В ожидании Романа, стр. 40

РАССКАЗЫ

КОРОТКАЯ ЛИНИЯ

У меня в молодости подруга была, Жанка. Мы с ней вместе восемь классов окончили, в один техникум поступили. У нас городок небольшой, до областного центра на электричке минут сорок ехать. Развлечений никаких, с учебными заведениями тоже не густо. Вот и выбирали из двух имеющихся техникумов – либо электромеханический, либо химико-технологический. Мы с ней решили в электромеханики податься. А что еще оставалось? Десять классов неизвестно как закончим, поступим ли в институт. А вузы только в областном центре. На электричке не наездишься каждый день. В общежитии жить, наверное, было бы интересно, но его не предоставляли тем, кто из области, только иногородним. Так что техникум, да еще и около дома – это было то, что надо.

Молодость наша пришлась на семидесятые годы прошлого века. Самыми «крутыми» считались те, кто имел транзистор или проигрыватель. И соответственно пластинки. У меня пластинок было много. Я их собирала, привозила отовсюду, где бывала. А бывала я, несмотря на свои молодые годы, много где. У меня и в Москве и в Ленинграде сестры двоюродные жили. Да еще в Прибалтике тетка обитала. Поэтому я каталась несколько раз в год – на каникулы, на праздники – то в один город, то в другой, то в третий. И обязательно привозила музыкальные новинки. Из распахнутых все лето окон нашего дома звучали хиты тех лет: «Королева красоты», «Льет ли теплый дождь», «Эти глаза напротив».

Почти всегда собирались у меня: я, Жанка, еще две-три девчонки из класса. Слушали музыку, читали стихи Евтушенко, в сотый раз перебирали фотографии артистов. В то время было очень популярным: черно-белое фото с именем внизу, а на обратной стороне – перечень фильмов с указанием года выхода на экран.

Еще у всех девчонок были «песенники». Это такая толстая тетрадь с текстами песен, с картинками из журналов, с пожеланиями подруг. У меня, кстати, до сих пор где-то на антресолях хранится такой «песенник» в золотистой обложке, распухший от исписанных страниц, с замусоленными краями и пожелтевшими фотографиями одноклассниц.

Вот и Жанкина фотка, где она с короткой стрижкой, смеется, сверкает зубами и щурит глаза в длинных ресницах. А под фотографией пожелание

«Моей любимой подруге Верке» (это мне, значит):

Вера – роза, Вера – мак,
Вера – одуванчик.
Вера, я тебя люблю,
Жаль, что я не мальчик.

И еще одно, написанное поперек листа и буквально усыпанное разноцветными розами и сердцами:

Сколько в море-океане
Есть на дне песку,
Столько счастья я желаю
На твоем веку.

У Жанки тоже был альбом, и я тоже ей что-то писала, конечно. Сейчас уже и не вспомнить. Наверное, нечто вроде такого послания:

Пусть жизнь твоя течет рекою
Среди скалистых берегов,
И пусть тебя сопровождают
Надежда, вера и любовь.

Как-то в очередной раз я приехала из поездки... по-моему, из Питера... да, скорее всего, оттуда... И привезла конспект статьи про хиромантию. Мне сестра моя ленинградская дала почитать. Называлась статья то ли «Погадаем по руке», то ли «Рука глазами хироманта». Дело не в названии. Дело в том, что в те времена подобного рода литература была не просто редкостью, она была практически недоступна. Никаких сонников, никаких трактатов о гаданиях, о прочих вещах, интересующих умы молодых девушек, не издавалось. И вдруг – исследование о линиях на руке в каком-то довольно-таки интеллигентном журнале – то ли «Знание – сила», то ли «Наука и религия».

Конечно, сестра не отдала мне оригинал, а позволила лишь законспектировать его. Я, целыми днями бродившая по городу и музеям, вечерами садилась за работу и старательно переписывала слово в слово интересующую меня информацию все в тот же «песенник».

