Власть мошенников, стр. 35

Она вновь подняла нос конической шлюпки и начала набирать высоту, пока не достигла границ атмосферы. В вакууме ее шлюпка стала баллистическим судном, скорость ее была еще очень высока и составляла тысячи километров в час, но шлюпка не вышла на орбиту. Вскоре она снова начала падать, к тому времени пролетев уже половину планеты от места первого входа в атмосферу. Спускаясь, шлюпка двигалась как огромное крыло искаженной формы. Спустя некоторое время она еще раз вынырнула за границу воздуха, но уже не так высоко.

Люсиль проверила экран наведения. Орбиты «Нике» и «Ариадны» уже успели увести обе станции из виду. Вероятно, выпущенных Люсиль торпед и замысловатого входа в атмосферу хватило, чтобы истребители отказались от намерения продолжать поиски.

Теперь выбранное для посадки место оказалось в пределах досягаемости при пологом спуске. Шлюпка начала падать к планете в очередной, последний раз. Все, что оставалось Люсиль, — спуститься и дождаться, когда К'астилль разыщет ее. Она надеялась, что аборигены подоспеют вовремя. Люсиль требовалась передышка.

Истребители не следили за ее вторым и третьим входом в атмосферу, удовлетворившись первым. Компьютеры засекли взрыв в верхних слоях атмосферы и обнаружили несколько обломков, разлетающихся в открытый космос. Даже если бы беглянка уцелела во время взрыва, на Заставе она протянула бы недолго. Гардианы сочли ВИ Колдер погибшей при попытке к бегству.

Но даже после того, как Синтия Ву обследовала частоты маяка и услышала устойчивый сигнал с севера, от лагеря гардианов, она еще опасалась, что гардианы оказались правы. Даже если Люсиль достигла поверхности планеты живой, Застава — не то место, где людям удается надолго остаться в живых.

12

КЕВ «Беспощадный». Орбита планеты Британника

Командир Королевского флота Британники Джослин-Мари Купер-Ларсон стояла рядом с дядей в шеренге встречающих и исподтишка с улыбкой поглядывала на него, пожимая руки проходящим мимо гостям.

Милый дядюшка Джордж! Джослин просто не могла не любить старика. Для нее не было секретом, что дядя питает чрезмерную привязанность к спиртному — вероятно, правду говорили, что тридцать лет назад Джорджа перевели на Британнику только для того, чтобы держать его подальше от лондонского общества и политиков. Но это было не важно. Чудесный дядя Джордж — или капитан Джордж Уилфред Томас, когда был облачен в мундир, — казался Джослин самым любезным, внимательным и приветливым человеком.

Если правду говорят, что джентльмен умеет вести себя достойно в любых обстоятельствах, то сэр Джордж был истиннейшим джентльменом. Его приказам подчинялся «Беспощадный» — один из авианосцев, против которых выступал муж Джослин, Мак.

Сэр Джордж был резервным командующим «Беспощадного», или попросту «Беса», он поддерживал корабль в полной боевой готовности в течение последних десяти земных лет. Все это время ему было некогда скучать, но Джордж любил пошутить, что его задействовали вместе с кораблем.

Кроме того, дядя Джордж не воспринял как оскорбление слова Мака и не обиделся на Джослин, хотя, поступи он иначе, Джослин не смогла бы винить его. Вместо этого дядя галантно предложил Джослин занять место хозяйки на его сегодняшнем приеме. Высшие офицеры половины государств — членов Лиги собрались отпраздновать ввод в строй «Беса». Помимо всего прочего, дядя Джордж радовался возможности удивить своих гостей выбором хозяйки вечера.

Сам сэр Джордж выглядел великолепно в своем парадном мундире элегантного покроя, с рядами нашивок на груди, пестреющих на черном кителе, подтянутый, начищенный и идеальный. Он улыбался и шутил с каждым гостем по мере того, как они прибывали, производя впечатление бодрого и радушного хозяина. Его стройная, высокая фигура естественным образом привлекала внимание. На блестящей лысине Джорджа не осталось ни единого волоска, его белоснежные брови непрерывно шевелились в такт разговору. Единственными морщинами на его лице были тонкие лучики в углах рта и глаз. Несмотря на приверженность к зеленому змию, кожа на лице Джорджа оставалась свежей, розоватой и здоровой — без малейшего признака пятен или темных кругов под глазами, а рукопожатие его было по-молодому решительным и крепким.

