Триада, стр. 1

Алексей ГЛУШАНОВСКИЙ

Денисом ДАВЫДОВЫМ

Олегом ТОЛКАЧЕВЫМ

ТРИАДА

Сны реальности

Lectori benevolo salutem

Хамелеон

Неизвестность…

Тяжелое красное солнце с трудом светит из-за нависших, болезненно зеленых туч. Ветер гнет деревья почти до земли, это скорее ураган, но тучи не движутся, будто прибитые к небу.

Грузовик с отрытым верхом, в кузове солдаты. Я среди них. В руках штурмовая винтовка… новые разрывные пули, запрещенные… патронов не жалеть… Въезжаем в крошечный городок, метров пятьсот в поперечнике, но дома почти все кирпичные, двух, трех этажные. Все улицы асфальтированы и окаймлены аккуратными тротуарами. Сержант приказывает открыть огонь по встречным машинам. Голос его доносится словно сквозь густой туман. Начинаем поливать все, что движется вокруг нас свинцом, но люди (люди?) ведут себя совершенно неестественно: обстрелянные машины едут, как ни в чем не бывало, развороченные очередями нашего пулемета тела поднимаются и бредут дальше, попаданий из винтовок они даже не замечают. Грузовик чуть ускоряет ход, оставляя позади все новые дома, покрытые до самых окон второго этажа ошметками мяса, мозгов и кровью. Выезжаем на окраину, от ближайших домов до леса совсем близко, дорога резко обрывается. Пространство до самого леса покрыто грязью. Спешиваемся. Взвод разбивается на пары, жидкое месиво чавкает под ногами — расходимся.

Бредем вместе с напарником. Наша цель — лес. Земля под ногами все больше напоминает болото, двигаться с каждым шагом становится все труднее. Входим под деревья. Вокруг большие старые березы и ели. Непонятно как они растут здесь. Двигаемся все дальше вглубь этой странной чащи. Сквозь просветы в ветвях все еще виден город. Напарник идет слева от меня, на расстоянии вытянутой руки. Вдруг он беззвучно проваливается в незаметное до этого окно (как странно, — не было даже всплеска). Только несколько грязных пузырей на поверхности — здесь утонул человек (или здесь не было никого?). Осторожно опускаю туда винтовку, пытаюсь нащупать его. Ничего — слишком глубоко.

  … Точно в пропасть с обрыва —
   И ни дна, ни покрышки.
   И во всем этом мире,
   До конца его дней,
   Ни петлички, ни лычки
   С гимнастерки моей.

Грязь медленно обволакивает меня самого, лениво колышущаяся жижа уже почти касается ремня. Однако я почти спокоен. Перекидываю винтовку на плечо, хватаясь за ветви полуповаленой березы, подтягиваюсь, по стволу выбираюсь к опушке. Справа дорога и наш пустой грузовик. Выхожу на твердую почву. Никого из наших не видно. С трудом выбираюсь на грунтовку и иду по ней в лес. В голову закрадываются мысли, почему такая глупая смерть настигает людей. Кажется, иду уже целую вечность, но совсем недалеко, в просвете дороги виден город. Сгущаются сумерки. На дорогу опускается странный туман. Холодает. Из легких вырывается пар и, почему-то, опускается к земле, смешивается с туманом. Из глубины леса, где совсем темно, накатывает волна ужаса, волосы начинают шевелиться у меня на голове. По дороге навстречу мне что-то медленно движется. Существо невозможно хорошо рассмотреть, оно отдаленно похоже на огромный пень в два человеческих роста и занимает всю дорогу. Четко видны лишь два огромных глаза. Волосы по все телу, кажется, обрели собственную жизнь и пытаются убежать, из области живота расходится какое-то сладкое чувство, я почти парализован. Негнущимися пальцами снимаю с плеча автомат и стреляю в существо на дороге. Вскоре оружие заклинивает, как в бреду и я бросаю его. Разворачиваюсь в сторону города, что-то не так: не горит ни одно окно, на улицах нет ни машин, ни странных пешеходов, он кажется еще страшнее, чем то, что приближается ко мне сзади. Пытаюсь сделать шаг, но ноги не слушаются меня. Замечаю на плечах какие-то лямки, снимаю их. Ранец военного образца почти падает из моих рук на дорогу. Опускаюсь на колени прямо посреди дороги, спиной к существу. Достаю из чехла тяжелый яйцевидный предмет, тускло поблескивает в темноте металл. Это было выдано на крайний случай… Сбоку, на маленькой панели набираю шифр, чувствую, существо уже совсем близко. Я произвожу действия автоматически, не думая, что произойдет потом. Я вообще не мыслю — мозг скован ужасом. Я забыл себя, остались лишь ощущения. Только одна фраза впечатана в мозг раскаленными буквами, ЭТО МЕСТО ДОЛЖНО БЫТЬ УНИЧТОЖЕНО!!! Оно не враждебно людям, но настолько чуждо, что мы не можем существовать на одной планете.

Над лесом медленно растет гриб страшного взрыва. Город покрылся рябью, как от брошенного камня, но постройки почему-то не рушатся. Кажется, он стоит на толстом слое дерна, под которым колышется вязкая трясина.

Я лежу на обочине дороги, той по которой мы прибыли сюда; не помню, как попал сюда, только ощущение липкого пота и дрожащие пальцы, будто до сих пор набираю код; щебень больно впивается в спину, но встать нет сил. Обгоревшие остатки одежды все еще дымятся. С трудом поворачиваю голову, чтобы осмотреться, каждое движение отдается жуткой болью. Город и лес на месте.

Смотрю в ночное небо. Темная масса медленно закрывает звезды и только два огромных глаза существа медленно приближаются ко мне. Хочу закричать, но издаю лишь слабый хрип…

Просыпаюсь. Сейчас глубокая ночь, несколько секунд уходит на то, чтобы понять, кто я и где нахожусь. Боюсь пошевелиться. Левая нога свешивается с кровати. Возникает полная паники мысль, что сейчас её кто-то схватит. Логикой уверяю себя — этого не может случиться, но все же судорожным движением убираю ногу под одеяло. Поворачиваю голову набок и вижу — человек на соседней койке не спит и пристально смотрит на меня, его веки чуть подрагивают. Глаза широко раскрыты, в них постепенно бледнеет отражение двух огромных звезд. Понимаем друг друга без слов — сегодня нам снилось одно и то же…

Через два дня в нашу часть пришел приказ о срочной отправке в аномальную зону № 14-А-бис. Задание известно только командиру части, инструктаж по прибытии…

P.S. Письмо я отдал в надежные руки, если не вернусь, то оно будет опубликовано…

— Эта записка была найдена при осмотре личных вещей данного больного. Вся его переписка подшита в историю болезни (том 2, стр. 35-113), но никаких аномалий в других письмах не наблюдается. После интенсивной терапии в душевном здоровье пациента наметились явные положительные сдвиги, и он признался, что копию письма отправил господину Н., который вскоре также был подвергнут принудительному лечению в нашей клинике.

Доктор закрыл историю болезни и некоторое время, добродушно улыбаясь, смотрел на траурную рамку вокруг фотографии больного. Потом, удовлетворенно хмыкнув, откинулся на мягкую спинку кресла. Да, к такой мебели он еще не привык, зато роль доктора нравилась ему все больше и больше. Помедлив, он взял с журнального столика вазочку, наполненную леденцами и зачерпнул несколько штук длинным, фиолетовым, раздвоенным на конце языком.