Хозяин черной жемчужины, стр. 22

Но долго ждать не пришлось: вскоре, осторожно ступая по опустевшему коридору и не постукивая своей палкой, к двери барокамеры приблизился проф. Ю.Н. Глотов, отпер дверь и исчез за ней. Щелкнул изнутри замок. Батисфера начала свой опасный спуск в мрачные глубины.

В животе у меня заплескался едкий холодок...

Глава XI

Сон в подводном мраке

Время шло. Волнение нарастало. Превратилось в тревогу.

Наконец в замке скрежетнул изнутри ключ, высунулась в коридор мудрая голова Глотова, осмотрелась. И сам Глотов за своей головой целиком вышел в коридор и шустро прошлепал в свой личный кабинет, не забыв запереть дверь барокамеры снаружи.

Вскоре возле этой двери стали скапливаться научные сотрудники. Обсуждая выслушанный доклад. Я присоединился к ним. Но в обсуждении участия не принял. Мне не терпелось выпустить Лешку из стального шара.

Тут появился Глотов. Всем своим видом показывая, что вот он только сейчас подошел к барокамере, а десять минут назад и духу его здесь не было.

– А где наш юный коллега? – огляделся Глотов.

– В буфете. – Это я у Алешки научился – врать мгновенно. Папа, правда, это Алешкино быстрое вранье называет деликатно импровизацией. – У вас там конфеты фирменные. «Раковинные шейки». То есть я хотел сказать «Враковые шейки». – Да, импровизировать, как и врать, не так-то просто.

Ученые и аспиранты расселись за свои столы и продолжили свои наблюдения. Только аспирант без калькулятора потерянно бродил по барокамере и бормотал:

– Вот незадача. А мне как раз надо подсчитать число вдохов и выдохов золотистой макрели.

У меня вот тоже незадача. Как незаметно выпустить Алешку из батисферы. И я понадеялся на его сообразительность. Поступил очень просто. Даже примитивно. Подошел к двери и выключил свет.

Барокамера погрузилась в таинственный полусумрак. Только матово светился кусочек океана за экраном.

– Что такое? – раздались недовольные голоса. – Где комендант? Безобразие!

Я выждал некоторое время и сказал:

– Кто-то свет выключил. Какой-то хулиган, наверное. – И я щелкнул выключателем.

Но Лешка в барокамере не появился. И калькулятор был на месте – прижатый крышкой к закраине люка.

Аспиранта мне не жалко – не велика у него потеря. А вот у меня потеря куда как серьезнее. Даже сердце защемило.

И тогда я решился на серьезный шаг. Громко сказал для всех:

– Слазить, что ли, в батисферу? Давненько я там не бывал.

Я подумал, что этим отвлеку у всех внимание. Кто заметит, что залез в батисферу один, а вылезли из нее двое?

Я поднялся по трапу и откинул тяжеленную крышку. Калькулятор при этом почему-то упал. Внутрь батисферы. Я заглянул туда с замершим сердцем. Картина мне открылась еще та! Наш неутомимый сыщик, юный конфетолог, уютно свернувшись на банкетке, беззаботно и беззастенчиво спал!

– Это я притворялся, – зевая, объяснил мне Алешка. – Чтобы меня не заподозрили.

Мы выбрались на волю вместе с калькулятором. Никто в самом деле не обратил на нас внимания. Я отдал калькулятор аспиранту.

– Спасибо! – Он сильно обрадовался. – Где вы его нашли?

– Вы его зачем-то в батисфере спрятали, – правдиво объяснил я. – По рассеянности, наверное.

Аспирант повертел калькулятор в руках, поскреб пятерней макушку и... ничего не сказал.

Когда мы вышли в коридор, Алешка признался:

– Дим, я почему-то заснул на самом интересном месте. Пришел Глотов, уселся за манипулятор и...

– И что?

– И я заснул. – Оправдался: – Он очень долго не шел. Мне стало скучно.

– Ясно. Но ведь что-то он там делал.

– Ну, опыты какие-нибудь...

– Тайком?

Алешка потупился. И сказал:

– Придется повторить.

Ага, придется. Если представится еще раз такой случай.

– Ладно, – сказал Алешка, – пойду работать.

Он снова раскрыл свою тетрадь и еще раз зарисовал жемчужину. А пока рисовал, шептал мне в ухо:

– Дим, у него в диссертации те же самые фотографии.

