Ночь Стилета-2, стр. 26

Что-то в самой глубине бездны колыхнулось.

Поэтому, когда средь бела дня рядом с продовольственным рынком слепой мужчина, попросивший Пашиной помощи на автомобильном перекрестке, повел себя крайне неожиданным образом, командиру отряда милиции особого назначения Павлу Лихачеву, в принципе, не понадобилось очень много времени, чтобы понять, что все это значит. Единственное, что осталось для Паши загадкой, — зачем все было делать так шумно? На глазах у многочисленных зрителей (они же впоследствии свидетели), да еще с таким ярким внешним эффектом. Достать Пашу можно было бы намного проще, тише. Это было для Паши загадкой. Но не долго.

Бездна начинает всматриваться в тебя.

Не очень долго.

6. Пауза

Запахло медицинским спиртом в смеси с эфиром, стеклянно-металлический звон… Шприц всосал жидкость из ампулы, затем его освободили от воздуха, из тонкой иглы брызнула струйка лекарства, капелька его так и осталась, застыв на острие. У медсестры были малиновые губы на румяном, налитом молочным здоровьем лице, очки в тонкой изогнутой оправе, широко распахнутые глаза, за влажными искрами которых таяли сладострастные сновидения. Имелся еще ладно скроенный белый халатик, при взгляде на который почему-то вспоминалось слово «будуар»; халатик этот контрастировал с загорелыми ногами какой-то вовсе не медицинской длины. Вообще медсестра больше всего походила на актрису незамысловатого эротического видео, притворяющуюся медсестрой.

— Это кефлекс, — произнесла медсестра своим детским голосом, в котором странным образом смешивались заботливое участие и непоколебимость. — Американское лекарство. Чистейший пенициллин.

Медсестру звали Любой. В загородный дом ее привезли неделю назад, и с тех пор она жила здесь. Еще через день приезжал врач. Он наблюдал положительную динамику у обоих своих пациентов, умел молчать и получал за свои визиты огромные деньги.

— Вам нужен покой, больной. При таком ранении, — сказала медсестра и улыбнулась, — вы прямо как маленький…

Да, Игнату Воронову был необходим покой. Некоторое время назад, сначала у лесного озера, где Лютому и Мише Монгольцу удалось остановить чуть было не разгоревшуюся войну, а затем у черной воды Южного порта, Игнату пришлось сделать несколько резких телодвижений, и теперь его рана опять открылась. Боль была мучительной. Вялая днем, приглушенная болеутоляющими, она усиливалась к ночи, не давая Игнату спать. Однако убойные дозы действительно неплохих лекарств сделали свое дело — уже этой ночью Игнат спал спокойно и не видел никаких изматывающих снов. Его дела явно шли на поправку.

— Слышь, братан, нам некогда болеть, — заявил Лютый врачу, — поднимай нас на ноги в авральном порядке.

— Я же не волшебник, — удивился врач. — Я могу лишь помочь организму справиться…

— Слышь, а я волшебник, — перебил его Лютый. — Я могу превратить врача в богатого врача. Найди мне средство. Хоть у африканских пигмеев, хоть у американских евреев. И убедишься, что я волшебник. А волшебников лучше не злить.

Врач усмехнулся и пожал плечами:

— Ну в принципе… ну наверное, можно поискать.

— Вот и поищи.

Ранения в руку и плечо у Лютого оказались несильными, раны зарубцевались, и скоро уже можно будет снимать бинты, но вот с ногой дела обстояли значительно хуже: ногу буквально раздробило взрывом. От области колена и вниз глазам предстало кошмарное зрелище: мякоть была превращена в кровоточащую губку, словно отпадающую пластами, которые обнажили раздробленную кость. На ноге сделали несколько операций. Пришлось сшивать не только мышечную ткань, но и сосуды, были применены новейшие хирургические методы, в том числе и по наращиванию костной ткани, и ногу удалось спасти. Это было большим везением.

Таким же большим везением, как и то, что все экстренные операции, связанные с хирургическим вмешательством, окончились прежде, чем люди Миши Монгольца вздумали посетить больницу. Но все же Лютому пришлось принимать огромные дозы болеутоляющих на основе кодеина, наркотического вещества, чреватого привыканием.

