Рыцарь в черном плаще, стр. 61

— Что за дьявол этот человек? — спросил наконец Морлиер, всплеснув руками.

— Позвольте мне дать вам обоим хороший совет, — сказал Сен-Ле. — Исполняйте в точности все, что вам прикажет граф. Поверьте, это истинно дружеский совет!

XXX

Набережная

Ночь была невероятно темна; на набережной Феррайль ничего не было видно и слышно — лишь глухой рев Сены, потревоженной сильным западным ветром.

На берегу показался силуэт человека. Этот человек шел медленно, закутавшись в плащ и надвинув шляпу на глаза. Он остановился, повернулся и заговорил сам с собой:

— Монжуа умер, его убил я! Рука семнадцатилетнего юноши наказала за преступление гнусного убийцу! Монжуа умер и никого не оставил, чтобы отомстить за себя. Но кто помогал ему совершить преступление?

Незнакомец скрестил руки на груди.

— Монжуа был не один. До сих пор я мог еще в этом сомневаться, потому что не знал, как было совершено убийство, но теперь сомнения непозволительны! Положение веревки, положение скелета…

Незнакомец снова остановился.

— Один человек не мог так замотать веревку и задушить ею… крики жертвы, ее желание защититься… наконец, борьба, та страшная борьба, как бы ни были неравны силы убийцы и его жертвы… Потом, за несколько часов вырыть могилу… зарыть труп… приготовить известь… привести все в порядок… замести все следы… Это невозможно… Один человек не смог бы этого сделать.

Он снова пошел медленной походкой, склонив голову, еще сильнее кутаясь в плащ. Ветер усилился, и под арками Нового моста вода белела от пены.

— Кто были сообщники этого человека? Были ли с Монжуа люди, интересы которых требовали совершить это ужасное преступление? Потом… это явное сходство между убийством моей матери и покушением на Сабину? О-о! Бедные женщины! Сколько должна была страдать моя мать, превратившаяся в старуху за несколько часов! Моя мать и моя невеста — обе стали жертвами в ночь на 30 января, в тот же час, через двадцать лет. Рука, поразившая мою мать, была наказана моей рукой. Но кто поразил Сабину, и зачем хотели ее поразить?

Человек в плаще продолжал свою ночную прогулку по берегу, он дошел до лавки оружейника, находившейся на улице Сонри, долго смотрел на дом, ни одно из окон которого не было освещено.

— Из трех самых дорогих мне женщин две стали жертвами преступников. Мать моя убита, невеста ранена, пощадили лишь мою сестру.

— Пощады не жди! — прошептал хриплый голос.

Жильбер — это он бродил по берегу — поспешно обернулся: тень промелькнула быстрее стрелы, раздался дьявольский хохот, и живое существо — человек, зверь или демон — стремительно метнулось с берега в лодку, причаленную невдалеке. Лодка скользнула по воде и исчезла в темноте.

Жильбер обвел берег глазами с необыкновенной быстротой. Радостный крик вырвался из его груди: он увидел другую лодку и бросился в нее, но она начала тонуть; дно лодки оказалось пробито. Жильбер прыгнул в воду. Лодка с неизвестным исчезла в темноте.

— О! — простонал Жильбер с бешеной яростью. — Кто же этот человек?

Он осмотрелся вокруг и не приметил ничего, что позволило бы ему пуститься в погоню по воде. Он стоял в реке неподвижно, словно окаменев от бессильной ярости. Раздалось далекое «кукареку». Жильбер вздрогнул: он увидел черную массу, упавшую с арки и исчезнувшую в Сене.

XXXI

Паж

Праздники в ратуше в наши дни не похожи на те, что проходили в 1745 году. Сейчас префект Сены живет в ратуше и председательствует на этих праздниках, а раньше там жил и распоряжался купеческий старшина.

В начале 1745 года балов было много в Париже, потому что 23 января дофин, сын Людовика XV, женился на инфанте Марии Терезе Антуанетте Рафаэле, дочери Филиппа V, и горожане, чтобы доказать свою радость королю, которого они с любовью называли Возлюбленным, давали праздник за праздником по случаю этого брака.