– Папы и мамы?

– Да ладно тебе. Ты, что ль, никогда не засыпал? На уроках. Помнишь, родителей из-за этого в школу вызывали? А эти фотографии, Дим, те же точь-в-точь, которые нам Вадик показывал. Которые он сам на дне океана снимал.

– Ну и что?

– Да он жулик, Дим. Он чужие контрольные списывает! То есть я хотел сказать, что он ворует всякие открытия. И себе их присваивает.

Это правда, я вспомнил брошюрки на его заветной полке. Сначала – под редакцией, потом в соавторстве, а потом уже он один автор научного труда. Хапуга какой-то. Длиннорукий. Манипулятор!

– Он что-то замышляет, Дим, – шептал Алешка. – Та-акую пакость. Не зря он папку велел скрасть.

Что ж, похоже на правду. Вадик свои открытия по ускоренному выращиванию жемчуга еще нигде не публиковал. Выскочит с синей папкой этот Глотов и скажет: «А это я изобрел!» Жуть!

Но в действительности все оказалось, как показало время, еще хуже. Еще коварнее. И мы с Алешкой были буквально в двух шагах от разгадки его пакостных планов. Но совершенно об этом не догадывались.

Алешка закончил свой второй эскиз и стал его сравнивать с первым.

– Дим, тебе какой больше нравится? Этот или этот?

И мы оба как-то приглушенно ахнули. Одновременно.

– Ни фига! – сказал Алешка.

– Неслабо! – сказал я.

Даже одного взгляда на рисунки было достаточно, чтобы заметить: Розовый Принц изменил свое место жительства. Не сильно, но все-таки сдвинулся в сторону.

– Дим, эти жемчужницы, они что, ползают, что ли? У них, что ли, ноги есть? Или лучи? Как у Астры?

– Нет у них ног, – твердо ответил я. – Вадик говорил, что они всю жизнь сидят на одном месте. Ведут сидячий образ жизни.

Как Павлик на нашей кухне.

– Все ясно, – сказал Алешка упавшим голосом. – Я самое главное проспал. Это Глотов сдвинул Розового Принца.

– А зачем?

– Он что-то с ним сделал. Может, он хотел его украсть? И продать где-нибудь в Германии, какому-нибудь монарху. Или Моцарту.

– Надо Вадику сказать.

– Бесполезно, – вздохнул Алешка. – Глотов отвертится. Скажет, что это тетя Лида в своем купальнике пузыри пускала и сдвинула раковину. Дать бы ему по башке как следует.

– Вадику?

– И ему тоже! Не следит за своими вещами! Развел всякие жемчуга...

А время между тем близилось к шести.

Когда мы вышли на улицу, вдруг повалил снег. Громадными хлопьями. Они красиво роились вокруг фонарей и мягко ложились на что попало. И на нас в том числе.

Мы потерянно стояли возле левого якоря. Что мы могли сделать? Машины у нас нет. Своего водителя тоже. Сейчас выйдет из института проф. Ю.Н. Глотов, сядет в машину своего сообщника и поедет с ним в банк, где совершит грязную сделку. А мы – не то что помешать, мы и посмотреть на это дело не сможем.

– Дим, скажи, – Алешка потопал ногами и подул на пальцы, – скажи, якорь в снегу, правда странно? Все равно что льдина в пустыне.

Я не успел ответить.

– Привет, снеговики!

Мы обернулись. Это была тетя Лида. Не в черном купальнике и не в белом халате, а в короткой дубленке и в залихватской кепчонке с козырьком. Она вскинула к глазам фотоаппарат и щелкнула нас.

– А что домой не едете?

– Не на чем, – вздохнул Алешка. – Мы без колес и без денег.

– Не вопрос, – сказала тетя Лида, – я вас подвезу. Вам куда?

– Нам в банк. Надо штуку баксов снять. На дорогу.

Тетя Лида рассмеялась и повела нас к своей машине.

Мы уселись сзади, и Лешка сказал:

– Давайте немного подождем.

– А что так? – обернулась тетя Лида.

– Все то же, – буркнул Алешка.

Тетя Лида помолчала. Наверное, она думала. О том, как беспечно попала в Алешкины сети.

– И что дальше? – Она вздохнула. Включила «дворники», которые стали деловито и старательно смахивать с ветрового стекла налипший снег.

– А дальше – легко, – сказал Алешка. – Поедем вон за той желтой машиной.