— Это кефлекс, — повторила медсестра, — ранозаживляющее. Чистейший пенициллин.

— А укольчик? — произнес Игнат.

— Обезболивающее? — В улыбке медсестры проскользнуло какое-то странное плотоядное понимание. — Через два часа. Потерпите.

— Что ж ты, Люб, делаешь? — усмехнулся Лютый. — Посадила приличную братву на нормальный кайф, а теперь заставляешь в ломках биться?

— Что? — Сестра обеспокоенно захлопала ресницами.

— Ох ты птенчик мой, — грудным голосом протянул Лютый, — женился б на тебе по три раза в день.

— А я б по четыре, — пробубнил Игнат.

— Ох эти ваши шуточки… — Она слегка покраснела.

— Я умою тебя лунным светом, заплету в твои кудри цветы… — шутливо продекламировал Игнат, потом, перестав улыбаться, потянулся за сигаретами.

— Не слушай его, Любань, — сказал Лютый. — Он моей сестре то же самое обещал, а потом по рукам пустил.

— Как? Что? — Медсестра смотрела на них обоих. — Как по рукам… серьезно, что ли? — Потом усмехнулась. — Ой, ну вы прямо действительно как маленькие… — Видимо, для медсестры Любы это являлось исчерпывающей формулой.

— Давайте, больной, поворачивайтесь.

Игнат лежал на правом, здоровом, боку, а тонкая игла одноразового шприца вошла в его ягодицу, впрыскивая лекарство. Укол был болезненным.

Эта их старая шуточка про сестру, которую пустили по рукам… У Лютого не было никакой сестры. Совсем недавно у него был брат, единственный и любимый. Да вот уже не за горами сорок дней…

Укол был болезненным. Лекарство всегда оказывалось горьким. Только Лютый свое лекарство еще не принимал, и Игнат боялся, что месть за брата станет его идефиксом.

Стая акул, о которой говорил Лютый… Ему все же пустили первую кровь («…и когда мне пустят первую кровь и вся стая будет готова меня разорвать, мне будет очень нужно, чтобы кто-нибудь меня прикрыл»), и все это вовсе не кончилось. Происходит что-то очень странное, что-то, чему Игнат не мог найти объяснения. Все версии, предлагаемые Лютым, не работают. И прежде всего потому, что ни одна из них не оказывается достаточной, не объясняет всего, что произошло и что продолжает происходить. Все версии, накладываемые на события, малы, и при использовании любой из них, так или иначе, остается что-то, остается некий хвостик, который этой версией не покрывается. С версией «Миша Монголец» — там уже был не просто хвостик, а огромный хвостище. Эта версия после известных событий отпала.

Версия «Вика и группа „Континент“ также содержит несколько подобных хвостиков. Даже если не принимать во внимание все, что в последнее время Игнату удалось выяснить об этой пресловутой Вике — ее безупречную репутацию, их с Лютым дружеское расположение и чуть ли не взаимную симпатию… Времена и люди меняются. И одним из печальных последствий этих перемен является то, что подозревать, увы, можно всех. Но даже если не принимать во внимание личных качеств Вики, говорящих не в пользу подобной версии, остается еще пустячок со множеством нулей… У Лютого и мужа Вики имелись некоторые тайные соглашения.

Группировка Лютого, в числе многого другого, контролировала один некрупный банк, который являлся прежде всего «банком для своих», такой домашней конторой, и через него прокачивались огромные суммы. Эти деньги не являлись, конечно, криминальными — «Континент» и в лице своего бывшего президента был все-таки весьма респектабельной компанией, — но и до конца легальными эти проплаты назвать было нельзя. Не «черные», не «белые», а, так сказать, «серые» деньги.

Налоговый пресс, непомерные таможенные пошлины… Лютый назвал это тайным «моторчиком», без которого в нынешних экономических условиях легальный бизнес просто не смог бы существовать. И естественно, Вика знала об этих суммах. И теперь перед Игнатом открывалась любопытная картина — так или иначе, несмотря на сопротивление некоторых членов совета директоров, «Континент» и альянс «Лютый — Щедрин» медленно шли на сближение. И уже существующий «тайный моторчик» мог в перспективе стать неплохим инструментом для подобного сближения.