Праздничный вечер продолжался. Ангар, украшенный лентами и флагами, с раскатанными по полу толстыми ковровыми дорожками, дощатой танцплощадкой поверх стальных листов и военным оркестром, исполняющим старые, но не забытые мелодии, казался по меньшей мере бальным залом — в сущности, и был им.

Сегодня вечером Джослин выглядела прелестно, знала об этом и не видела причин для огорчения. В королевском флоте Британники не предусматривалась парадная форма для женщин-офицеров, вместо этого для торжеств им предлагалось «выбрать платье, по цвету, покрою и стилю соответствующее случаю». Это было одно из немногих правил, которым Джослин охотно подчинялась. Отказавшись от привычной тугой косы, она оставила волосы распущенными, падающими длинными густыми золотистыми волнами на спину. Она выбрала длинное и пышное, спадающее мягкими складками вечернее платье с открытыми плечами, сшитое из блестящей черной ткани, на которой от движения вспыхивали искры.

Высокой и стройной Джослин это платье удивительно шло, придавая особую грацию каждому ее жесту. Она дополнила свой туалет единственной ниткой жемчуга на шее и жемчужными сережками-капельками. Синие глаза и персиковая кожа довершали впечатление обаятельной и прелестной дамы из высшего общества. Джослин и вправду принадлежала к этому обществу, но, кроме того, была искусным пилотом — вероятно, самым опытным ветераном боев на борту «Беспощадного». Она внесла свой вклад в борьбу с гардианами, но трудно было поверить этому, видя, как она приветствует гостей очаровательно-робкой юной улыбкой.

Джослин не могла нарадоваться тому, что дядя Джордж предложил ей исполнить роль хозяйки вечера. Она не знала и не хотела знать, не кроется ли за этим какой-нибудь изощренный политический ход или же дядя просто счел это забавным. У самой Джослин были причины иметь зуб на нескольких людей, но она уже давно пришла к выводу, что эти люди недостойны таких усилий. Первыми в списке недругов Джослин значились офицеры кадрового отдела, которые, впрочем, только выполняли приказания верховного командования Британники, если верить их оправданиям. Приветствуя улыбкой адмирала Сэмюэла Уитмора из верховного командования, Джослин думала, что, должно быть, у этого кретина сохранилась капля чувства юмора, если он назначил ее, Джослин, на корабль, названный ее мужем «смертельной ловушкой».

Впрочем, назначение вызывало у нее лишь легкое недовольство. Разумеется, Джослин отчаянно скучала по Маку и злилась на Уитмора и всех прочих шишек королевского флота Британники, благодаря приказу которых ее сорвали с привычного места — с базы разведслужбы. Но Джослин служила на флоте, происходила из семьи военных и не надеялась, что в военное время ей удастся остаться с мужем. Такова уж была судьба всех военных. Будь Мак штатским, вероятно, сейчас им так или иначе грозила бы разлука.

Кроме того, Джослин утешало сознание того, что Мак находится в безопасности. Слишком уж долго, все кошмарные месяцы войны в системе Новой Финляндии, она провела в одиночестве на «Джослин-Мари», изводясь от ожидания, не зная, погиб Мак или еще жив, помня только о том, что ему постоянно грозит опасность.

По крайней мере, теперь Джослин твердо знала, что Мак жив. Они могли переписываться и обмениваться записями. Этого могло бы хватить, если бы Джослин не любила мужа так крепко.

И все-таки оказаться дома было приятно — пусть даже на орбите родной планеты. Получив увольнительную, Джослин могла сесть в капсулу, приземляющуюся в Кингстауне, и через двенадцать часов оказаться дома, с мамой и отцом. Впервые за долгое время она вновь чувствовала себя в полной мере англичанкой. Она много путешествовала, повидала разные планеты и жизнь разных народов, но дома было все-таки лучше: здесь ее окружала жизнь, к которой Джослин привык та с детства. После стольких скитаний ей было приятно находиться в обществе людей, которые понимают, как важно ополоснуть чайник, прежде чем заваривать чай, которые знают толк в подставках для цветов, тщательно ухоженных садах и питательных бисквитах, которые считают левостороннее движение обычным делом и ценят прелестные старинные обычаи, пережившие века.