Дьявольские балы, стр. 29
Молчание.
— Но ты ведь первая начала! Взяла и заблокировала двери, будто я маленькая. Я не маленькая. Мне уже четырнадцать.
Молчание.
— Я же сказала, прости. — Сивви сползла пониже и вздохнула. — Ну и ладно. Хочешь так сидеть — сиди.
Молчание. А потом, сама не зная зачем, Миранда проговорила:
— Они погибли.
Сивви быстро выпрямилась и склонилась к переднему сиденью.
— Кто? Твои сестры?
— Все. Вся семья.
— Из-за того, что ты что-то не так сделала?
— Да. А еще из-за того, что я чего-то не сделала. Наверное.
— Знаешь, госпожа Мрачность, как-то неубедительно звучит. Как и то, что ты чего-то не сделала… Стоп. Погоди. Что значит «наверное»? Ты хочешь сказать, что вообще не знаешь, что произошло?
— Я плохо помню этот период моей жизни.
— В смысле, тот день?
— В смысле, тот год. И следующий тоже. Вообще лет с десяти и до двенадцати я плохо себя помню. Да и потом тоже пробелы случались.
— То есть ты хочешь сказать, что тебе слишком больно все это вспоминать?
— Да нет, просто воспоминания… их вообще нет. Остались одни впечатления. И сны. Очень, очень тяжелые сны.
— Например?
— Например, что меня не оказалось в нужное время в нужном месте. И я всех подвела…
Миранда замолчала и неопределенно повела в воздухе рукой.
— Погоди, значит, ты искренне веришь, будто могла предотвратить то, что случилось? Хотя тебя там даже поблизости не было? И ты была на четыре года младше меня?
Миранда почувствовала, как сжалось горло. С трудом сглотнула. Никогда, никогда и никому она не рассказывала то, что рассказала Сивви. Даже Кензи. Никогда.
— Я могла бы попытаться. Я могла бы оказаться там и хоть что-нибудь сделать.
— О боги, скукотища-то какая. Разбуди, когда закончишь.
Миранда глянула в зеркало заднего вида.
— Ты сама уговаривала меня рассказать. И что теперь? Теперь ты у нас записалась в мэры городка «РасскажиКакВсеБылоНаСамомДеле»? — Миранда снова с трудом сглотнула. — Ах ты, маленькая…
— Да ты вообще не знаешь, что там произошло! Как тебе может быть так плохо, если ты ничего не знаешь? Я вообще не понимаю, с чего ты взяла, будто это твоя вина. Тебя там не было, тебе было всего десять лет. Мне кажется, что надо завязывать с этими заморочками и ловить момент.
— Прости, как ты сказала? Ловить момент?
— Ну да. Перестать копаться в прошлом и заняться настоящим. Взять, к примеру, эту песню по радио. Кошмар. А ведь где-то там, в городе, полно мальчиков, которых я могла бы сейчас целовать.
Миранда сделала глубокий вдох и собралась возразить, но Сивви не умолкала:
— Да-да, знаю, ты просишь прощения у людей, которых вырубаешь, потому что не смогла в свое время попросить прощения у своей семьи. И меня ты защищаешь только потому, что когда-то не смогла защитить семью. Теперь все ясно.
— Да нет, все не так. Я не…
— Бла-бла-бла, я не то, я не это… И вообще, почему, чтобы быть в безопасности, надо обязательно сидеть здесь всю ночь? Почему мы не можем куда-нибудь забуриться? Раствориться в толпе? Знаешь, я потрясающе умею растворяться в толпе. Как масло.
— О да, не сомневаюсь. Как масло. Да в этом прикиде под названием «Мадонна-звонила-просилавернуть-ее-костюм-из-клипа-Бордерлайн» ты вообще невидимка.
— Отличная шутка, зануда. Ну давай же, давай куда-нибудь поедем.
Миранда повернулась и отчеканила:
— Так. Давай-ка попробую донести до тебя еще раз. Кто-то. Пытается. Тебя. Убить.
— Нет. Никто. Не. Пытается. Меня. Убить. Они вообще меня убить не могут. Слушай, надо как-то подлечить эту манию — тебе всюду убийцы мерещатся. А я, если честно, начинаю тут смертельно скучать. Что там за станция, по радио? «Маразмики FM»? Нет, на шесть часов я в твоей машине не останусь. И не мечтай.
