Петровская набережная, стр. 30
Неожиданный пленник
В лагере была объявлена военная игра. На несколько дней отменялась противная физзарядка. На войне-то ведь ее нет?
Как только определилось, какая из рот останется, а какая уходит, чтобы потом на лагерь напасть, отношения между будущими «противниками» прервались. Еще сутки им предстояло сидеть рядом в столовой, спать в палатках, расставленных вдоль одной линейки, подчиняться общим сигналам горна, но граница уже легла.
Вечером, перед самым отбоем, около палатки Митиного взвода раздался крик:
— Уйдет! Держи!
И брезент совсем рядом с Митиной койкой прогнулся под напором барахтающихся тел. Кого-то уже поймали.
— Отпустить! — приказал Седых, к которому привели пойманного. — Игра начинается в семь ноль-ноль завтра. Ну, кому сказал? Отпустить!
Встав утром, Митина рота узнала, что «противника» в лагере нет, ушел ночью на шлюпках.
— В лесу и по берегу расставить посты, — приказал командир роты. — Усилить бдительность. В самом лагере и в его окрестностях возможно появление шпионов и диверсантов… После обеда занимаем оборону.
Митя и его товарищи понимали, что это игра, но лицо у командира роты было серьезным, маленькие глазки еще больше сузились. И это их всегда сияющий Папа Карло? По позвоночнику Мити пополз незнакомый холодок. Командиры взводов составляли боевые расписания.
— Нелидов, после роспуска строя — ко мне, — негромко сказал во время обеда Тулунбаев. Тулунбаев произнес свои слова тихо, а Митя в ответ даже не кивнул, ответил лишь глазами, но самого уже глодало любопытство: зачем? А старшина Седых, приведя их с обеда, как назло томительно подробно принялся объяснять что-то про саперные лопатки и противогазы.
— Вопросы есть?
Да нет, нет вопросов. Какие тут вопросы? Строй наконец-то распустили.
Лейтенант вызывал Митю неспроста. Митю, Толю Кричевского и Колю Ларионова посылали в разведку. Нужно было выследить, куда отправился и где обоснуется «противник».
— Почему посылают вас? — спросил лейтенант. — Именно вас? А не лучших бегунов, прыгунов или пловцов? Объяснить? Или не надо?
Тулунбаев никогда не говорил им в лицо ничего приятного, он и сейчас вроде ничего такого не сказал, но Мите стало жарко. Хвалит, что ли?
— Вот сухой паек на сутки, — сказал лейтенант. — На вечерней поверке объявят, что вы — на дальнем посту.
Тут только они поняли, что идут в разведку сейчас же, из этих густых кустов, куда Тулунбаев как бы гуляючи не спеша их отвел. На сутки? Значит, ночевать в лесу? Как? Они переглянулись.
— Жду донесений, — сказал лейтенант.
Лагерь стоял метрах в двухстах от берега, и со всех сторон его окружал лес. К югу, в сторону станции и Ленинграда, лес становился все светлей и суше: легкие, прозрачные на километр боры, ясные озерца-пруды с песчаными берегами, широкие проселки. Если бы «противник» двинулся на шлюпках к югу, то разведка, в которую отправили Митю и его товарищей, была бы для них веселой прогулкой. Но шлюпки ушли на север.
Лес к северу от лагеря был совсем не похож на тот, что лежал к югу. С каждым километром он становился все мрачней и глуше. Здесь не было уже никаких проселков, а если в лесу и встречалась тропинка, то, во-первых, не совсем ясно было, человек ее протоптал или зверь, а во-вторых, и вела-то она откуда-нибудь из-под густого папоротника да прямо в непроходимое болото… Тут и там в лесу стали попадаться упавшие от старости ели. Корни их, вздыбившись, держали, задрав, вместе с землей и все, что росло вокруг: траву, мох, даже кусты. Русалочьи были места. Ребята шли все медленней, все чаще озирались. В этом гиблом лесу не было птиц, не росли грибы, только чавкал под ногами набухший водой подзол.
Первым остановился Ларик. И Митя сразу остановился. И Толя. Чего-то ставшего уже таким привычным сейчас не хватало. «Команд», — вдруг понял Митя. Ясных, определенных, после которых нет уже никаких сомнений, что делать.
