Работа для гробовщика, стр. 30

— Не в кухне, — сказал он. — Мисс Рут умерла днем, довольно необычное время. Может вы не знаете, но день — редкая пора для ухода из жизни.

— В котором часу вы там оказались?

— Ближе к вечеру, около пяти. Мисс Рапер прислала за мной мистера Грейса. Семейство даже пальцем не шевельнуло. Это для них характерно. Палиноды всегда очень любезны, но совершенно беспомощны, и хуже всего то, что по их глубокому убеждению, практичность — это недостаток.

Он уже одолел страх и пришел в себя. Разница между этим его рассказом и предыдущим была необычайно тонка, но уловима. Тут уже не было вольной импровизации. Кэмпион чувствовал, что на этот раз гробовщик мог сказать правду.

— Я как раз садился за стол, когда постучал мистер Грейс, а поскольку я хорошо знал Палинодов, тут же вскочил, надел черную визитку, захватил мерку и мы пошли, — продолжал он рассказ. — Мистер Грейс предпочел не подниматься со мной наверх, но меня это совсем не удивило. Часто люди не хотят входить вместе со мной, даже если речь идет о том, кого они хорошо знали. Другие, наоборот, любят составить мне компанию. Все зависит от характера. Во всяком случае, я не удивился, когда он покинул меня на лестнице. «Можете на меня положиться, — сказал я. — Наверняка я её ни с кем не перепутаю.» Понимаете, я пошутил, но он этого не понял. Ну вот, я пошел наверх один, тихо и достойно. Задержался в дверях, чтобы убедиться, что попал куда нужно, смотрю, а он моет посуду.

— Мистер Лоуренс Палинод?

— Да.

— В спальне мисс Рут?

— Да. Вот так лежит покойница, прикрытая простыней, а тут рядом — её брат, сдержанный, хотя и возбужденный, не знаю, достаточно ли ясно я выразился, — моет в старомодном умывальнике стаканы, блюдца и ложки со всей комнаты. Он как раз ополаскивал последние, когда хлопнула дверь, и сразу обернулся, как воришка. Нет, он был очень любезен и вежлив, но я конечно успел все заметить. Оставшись один, полюбопытствовал, что он мыл. Все было разложено на мраморной доске. И вымыто очень старательно, нужно признать. — В его голосе звучало возмущение.

— И это все?

— Все. Я рассказал вам чистейшую правду. Полагаю, это может быть важно.

— Вы об этом кому-нибудь говорили?

— Никому. Этот урок я ещё в детстве усвоил от отца. «Похоронных дел мастера говорят не больше, чем их клиенты» — таков был его девиз. Разумеется, получив поручение провести эксгумацию, я все вспомнил, но никому не сказал ни слова. С той поры прошло немало времени, и свои слова я подтвердить ничем не могу.

Спорить с этим не приходилось. Кэмпион обдумывал возможное значение новости, когда Джесси встал.

— Чем вас угостить? Инспектор говорит, что я пью только жидкости для бальзамирования, но это просто шутка в его стиле.

— Нет, благодарю, мне уже пора. — Кэмпион поспешно поднялся. Испуганный Боулс покосился в угол за плечами гостя.

Кэмпион был слишком тертым старым лисом, чтобы сразу взглянуть в ту сторону, но потом, старательно поставив кресло на место, прежде чем двинуться за хозяином к выходу, он словно невзначай покосился в ту сторону — и был поражен. В нише, рядом с кухонной плитой, помещались большие стоячие часы, а рядом с ними, прижавшись к стене, всего в нескольких футах от его кресла, стоял человек. Стоял совершенно неподвижно, скрытый тенью и наверняка простоял там все время разговора.

Хозяин любезно придержал ему дверь. Кэмпион шагал легко и энергично, с непроницаемым лицом. Боулс должен быть уверен, что он не заметил ничего необычного.

Поспешно перейдя улицу и кивнув мистеру Джеймсу, директору банка, вежливо отсалютовавшему свернутым зонтом, он стал пробираться среди зевак, собравшихся перед главным входом в Портминстер-Лодж. Но мысли его были поглощены увиденным.

Сверкающая лысина и отвисшая нижняя губа были слишком заметны даже в темноте. Кэмпион решил, что пора заняться недооцененным до тех пор вездесущим мистером Конгрейвом.

Глава 17

Слишком много разговоров

— Все. Прошу, ни слова больше. Ухожу. С меня довольно. Вы ко мне несправедливы, и потому я ухожу.