Миранде пришлось согласиться. Потому что она поняла, что если просидит шесть часов с Сивви в замкнутом пространстве, то убьет ее сама.
И тут ей вспомнилось замечательное место, где действительно можно раствориться в толпе.
— Значит, хочешь куда-нибудь забуриться? — спросила она Сивви.
— Да, и чтобы мальчики были.
— Парни, — поправила Миранда.
— Что?
— Обычные американские девочки в нашем веке не говорят «мальчики». Говорят «парни».
Несколько секунд Сивви выглядела совершенно огорошенной. Потом слабо улыбнулась.
— А. Да. Парни.
— И не «да», а «ага». Если, конечно, общаешься со сверстником, а не со взрослым.
— Ага.
— И никто не говорит: «О боги».
— Я что…
— Ага. И никто никогда не скажет «лови момент».
— Погоди.
— Нет. Ни за что. А, и еще. Не вздумай платить парням за поцелуи. Тебе это не нужно. Если ты выбрала парня и хочешь его поцеловать — считай, что ему повезло.
Сивви нахмурилась.
— А с чего это ты такая добренькая стала? Я ведь тебе даже не нравлюсь.
— Потому что я слишком хорошо понимаю, каково это. Оказаться вдали от дома, в полном одиночестве, и пытаться адаптироваться к новым условиям. Притом что не можешь никому рассказать, кто ты на самом деле.
Несколько секунд они ехали молча. Потом Сивви спросила:
— А тебе приходилось кого-нибудь убивать собственными руками?
Миранда глянула на девочку в зеркало заднего вида.
— Пока еще нет.
— Ха-ха.
8
— Ты с ума сошла! — воскликнула Сивви, когда они вошли. У девочки явно разбегались глаза. — Ты же сказала, что тут будет страшная скукотища. Это не скукотища. Это… это просто потрясающе!
Девушки проскользнули в Большой актовый зал Исторического общества Санта-Барбары через черный ход. Дверь была широко распахнута и зафиксирована в открытом положении, чтобы счастливые выпускники могли в любой момент выйти покурить. Миранда посмотрела по сторонам и осознала всю заманчивость подобной перспективы. Что угодно, лишь бы не видеть такого оформления. Стены актового зала затянуты синим шелком, на котором вышиты белые звезды. Четыре большие колонны в центре помещения обмотаны красными лентами. Длинный стол уставлен круглыми аквариумами, скатерть по всей длине вышита американскими флагами. Одному богу известно как, но рыбки в аквариумах были раскрашены в красный и синий цвета. В довершение всего вдоль столов стояли макеты основных достопримечательностей Соединенных Штатов. Гора Рашмор, Белый дом, статуя Свободы, колокол Свободы, гейзер «Верный старик»… И все макеты были сделаны из кубиков сахара. Подарок от семьи красавицы Ариэль. Накануне, на школьном собрании, Ариэль заявила, что после выпускного вечера все сахарные творения будут пожертвованы «бедным людям Санта-Барбары, которым не хватает сахара».
Под потолком висели бесчисленные шарики, и от каждого отходила кудрявая серпантиновая ленточка. То ли колышущиеся ленточки, которые выпускники задевали головами, были тому виной, то ли просто внезапное дурное предчувствие, но Миранде вдруг стало не по себе.
Зато Сивви была на седьмом небе от счастья.
— Значит, так, запомни. Большинство парней пришли сюда с девушками. Так что будь поделикатнее со своими поцелуями.
— Ага, ладно.
— И как только я тебя позову — сразу ко мне.
— Я что, собачка?.. — начала было Сивви, но, поймав взгляд Миранды, стушевалась. — Ладно, договорились.
— И если почувствуешь что-то неладное, что угодно, любую мелочь…
— …сразу сообщить тебе. Я все поняла. А теперь иди и постарайся хоть немного развлечься. Ах, ну да, ты же не умеешь. Ну, как только попадешь в затруднительное положение, просто спроси себя: «А как бы поступила на моем месте Сивви?»
— Уволь…
Сивви не ответила. Она была слишком занята: пытливо оглядывала актовый зал.
— Уау! А что это за красавчик, вон там, в углу? Который в очках? — воскликнула она.
Миранда поискала глазами «красавчика», но никого, кроме Филиппа Эймори не увидела.
— Его зовут Филипп.
— Привееееееееет, Филипп, — пропела Сивви и прямым курсом направилась к ничего не подозревающему бедолаге Эймори.