Красные следопыты (Повести и рассказы), стр. 12

Генка пошарил в тумане рукой и, словно рыбу из садка, вытащил оттуда Мишку-толстого.

— Не стесняйся, светик, покажись.

— Я здесь, — сказал Мишка-толстый, покорно сносивший шутки товарищей. Иногда ему казалось, что он и создан для того, чтобы другие, потешаясь над ним, доставляли этим удовольствие себе. Но когда шутка переходила границы, он вскипал...

— Покажись, Миша, покажись. И расскажи, как ты попал вроде бычка на веревочку.

— Да чего там... — Хорошо, что туман, и никто не видит, как краснеет Мишка-толстый.

— Стесняешься? — не унимался Генка, перекатываясь с места на место на ногах-шариках. — Тогда я расскажу.

И Генка, давясь от смеха, рассказывает.

Мишкин дедушка, Анатолий Васильевич, просыпался раньше всех в доме. До солнца. До зари. И как звезда, потерявшая свое созвездие, начинал блуждать по двору. Вещи, должно быть побаиваясь строгого дедушки, знали свое место. Ну а если какие-нибудь клещи-разини оказывались не там, где им положено было быть, дедушка обращался к ним с речью, стыдя и приговаривая: «Разве это дело, валяться где попало? А ну как ржа пожрет?»

Мишкин дедушка никогда не принадлежал к числу классных руководителей, но был уверен, что против слова даже железо не устоит.

Сегодня во дворе был полный порядок, и это, как ни странно, огорчило дедушку. Но на улице ему повезло. Острый дедушкин глаз увидел веревочку, торчащую из замочной скважины парадной двери. Дедушка потянул за нее и, чувствуя, что веревочка подается, стал наматывать, как леску, на палец.

На десятом витке дедушке показалось, что он слышит в парадном какой-то шум. На двадцатом — дверь парадного распахнулась, и перед потрясенным дедушкой, как бычок на веревочке, предстал родной внук Мишка-толстый.

— Что, разве уже пора? — спросил он, силясь проснуться и принимая дедушку за Генку.

— А? — сказал дедушка, не понимая внука.

— Ой! — сказал Мишка-толстый, узнав дедушку.

Других междометий не понадобилось. Появился Генка, и объяснение между дедом и внуком не затянулось. Генка тут же увлек его за собой.

Вожатые рассмеялись.

— Ну, дежурьте, — сказал Долгий.

И они ушли. А Генка с Мишкой-толстым обратились в слух, так как видеть все равно ничего не могли.

Вдруг где-то скрипнула дверь. Мишка-толстый вздрогнул. Генка тоже. Дверь, которая скрипнула, могла быть только дверью кладовушки. Других строений поблизости не было. Мишка с Генкой прямо-таки приросли к лавочке, на которой сидели, вместо того чтобы вскочить и броситься за вором. Но им повезло. Вор потоптался возле сарая и направился к ним. Вот он совсем близко... Мишка-толстый схватился за Генку, Генка — за Мишку-толстого. Это была ошибка. Им обоим надо было схватиться за вора. Но они не сделали этого, и вор, воспользовавшись оплошностью часовых, скрылся в тумане. Ребятам показалось, что за спиной у него торчало что-то вроде рогов.

— Пошли за ним, — спохватился Генка.

— Пошли, — сказал Мишка-толстый, с трудом отрывая себя от лавочки.

Вор привел их к дому, в котором жил Виктор Викторович, и при ближайшем рассмотрении оказался самим Виктором Викторовичем.

Туман рассеялся, и над Ленинской загорелся веселый костер солнца. Закричали гудки. Захлопали калитки.

— Что будем делать? — спросил Мишка-толстый.

— Назад вернемся. Надо установить, что похищено.

Они вернулись и установили: со склада исчез медный скелет люстры. Все это было очень странно, и Генка, вспомнив о таинственных вспышках, наблюдавшихся в сарае Сапожниковых, решил, что зоне ни в коем случае не следует спускать глаз с Виктора Викторовича. Воронок, узнав о случившемся, тряхнул рыжим чубчиком и сказал, что он того же мнения.

Долгий, как вожатый отряда гагаринцев и дружинник, решение одобрил, но пожалел, что вора не застукали на месте преступления. Он бы ему показал...