— Ну, кто будет командиром? — спросил Ларик, который угадал Митины мысли. И Митя с Толей посмотрели друг на друга. Хоть Ларик и спросил первым, но не ему же быть у них командиром? Отец у Ларика был адмирал, но в самом-то Ларике пружинка эта — самому командовать — в конец ослабла… Пианино — вот к чему Ларика влекло, и во всей роте не было никого, кто был бы тут ему соперником, но командовать…
Митя и Толя смотрели друг на друга. И Мите вдруг показалось, что никакого подарка лучше и дороже для Толи Кричевского ему, Мите, сейчас, да, может, и никогда больше, не сделать.
— Пусть Толик будет, ладно? — сказал он Ларику, и тот кивнул, сразу согласившись.
Какое это все-таки счастье — отдать другому то, что так хотел бы взять сам! Всего и сказал-то Митя одну фразу, и Ларик лишь кивнул, но Митя тут же не то чтобы догадался, а, подобно фотоприбору какому-нибудь, сразу зафиксировал, что от Кричевского к нему идут невидимые, но такие сильные и теплые лучи!
Толя, однако, никаких слов произносить не стал и радость свою — обрадовался же он? — никак не обнаружил. «Молодец», — подумал Митя. А когда заметил, что Толя заставил себя даже нахмуриться, так почувствовал к нему еще большую симпатию.
— Тс-с! — вдруг прошептал Толя и махнул рукой книзу.
Они сразу пригнулись. В дальних кустах, то пропадая, то появляясь снова, двигалось белое пятнышко бескозырки.
— Бескозырки снять! — прошептал Толя. Это была его первая команда.
Запихав бескозырки за пазуху, они крадучись двинулись к дальним кустам.
Сначала они думали, что гуляка оказался сейчас в лесу нечаянно, но чем дальше, тем все более становилось ясно: двигается он, явно скрываясь. Путь его лежал вдоль озера, в ту же сторону, куда двигались и она. Тоже разведчик? Но чей?
— Надо перехватить! — прошептал Толя. — Вон он!
Временами они хорошо его различали. Несколько раз он оглядывался, и тогда они замирали. Он был примерно такого же роста, как и они, но в лесу было сумрачно, и они никак не могли разглядеть его лицо. Но походка, движения…
— Да это же… Карасев! Женька Карасев!
— Точно!
Карасев был нелюдимый парень из их же роты. Дразнили Карасева так: на асфальте мелом рисовали круг, а в кругу квадрат. Обозначало это угловатую голову Карасева в бескозырке.
Но куда же он сейчас так спешил? Они удалились от лагеря уже, наверно, километра на три, а Карасев все так же деловито двигался вперед. В руках он нес какой-то сверток.
Сквозь деревья открылось небольшое поле и остатки строений хутора. Карасев пробирался по опушке к развалинам. Зайдя за невысокий земляной холмик, он вдруг пропал.
— Погреб, что ли?
— В обход, — скомандовал Толя. — Быстрей!
Мите досталось огибать все поле. Так что же здесь все-таки делает Карасев? Работает на противника? Нет, даже в виде предположения это не годилось. Изменник в роте? Нет, таких быть не могло. Но что же тогда? Около погреба, показывая Мите знаками, чтобы подходил скрытно, стояли Толя и Ларик.
— Ну, готовы? — одними губами прошептал Толя.
— А если там еще кто-то?
Они опять прислушались. Голосов из погреба не доносилось, только какое-то шуршание. Толя посмотрел им обоим в глаза и первым прыгнул в погреб.
— Встать! Руки вверх!
Где там было встать? Метнувшийся от них Карасев застыл где-то в темноте, а они только и поняли пока, что они его поймали и он тут один.
Глаза мало-помалу привыкали к полутьме. Карасев замер, словно прилип к стене.
— Ну, попался? Что здесь делаешь?
Карасев не отвечал.
— Отвечай, тебя же спрашивают!
И тут только они увидели, что стоят у открытого тайника. В стене погреба было вырыто углубление, там виднелись консервные банки. Старый ящик, которым Карасев маскировал свой тайник, был сейчас отодвинут.
— Это ты сюда натаскал?
Карасев опять ничего не ответил.
— Тушенка?
Карасев продолжал молчать.
— Да ты что это? — угрожающе спросил Толя. — Тебя спрашивают: ты натаскал?