Нежная королева (Хельви — королева Монсальвата), стр. 51

Отплывая от берега, он искренне надеялся, что гигант-оборотень будет где-нибудь далеко и не заметит людей. Однако, когда впереди из глубины вод вдруг взметнулся огромный фонтан, а затем над покатой волной поднялся мощный хвост, способный одним касанием разнести трехмачтовый парусник, Харвей похолодел.

«Я всегда влипаю только потому, что мне неудобно отказаться…» — мелькнуло у него в голове. Лорд оборвал мысль, в оцепенении глядя сквозь толщу воды, как внизу, под лодкой, медленно проходит невероятно долгая белая туша с черными рябинами на спине. «Мы погибли, — подумал Деми. — Так глупо… Вот сейчас хвост сделает новый удар…» Но Пейго успел вырулить веслом чуть в сторону, и поднятая китом волна только окатила, но не опрокинула лодку.

Теперь кит шел к ним и все зависело от реакции гарпунщика. Харвей поднял вовсе не тяжелый гарпун с костяным наконечником, над которым шаман всю ночь творил свои заклинания, и без всякой надежды на успех прицелился. «Такому гиганту это, как корове иголка», — с запоздалым раскаянием подумал герцог и машинально метнул в тучу водяных брызг, поднятых китом, свое жалкое оружие.

Каял шатнуло. Оба охотника за призраком оказались в холодной воде. Харвей не видел, что произошло с его белым противником. Он почти наверняка знал, что погиб, и скорее по привычке бороться за жизнь, толкнулся ногами, выбросил голову из воды и глотнул воздуха.

Кита не было. Чудовище растворилось, как прибрежный туман. Испугалось? Ушло на дно? Затаилось, задетое гарпуном? Вкруг не было и крови.

Рядом на воде держался Пейго. Они поплыли к берегу, понимая, что раньше замерзнут, чем доберутся. Но навстречу им уже вышли несколько лодок, и радостные вейны подобрали потерпевших крушение.

Шаман встретил чуть живых от холода охотников долгим гортанным криком, вероятно, выражавшим его полное удовлетворение. Окоченевших Харвея и Пейго повели в ближайшую хижину, где оказалось на удивление тепло. Им помогли снять мокрую одежду, растерли заледеневшие тела согревающим жиром росомахи. Женщины пели и танцевали для них. Им предлагали всю оставшуюся в стойбище еду и устроили праздник, на котором выжившие вейны съели столько привезенных Деми запасов, что лорд теперь опасался, как бы они не поумирали от обжорства. Ему несколько раз пытались посадить на колени Нерревик, но он знаками отказывался от щедрого подарка в пользу Пейго, которого и благословил широким крестным знамением. «Плодитесь и размножайтесь».

Местный горячительный напиток на корнях белены оказался необыкновенно крепок. Где-то к середине праздника Харвей почувствовал сильный озноб и слабость. Он буквально свалился на шкуры у каменного круга очага и уже не слышал, как шаман сердитыми криками выгонял соплеменников.

Сутки герцог пролежал в забытьи, осаждаемый тучами странных видений. То ему снились битвы воинов в рогатых шлемах, пляска боевых карров на воде, горящие города, то нежные губы какой-то чужой женщины, ее дети и затопляющая сердце нежность, то холодная каменистая земля с длинными деревянными домами, резные лари, пестрые шерстяные ковры, отделявшие угол, где спят, от остального жилища… Ничего этого Харвей никогда раньше не видел. Скользящие образы наваливались на него, хотели задавить, но кто-то отгонял их волшебной метелкой из дубовых веток.

На исходе следующей ночи старик-шаман совершенно измученный выполз их хижины, где лежал Деми.

— Это был дух убитого тобой кита, того норлунга, который мстил нам. — сказал вейн, когда молодой лорд пришел в себя и начал поправляться. — Он не хотел уходить к нижним людям и боролся с тобой, потому что именно ты отправил дух-оборотень с страну предков.

— А почему вы убили того норлунга? — спросил Деми, садясь на шкурах.

— Он был чужак. — равнодушно ответил шаман. — Отбился от своих. Наверное, упал с лодки, когда его люди сражались с другими морскими людьми. Выплыл к нам.