Там еще и рисунки были. Я обводила свою ладонь, прорисовывала на ней линии и подписывала их, то и дело сверяясь с первоисточником – линия жизни, линия сердца, линия ума. Оказалось, кроме этих, основных, есть на руке еще линии и судьбы, и здоровья, и брака.

Так что пусть вкратце, но о каждой из них мною была получена информация. И не просто получена, а переписана и привезена домой, чтобы тут же стать достоянием всех моих подруг.

Да, забыла сказать (хотя мне в этом и неприятно сознаваться), что я немного завидовала Жанке. Она и внешне была симпатичная – смуглая матовая кожа, сочные губы, яркий румянец, по-мальчишески стриженная голова и чуть робкая, но очень милая улыбка.

Однако главное не это. Главное то, что за Жанкой ухаживал Валера – парень с соседней улицы. Он учился в химико-технологическом техникуме на последнем курсе, был соответственно постарше нас и казался мне воплощением девичьей мечты. К Жанке он относился скорее уважительно, чем влюбленно. Но именно в его серьезности и почтительности чувствовалась глубина. Он обнимал ее за плечи, провожая домой, и, когда я видела их двоих, идущих рядом, доверительно касающихся телами друг друга, тихо разговаривающих, мне казалось, что я мечтаю только об одном: вот так же идти с кем-то вечерней порой, ощущать надежность мужской силы, свою привлекательность и то щемящее чувство первой влюбленности, к которому мы все так стремились.

Меня мучила эта дурацкая зависть. Жанна была моей лучшей подругой, и любила я ее по-настоящему... Но у нее был мальчик, а у меня – нет. И мне бы особенно не любопытствовать, не интересоваться подробностями их отношений, чтобы не бередить душу, не дразнить себя... Так нет, я все выспрашивала: а целовались ли они, если целовались, то как долго и сколько раз, и как они друг другу говорят про любовь, и нравится ли ей обнимать его, и что она чувствует, когда он обнимает ее... Жанка без стеснения, просто и не ломаясь, отвечала на все мои вопросы, а у меня сбивалось дыхание и сладко ныло в низу живота...

Так... что ж я хотела рассказать? Ах, да! Про хиромантию. Ну, вот. Сидели мы с девчонками целыми вечерами и подробнейшим образом свои руки рассматривали.

–?А у меня здесь решетка. Это что значит? – спрашивала одна из подруг, и я в двадцатый раз заглядывала в тетрадь, сверяясь то с записями, то с рисунком.

–?А у меня две линии пересекаются...

–?Ой, смотрите, а на моей руке совсем этого нет...

И Жанкино удивление:

–?А у меня линия жизни такая короткая! Будто и нет ее вовсе...

И мы, любопытствуя и ужасаясь одновременно: «Где? Покажи!», заглядывали в ее ладонь и, наблюдая действительно совсем небольшую линию, фальшиво успокаивали Жанку:

–?Да ладно тебе. Нормальная линия...

Помню, учились мы уже на третьем курсе, думали о распределении, и исполнилось нам по семнадцать лет, когда весь наш городок буквально за полдня облетела страшная весть: в автобусную остановку врезался грузовик... Пьяный водитель, не справившись с управлением, и само сооружение снес, и людей покалечил. Четверо погибло, многие ранены... Среди жертв – Жанка.

Это было мое первое большое горе. Взрослое, настоящее горе. Трагедия. Хоронили погибших всем городом. Тогда еще было принято фотографировать похороны. По-моему, сейчас это встречается все реже и реже, а тогда чуть ли не в каждой семье, чуть ли не в каждом альбоме можно было встретить снимки той трагедии. У меня они тоже сохранились, и я, вглядываясь в Жанкины молодые черты, каждый раз ужасаюсь: «Неужели и вправду вся наша жизнь отражена на руке? Неужели действительно можно прочитать по ней и прошлое, и будущее?»

Прошло с тех пор много-много лет. Я уже бабушка. Жизнь моя несется вскачь, бурлит, переливается всеми возможными красками: интерес – равнодушие, радость – печаль, сомнение – уверенность, горе – счастье. Как у всех, наверное...