Генка и Мишка-толстый, чувствуя свою вину, обещали впредь действовать более осмотрительно и не давать спуску злоумышленникам.

Не снимая поста наблюдения возле склада, установили новый, напротив дома Сапожниковых. Первыми в наряд пошли Воронок и Лялька, младшая сестра Валентины.

Молния в сарае

Звезды, наверное, не очень прочно держались в ту ночь на зарецком небе. Они то и дело срывались с места и шлепались вниз переспевшими вишнями.

— Раз, два, три... — Лялька Сергеева попыталась сосчитать падающие светляки. — Четыре, пять... — Ей хотелось сказать что-нибудь в рифму, но она не успела.

— Не туда смотришь! — ругнулся. Воронок и пихнул ее локтем.

Это было не в рифму и к тому же больно, но Лялька не обиделась. В конце концов, Воронок прав. Она на посту, и звезды не тот объект, с которого она не должна спускать глаз.

Второй толчок не застал ее врасплох.

— Вспышка, — сказал Воронок.

— Вижу, — ответила Лялька, не спуская глаз с ослепительной молнии, которая билась в щели сарая.

— Пошли, — сказал Воронок и протянул. Ляльке руку.

— Пошли, — ответила Лялька, уцепившись за Воронка.

Они на. цыпочках подкрались к сараю и, затаив дыхание, прильнули к щели.

Ляльке показалось, что она видит дурной сон. Воронку тоже. Но то, что они видели, не было сном. Один и тот же сон не может сниться двоим. Сон — зрелище строго индивидуальное. Посреди сарая, озаренного тусклым светом немощной лампочки, возвышалось странное сооружение, сотканное наподобие паутины из каких-то проволочек, колечек, трубочек. Тот, кто свил ее, находился тут же: в темных шоферских очках, подпоясанный мешком, с какой-то металлической палочкой в руках. Время от времени он подносил палочку к паутине, и тогда из нее вдруг выскакивала молния, заливавшая сарай безжизненно-молочным светом.

— Что это? — обалдев от изумления и рези в глазах, спросила Лялька.

— Электрическая сварка, — сказал Воронок, отпихивая Ляльку от щели: тот, б мешке-фартуке, снова поднес волшебную палочку к паутине. Не стоило рисковать Лялькиными глазами. Сам же Воронок, прищуриваясь, продолжал наблюдать за происходящим.

Молния вспыхнула, и, пока светила, Воронок успел разглядеть в железном кружеве паутины знакомый предмет — самоварный поднос. Загорелась еще раз и выдала медный змеевик, разделивший судьбу подноса. Еще две-три вспышки... Еще два-три знакомых предмета, похищенные со склада металлического лома. Поднос... Змеевик... Электрическая сварка... Чем больше Воронок видел, тем меньше понимал. Для чего все это? Кому нужно? Или Виктор Викторович, которого он узнал по описанию Мишки-толстого, да и сам потом не раз видел, сошел с ума? Тогда с него взятки гладки. И за хищение цветного металла со склада зоны его к ответу не привлечешь. Как слабоумного. А жаль, надо бы привлечь. И за это, и за перерасход электрической энергии... Да, вот энергии... Воронок мысленно чертыхнулся, подумав об этом. Интересно получается: они создают «пионерские счетчики», ходят днем по городу, гасят лампочки, чтобы зря не горели, а тут, пожалуйста, разные ненормальные электричество на молнии переводят. Завтра же он пойдет в горсовет, к Егору Егоровичу, Лялькиному дедушке...

О том, что он будет делать в горсовете, Воронок не успел придумать. Во дворе, видно почуяв чужих, но еще не убедившись в этом окончательно, вопросительно заворчала собака.

Виктор Викторович погасил свет и вышел из сарая.

— Кто там? — крикнул он и затаился, прислушиваясь к тишине.

Воронок и Лялька замерли, прижавшись друг к другу. Отзываться, конечно, ни в коем случае не следовало.

Не дождавшись ответа, Виктор Викторович плюнул и захлопнул дверь.

— Пойдем, — сказал Воронок, и они ушли, недоумевая по поводу виденного и соображая, что делать дальше.