Повесть о верной Аниске, стр. 11
Глава пятнадцатая
ПОЛЁТ
Она столько раз повторяла разбойникам, что в городе ждёт её Анна Ярославна, что сама этому поверила и теперь очень торопилась поскорей встретиться.
Внезапно подул холодный ветер, набежали тучки и пошёл дождь. И не успела Аниска вскрикнуть, когда первая капля упала ей за шиворот, как уже дождь пролился пеленой, будто там наверху прорвало плотину. И не успела Аниска опомниться, как вся насквозь промокла, а пронзительный ветер бил её по икрам тяжёлым мокрым подолом платья, подгонял её — беги-и-и!
Вот она добежала до первого дома и прижалась к стенке. А надо вам знать, что дома там в городах строили так, что второй этаж выступал далеко над первым, и люди, протянув руки из окон домов, стоящих по обе стороны улицы, могли бы коснуться друг друга кончиками пальцев. И конечно, сухой человек под навесом такого дома не промок бы. Но Аниска была уже насквозь мокрая и, понятно, не стала суше.
Когда она немного отдышалась, то услышала, что не только ветер свистит и дождь плещет, но откуда-то близко носятся людские голоса и звуки песни. Она оглянулась и увидела, что рядом с ней дверь. Тогда она подвинулась поближе, приоткрыла дверь и заглянула внутрь. Там в большой, низкой комнате вдоль закопчённых стен сидели на скамьях люди, ели и пили, стучали кулаками по столу и горланили песни. Между столов проворно пробиралась бойкая служанка, торопливо подавала и убирала тарелки и кружки, на ходу отвечая шуткой на шутки гостей. На дальнем конце комнаты горел в очаге яркий огонь, и поварёнок вертел над ним длинный железный прут, весь унизанный курами и голубями. Аниска переступила порог.
Служанка тотчас заметила её, подошла, оглядела с ног до головы и остановилась взглядом на Анискином поясе, на котором висели ножницы — золотые кольчики и сумка с игольником и напёрстком. Служанка приветливо улыбнулась и сказала:
— Заходи, заходи, девочка. Садись поближе к огню, посуши своё платьице. Что ты хочешь покушать — куриную ножку или половинку голубя? А может быть, и то и другое. Ты не стесняйся! Если у тебя нет денег, я, так и быть, согласна за ужин и ночлег взять вот эти твои ножницы.
— Нет, — сказала Аниска, — эти ножницы не мои. Я не успела вернуть их тем, кто мне их дал, но обязательно верну при встрече.
— Ах, нет? — сказала служанка. — На нет и ужина нет. Убирайся отсюда, побродяжка!
— Подождите меня гнать, — попросила Аниска. — Сперва скажите мне, где здесь остановилась киевская княжна. Вы только скажите, и я сама уйду.
Служанка упёрлась руками в бока и громко рассмеялась.
— Ты что же, собралась в гости к княжне? — насмешливо спросила она. — Вид у тебя самый подходящий! Только твоя княжна давным-давно здесь проехала и теперь наверно, в Париже. А ты убирайся отсюда! — вдруг закричала она. — Пошла, пошла, ничтожная побирушка, пока я тебя метлой отсюда не вымела.
На её крик хозяин таверны — а его сразу можно было узнать по высокому колпаку и засаленному переднику, — на её крик хозяин встал от стола, за которым пил со своими гостями, и крикнул:
— Эй ты, Кларинда, помолчи-ка! Где это видано, выгонять маленьких девочек в холод и непогоду?
— Что же с ней делать, хозяин? — спросила Кларинда.
— А ты пожалей её, дай ей полную с верхом миску объедков, а потом уложи спать на сеновале. А утром снова дашь ей полную миску и отпустишь с миром. Нас от этого не убудет.
— Слушаюсь, хозяин, — ответила Кларинда. — Вам видней.
Она накормила Аниску, отвела её на сеновал и ушла.
Аниска поглубже зарылась в мягкое сено, повернулась на бочок, поджала ноги, свернулась калачиком, подложила руки под голову и вдруг вся вытянулась как стрела и полетела.
Крыша сеновала раздвинулась и пропустила её, и Аниска полетела по чистому звёздному небу. Она отталкивалась носками, разгребала воздух ладонями, пролетела над городскими крышами, загребла одной рукой, обогнула высокую колокольню — колокола закачались и закивали ей.
Там внизу косой полосой шёл дождь, ночной туман заволок лес и только редкие верхушки самых высоких дубов торчали над ним, а она плыла по небу. Звёзды мигали, луна кувыркалась то справа, то слева, а она летела всё дальше и дальше. Вдруг впереди небо порозовело, звёзды мелькнули и погасли, месяц покатился вниз по небу и исчез, а солнышко проснулось, высунуло из-за края земли один, другой, пять золотых лучей и открыло свой сияющий глаз. И Аниска увидела, что уже летит над Днепром.
Вниз по Днепру—широкой реке—плыли купеческие рабли, везли товары в далёкий Царьград, и вверх по Днепру плыли купцы в варяжские земли. И вдруг они все всполоши лись, столпились на палубах своих кораблей, задрали го ловы кверху и пальцами показывают на летящую Аниску. А гребцы побросали вёсла и тоже смотрели вверх, и тоже удивлялись на Аниску.
Она пролетела над Днепром, и вот уже внизу Киев и Подол, а по берегу бегут семь мальчиков — Ивашка, Евлашкв, Ерошка, Епишка, Алёшка, и Гришка, и маленький Пантелеймонушка. Они бегут и машут руками, и рты у них открыты, и, хоть ничего не слышно, Аниска знает, что они зовут её.
Она бы тоже помахала им, но если поднимешь руку, потеряешь равновесие и камнем полетишь вниз. Она только успела подумать: «Здравствуйте, здравствуйте!» — и уже потеряла их из виду.
Теперь перед ней была гора, и Аниска сильней оттолкнулась от воздуха. Как пловец на высокой волне, взмыла она кверху, пронеслась над стеной с золотыми воротами и увидела под собой широкую площадь, белокаменный княжеский терем и тринадцать глав Софийского собора. И как волна, достигнув берега, выносит пловца на прибрежный песок, так движение воздуха незаметно опустило Аниску у подножия лестничной башни. Тут она вскочила на ноги и побежала вверх по лестнице.
На верху лестницы стоит Анна Ярославна, протягивает к ней обе руки и беззвучно зовёт:
— Верная моя Аниска, я здесь! Иди ко мне!
Аниска кричит, а голоса не слышно:
— Анка, Анка, наконец-то! — и бежит, бежит по ступенькам.
И вдруг как раз посредине между ней и Анной Ярославной, где на стене, на картинке, гудочник водит смычком по гудку, вдруг гудочник выпрямился, вытащил ноги из стены как из-под одеяла, одной, другой ногой стал на ступени, закрыл собой Анну Ярославну. Тут гудочник заслонился гудком, будто щитом, выставил смычок, будто копьё, и ударил её смычком прямо в грудь, и она полетела вниз по ступенькам, со ступеньки на ступеньку, вниз, вниз, вниз…
А служанка Кларинда стоит над ней, трясёт её за плечи, суёт ей миску с едой и кричит в самое ухо:
— Ешь и уходи! Уж солнце высоко, хватит валяться.