Кэмпион задержался на пороге в тот момент, когда разговор достиг кульминационной точки. Кларри Грейс стоял посреди кухни в неосознанно театральной позе.

Рени смотрела на него, стоя спиной к плите. Она раскраснелась от переживаний, но несмотря на гнев глаза её как всегда были полны заботы и доброты.

— Ох, ради Бога, Кларри! — воскликнула она. — Возьми себя в руки! Иди себе, если хочешь, только не рассказывай, что это я тебя выгнала, и не кричи на всю улицу. Ты же знаешь, что там полно народу.

Кларри закрыл рот, открыл его снова, взглянул на Кэмпиона и пришел к выводу, что сами небеса послали ему слушателя.

— Дорогая, — сказал он Рени, — сладкая ты моя, пойми, задумайся, будь хоть минуту рассудительна. Я только стараюсь тебе помочь. Не хочу, чтобы из тебя веревки вили. Если считаешь, что я вмешиваюсь не в свое дело, очень жаль. — И вдруг почти крикнул: — И вообще я считаю, что ты рехнулась!

— Хватит! — Голос её звучал резко и властно. — Ни слова больше. Ты и так уже наговорил лишнего. Никогда я тебе этого не прощу, Кларри. Он устроил весь этот скандал, Альберт, повернулась она к Кэмпиону, — только потому, что я сказала нашей малышке, чтобы привела сюда своего парня. Куда же ему, бедолаге, податься? Дома у него нет, денег нет, а в больнице его не будут держать бесконечно. Лучший способ заставить девушку наделать глупостей — это повернуться к ней спиной и оставить на произвол судьбы. Ну скажи мне, Альберт, что ты об этом думаешь?

Кэмпион понял, что последняя надежда исчезнуть и сохранить нейтралитет развеялась бесповоротно.

— Я не слишком понимаю, о чем идет речь, — осторожно заметил он. — Не о Клитии и Майке Даннинге?

— Ну разумеется, мой дорогой. Не валяй дурака. — Ее жесткая реплика ударила, как бичом. — Я же не намереваюсь здесь устраивать сиротский приют.

— А я думал, именно так и есть, — буркнул надувшийся Кларри и Рени сразу повернулась к нему.

— Вы, мужчины, меня жутко раздражаете. Такая милая девушка, полная материнских чувств, не смейся Кларри, молодая, беспомощная, растерянная, не знающая, что делать с бедным больным парнем. Поселись он тут, я могла бы за ним ухаживать. А если он ей не подходит, а это трудно утверждать, пока я с ним не познакомлюсь, её можно бы разубедить, спокойно, рассудительно, по-христиански…

Кларри фыркнул, как норовистый конь.

— Так ты собралась разлучить этих бедных детей? Это что-то новенькое. Мне ты об этом не говорила.

— Глупости! Я просто стараюсь о ней заботиться, как о собственной дочери.

Кларри, даже не сняв шляпы, сел за стол, уронил на него руки и опер на них голову.

— Почему?

— Что почему?

— Да потому, что это безумная идея. Вы послушайте, мистер Кэмпион, и все поймете. Я хотел объяснить глупой, упрямой женщине, которую люблю, как родную мать, что не может она опекать всех людей на свете. Я разве не прав? Не прав?

Рени неожиданно взорвалась.

— Свинья! Просто свинья, да и только. Ох, это не твоя вина. Твоя мать и моя подруга, весьма порядочная женщина, была существом с добрейшим сердцем на свете. Но твой отец! Стоит у меня перед глазами как живой! Крыса, самая настоящая крыса.

Кларри Грейс даже не пытался защищать отца: вид у него был побитый и несчастный. По мнению Кэмпиона, удар был нанесен ниже пояса. Скорее всего, Рени тоже так подумала, ибо смотрела если не виновато, то по крайней мере смущенно.

— Отвратительная привычка подглядывать, что кому перепадает. И что с того, если старикам я даю несколько больше, чем полагается за их деньги? Меня это не разорит, и никому до этого нет никакого дела. Джентльмен не вынюхивает и не станет допрашивать старика Конгрейва, каково состояние моего счета.

— Это бесстыдная ложь, — запротестовал Кларри. — И кроме того, из Конгрейва слова не вытянешь. Это он порой пытается меня выспрашивать. Навязался на мою шею… Кстати, это ты утверждала — поправь меня, если я ошибаюсь, — что банкиры всегда слишком любопытны.