременности, в апреле. Д’Орсини уже договорился с Хельви, что именно его благочестивая супруга, прекрасно знавшая все, что касается младенцев — их болезней, плачей, сна и тому подобных премудростей — станет кормилицей наследника гранарской короны.

Графа распирала ужасная гордость, которую захлестывало простое счастье от скорого приезда жены. Однако в это утро ему не суждено было закончить чистку памятников боевого прошлого рода д’Орсини. Около девяти вошел дворецкий и доложил о приходе двух воинов из охраны, которым Симон поручил наблюдение за домом сэра Кларенса. И еще двоих, которые с позавчерашнего дня занимались странной историей о погроме в кабинете Линция Петерса.

Разум подсказывал Симону, что эти две нитки как-то связаны. Беотийский посол и беотийский инженер — логика рыцаря была железной. Поэтому он не нашел ничего странного в рассказе двух пар соглядатаев, которые сообщили, что на дом Петерса напали городские грабители, подкупленные Кларенсом, которые и доставили в его резиденцию некие похищенные у инженера вещи. Какие именно, узнать не удалось.

Д’Орсини тут же отложил тряпку и задумался. Внутри него так и булькало слегка подзабытое за мирные месяцы возбуждение. Оно ничем не напоминало боевой азарт, но было сродни охотничьему. Симон решил, что настало время тайно посетить посольство Беота и самому во всем разобраться.

Резиденция сэра Джозефа Кларенса располагалась в нижней, прилегающей к реке части города. Это был красивый особняк в новом гранарском стиле с четырьмя круглыми башенками по бокам и резными железными флюгерами над крышей. Замерзший сад окружал посольство с трех сторон, а четвертой — глухой — оно выходило на высокий заснеженный обрыв над Сальвой. Лишь на самом верху, в крыше виднелось круглое чердачное окно.

Все это д’Орсини хорошенько рассмотрел, прогуливаясь по земляной насыпи вдоль реки, где с весны предполагалось начать строительство набережной. За оградой посольства было несколько сторожевых псов гладкошерстной беотийской породы, названия которой Симон не знал. Эти слюнявые чудовища мерзли в такую погоду и жались вместе под крыльцом. Все равно дразнить их не следовало. Поэтому рыцарь избрал в качестве пути для своего вторжения именно глухую сторону особняка.

В годы войны д’Орсини прославился не только как хороший командир конницы, но и как опытный руководитель засылаемых в тыл беотийцам отрядов. Именно на нем лежал и сбор сведений о противнике, и внезапные ночные налеты, и поджоги. Да мало ли еще что. В Симоне до сих пор время от времени просыпался чумазый мальчишка, лазавший через заборы и обтрясавший соседские яблони. Иногда, глядя на королеву, он жалел, что не знал ее в детстве. Потому что Хельви принадлежала к тем девочкам, которые никогда не пекут пирожков из песка и не возятся с куклами, а придумывают для товарищей самые опасные и захватывающие игры.

С наступлением ранних сумерек д’Орсини, пользуясь богатым опытом старого диверсанта, влез по обледеневшему склону вверх, зацепил веревку за чугунные крючья стягов, торчавших из стены и взобрался на крышу. Его не беспокоило, что и на склоне, и на кладке остались следы. За расследованием инцидента все равно обратятся к нему, а уж он-то постарается не узнать собственных сапог.

Чердачное окно, конечно, не было приоткрыто. Более того, оно обледенело. Провидение явно не собиралось облегчать Симону жизни. Пришлось осторожно пробивать ножом периметр слуховика и лишь потом пытаться отворить раму уже замерзшими пальцами. Но д’Орсини с честью справился с этой работой и проскользнул внутрь.

Чердак был завален старой рухлядью, и дверь вниз тоже была заперта. С этой детской преградой рыцарь справился легко, не пришлось даже ковыряться проволочкой в замке, просто резко приподнял ручку и нажал на дверь. Слабый язычок — беотийская работа — выскользнул из неглубокого паза. Путь был свободен.

Симон оказался на третьем этаже особняка, где стояла полная тишина. Обычно иностранные дипломаты жили в городе, в приглянувшихся им домах, которые снимали у хозяев. В резиденции посла, помимо канцелярии и рабочих помещений, располагались только апартаменты главы миссии. Раньше здесь обитал добряк Кросс, теперь устроился интриган Кларенс. На минуту д’Орсини искренне пожалел об отъезде сэра Энтони, за время пребывания последнего в должности посла, Симону ни разу даже в голову не пришло пытаться тайно проникнуть в Отель де Беот, тем более искать там какие-то документы.

Внимание рыцаря привлек приглушенный крик, донесшийся снизу. На втором этаже, как знал д’Орсини, находились покои посла. Звук повторился. Кричала женщина. Это удивило Симона, поскольку Кларенс приехал без супруги. Да и была ли она у него вообще? Вспомнив обезьянью фигуру дипломата, гранарец усомнился.

Осторожно спустившись по широкой дубовой лестнице с точеными перилами и шишечками, рыцарь в нерешительности остановился перед дверью. Куда она вела? Вскрики явно доносились из-за нее, но были приглушены расстоянием. Значит там анфилада комнат. Симон нажал на ручку, створки подались, и он оказался в просторном кабинете, изысканно забранном темными деревянными панелями, незаметно переходившими в резной потолок. Из-за зеленых бархатных штор, неплотно задернутых на окнах, поблескивала луна, заливая комнату серебристым светом.