— И что? Разве вы не следуете закону гостеприимства? — удивился герцог. Он вспомнил разговор с Хельви о старых обычаях и сейчас был готов согласиться с королевой.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю. — пожал плечами старик. — У нас мало еды. Нам нечем было его кормить. Он только съел бы то, что причиталось нашим детям.

— Все в мире имеет свой круг. — вздохнул Харвей. — Вы убили его, хотя могли помочь. Он стал убивать ваших людей. Теперь он, наконец, мертв, но у меня на душе нет радости.

Шаман долго смотре на него, потом, тронув лоб выздоравливающего государя, сказал:

— Ты чувствуешь даже, как дышит земля. Ты, без сомнения, король. Но… что-то тебе мешает показать это всем.

Деми поморщился, ему совсем не хотелось слушать сомнительные откровения дикаря на свой счет.

— Ты отверг вчера женщину, не потому что она была для тебя нехороша, — продолжал старик, — а потому что у тебя есть женщина, для которой ты считаешь себя недостаточно хорошим. Ты хочешь быть для нее владыкой. Но ты уже владыка. Как только ты это осознаешь, все встанет на свои места.

Глава 3

Уезжая из стойбища венов, Харвей забрал с собой оружие убитого ими норлугна. Кости несчастного давно уже растащили собаки, которые в свою очередь пали жертвой недавнего голода. Деми намеревался зарыть меч северянина в священной для местных поклонников Одина дубовой роще вокруг капища этого воинственного божества.

По дороге мимо густо населенных и богатых по здешним меркам норлунгских деревень герцог так и поступил. Ему не хотелось, чтоб душа убитого воина питала к нему злобу и тем более преследовала по ночам. Вышедшие встречать правителя Северной Сальвы жрецы, с ног до головы увешенные золотыми молоточками Тора, уверили Деми, что позаботятся об оружии соплеменника и поблагодарили консорта за то, что он не бросил клинка — последнего прибежища для духа воина — в чужой земле.

Так или иначе, но герцог с каждым днем зарабатывал все большую поддержку местных племен. Вернувшись в Даллин, он не без гордости поспешил написать о своем приключении королеве. Ответ пришел с молниеносной быстротой. Четыре страницы брани. Хельви упрекала Харвея в тщеславии, самонадеянности, тупом мужском эгоизме и поисках нелепых подвигов в ущерб делу. Харвей просто купался в волнах ее негодования, испуга, плохо скрываемого беспокойства за ее жизнь. Глупо улыбаясь, он перечитал письмо три раза и спрятал в карман. Маленькое послание легко было носить с собой, чтобы в нужный момент подбодрить себя картиной истинных чувств королевы, которые она так опрометчиво обнаружила.

Вообще со времени отъезда Деми из столицы его отношения с женой чудесным образом наладились. На расстоянии они выглядели идеальными. Хельви написала мужу первой. Длинное письмо на десяти страницах с подробным изложением всех событий при дворе за время его отсутствия. Она спрашивала мнения консорта по разным вопросам, просила его совета относительно продолжавшихся переговоров с Беотом. Кто сейчас в силе? На чье слово можно положиться? Кого попробовать подкупить?

Деми ответил ей посланием, занявшим у него чуть менее 30 листов. Почерк принца был крупным, рекомендации доходчивыми и подробными. На Дагмара и старую королеву он просил ни при каких условиях не опираться. Называл имена людей, примерные суммы и более мелкие детали: к кому из вельмож, через кого из секретарей легче найти подход. Хельви его характеристики показались блестящими. Она благодарила и снова писала, ставя Деми в известность о ходе всех мало мальки важных или просто занимательных дел.

Переписка между Далином и столицей завязалась довольно оживленная. После первой робости корреспонденты расслабились, шутили, зашифровав прозвищами половину имен и придумав только им одним понятный язык. Обмен писем происходил не реже раза в неделю. Однажды Харвей спросил курьера, почему тот всегда приезжает в четверг.

— А как иначе? — отсалютовал запыленный юноша. — В понедельник утром Совет. После него ее величество пишет Вам, сир. Вечером я забираю пакет, двое с половиной суток в пути, и в четверг отдаю его Вам. Вы пишите. Пятница и суббота идут на обратную дорогу. Утром в воскресенье я вручаю королеве ответ, чтоб она могла изложить вашу точку зрения в понедельник на Совете.