Главы ремесельных корпораций развили бурную деятельность. Определив дни торжеств, они воздвигали бальные залы то в одном месте, то в другом, сегодня на Вандомской площади, завтра на площади Побед, послезавтра на Гревской. Каждая корпорация участвовала в подготовке: плотники строили залы, обойщики приносили мебель и обои, фарфорщики доставляли вазы, торговцы цветами и гирляндами украшали залы, представители других ремесел помогали, чем могли. Общими усилиями представителей всех ремесел достигалась невероятная роскошь, которой не могли похвастать самые богатые буржуа. Торговцы вином устраивали в цветах фонтаны из шампанского и бургундского, лимонадчики зажигали бассейны из пунша, кондитеры воздвигали леденцовые дворцы. Эти праздники поистине были изумительны и очаровательны, они наделали такого шума, что король было изъявил желание присутствовать на одном из них, но тут же передумал, потому что терпеть не мог церемониальных выездов.

Как жаль, что историки, занимаясь хроникой событий, никогда не занимаются характером людей, принося в жертву фактам нравственную сторону жизни. Анализ характера Людовика XV, возможно, объяснил бы все недостатки его царствования. Он был любезен, кроток и очень снисходителен, никогда не говорил неприятностей, но при этой любезности, кротости и снисходительности был очень и робок, не уверен в себе и не имел твердой воли. На больших церемониях он говорил мало, боясь показаться косноязычным, и в первые годы своего действительного царствования (то есть после смерти кардинала Флери) иногда так сильно смущался на публике, что не мог выразить своих мыслей. В узком кругу, напротив, он был остроумен и весел.

Людовик был счастлив только в частной жизни, а политические дела и большие приемы были для него чрезвычайно тягостны — это объясняет многое в его царствовании.

Когда король решил не присутствовать на народном празднике, придворные, особенно Ришелье, старались уговорить его.

— Государь, — сказал герцог как-то утром, когда Людовик был в хорошем расположении духа, — купеческий старшина приезжал ко мне вчера с предложением, которое показалось мне прекрасным.

— С каким предложением? — спросил король.

— Дать в ратуше не бал, а маскарад.

— Что ж, герцог, и я не вижу никаких препятствий тому, чтобы купеческий старшина привел в исполнение свою идею. Пусть дает маскарад, если хочет.

— Значит, ваше величество сможет наконец удовлетворить свое любопытство.

— Я?

— Конечно. Маскарад не нуждается в каких-либо церемониях. Вы можете инкогнито поехать в ратушу, государь, и будете присутствовать на празднике без того неудобства, которое столь не по душе вам. Вы увидите, как танцуют ваши хорошенькие купчихи и мещанки, которые, не зная о вашем присутствии, будут веселиться до упаду. Вы сможете свободно потешаться над карикатурными масками, словом, государь, вы приедете и уедете, когда вам будет угодно.

— Это прекрасная мысль, любезный герцог! — сказал Людовик, улыбаясь.

— Вы находите, государь?

Этот разговор происходил в нише у окна, служившего секретным кабинетом королю. Если он уводил придворного в эту нишу, то тем самым оказывал ему величайшую честь. Придворные, находившиеся в комнате, стояли на значительном расстоянии от окна, так что никто не мог слышать разговор между королем и герцогом.

Вечером за картами Людовик сказал герцогу, что согласен. Этого было достаточно, и Ришелье тотчас же, занялся всеми приготовлениями. Тайну было необходимо сохранить, и Ришелье предупредил купеческого старшину, который, в свою очередь, предупредил своих друзей. Каждый муж сказал об этом по секрету своей жене, каждый отец — своей дочери, каждый брат — своей сестре или сестре своего соседа.

Уверенный, что никто на свете (кроме Бине, камердинера и герцога Ришелье) не мог знать, что он поедет на маскарад, король с чрезвычайными предосторожностями занялся своим туалетом. Играя в карты с королевой, он сослался на сильную мигрень, чтобы избежать церемонии, предшествовавшей отходу ко сну.