Crataegus Sanguinea. Время золота, стр. 22
– Мой государь, – глаза Джеральда блеснули, – я прошу вас принять мою службу.
– Я принимаю ее, лорд Элгелл. – Тонкие пальцы коснулись склоненной золотистой головы. – Не стыдись больше своего титула. Элгеллы всегда служили Олбарии, долг, любовь и радость – вот что вело их по жизни. Ты настоящий Элгелл, Джеральд.
– Я запомню… Ваше Величество, я прошу еще об одной милости. Я… Я прошу у вас руки Джейн. Я буду ждать столько, сколько нужно.
– А ты уверен в себе? Прости, что я спрашиваю, но какую Дженни ты любишь? Деву или…
– Обеих. Мой государь, я готов умереть за Олбарию и… за моего короля, за моего настоящего короля, но в жены прошу Дженни!
– Быть по сему!
– Благословите нас, Ваше Величество.
Дженни вздрогнула, когда ее рука поднялась и медленно опустилась в раскрывшуюся навстречу ладонь.
– Будьте счастливы.
Пожатие Джеральда было горячим и сильным, он и раньше брал ее за руку, но сейчас все было не так. Святая Дева, неужели это не сон?
– Джеральд…
– Дженни, это… Это ты?
Она кивнула, слов у нее не было, зато были слезы… Как глупо плакать от счастья.
– Я говорил с ним, – Джеральд привлек ее к себе, – он желает нам счастья… после войны…
– Я слышала. – Дженни больше не сопротивлялась. – Я все слышу, когда он говорит… Он сказал правду, я и в самом деле… Ты стоял у окна, а потом вдруг обернулся. Я бы тогда умерла, если бы не он… Он заговорил об Олбарии, он… Он думает о ней и… И о нас тоже. Он боится за нас.
– Все будет хорошо, – Золотой Герцог осторожно поднял головку девушки, – война скоро кончится, еще до снега… Дженни, нашего старшего сына будут звать Фрэнси… Лорд Фрэнсис Элгелл, и будь я проклят, если он не будет достоин этого имени. А второго назовем Эдмундом.
Их сына… Об этом страшно думать, страшно и восхитительно. Страшным и восхитительным было все – ветки, усыпанные алыми ягодами, пахнущий медом ветер, отдаленные голоса. Дженни замерла в ожидании то ли смерти, то ли полета, как замирала в детстве над Солнечным обрывом. Тогда она не решилась прыгнуть – тогда, но не теперь. Дженни запрокинула голову так высоко, как только могла, и первая коснулась губами губ своего герцога.
13
Они вышли из леса как раз вовремя – еще немного, и их бы нашли. Чуть ли не сотня стрелков во главе с Лэннионом топтались возле привязанных коней, и среди них был кто-то чужой в запыленной котте.
– Мой лорд, – незнакомец преклонил колени, и тут Джеральд его узнал. Перси Эсташ, младший сын Лесли, славный малый, не трус, не подлец, не проныра. Странно, что Дангельт послал к ним Перси, Эсташи отродясь не ходили в королевских любимчиках.
– Рад тебя видеть, Перси. Что нужно Его Величеству?
Эсташ с сомнением глянул на запыленные сапоги, и Джеральду стало смешно.
– Ты нас ни с кем не путаешь? Может быть, ты собирался ко двору?
– Нет, – покачал головой Перси, – при дворе нам делать нечего. Дункан думает о своей шкуре и своем золоте, а вы…
– О чем бы мы ни думали, уж точно не о тряпках, – Джеральд подхватил Эсташа под руку, заставляя подняться. – Так что хочет Дангельт?
– Милорд… Я… Я не из Лоумпиана…. Мы разбиты, хотя и лягушатникам досталось… Мы отступаем, за нами – каррийцы и Троанн.
Ты хотел знака свыше, Джеральд де Райнор. Получи! Зря ты размечтался о будущем, твоя победа еще не мир.
– Отец жив? – Жаль, если Лесли убили, граф – славный человек, не то что некоторые.
– Жив, – в глазах Перси мелькнула благодарность, – только ранен. Если б не это, мы, может быть, и удержались бы.
Да, убить полководца часто то же, что убить по беду.
– Он будет жить?
– Да, милорд… Он просил передать, что еще одного боя нам не выдержать.
– Дангельт знает?
– Отец пошлет гонца… уже послал… наверное, но… – Перси набрал в грудь воздуху и выпалил: – Нам нужны вы, милорд! Вы и Дева! Дангельт – трус и предатель, он… Вы знаете, что казна уже на корабле?
– Не знал, но не удивлен. – Джеральд оглянулся на Дженни. На Дженни или на Эдмунда?
– Милорд… – Перси перевел дух. Бедняга дышал, как загнанная лошадь. – Милорд… А Дева? Что скажет Дева?
– Господь любит Олбарию, – заверил Лэннион. – Дева нас не оставит.
– Не веришь, спроси сам, – предложил Джеральд, едва удержавшись от того, чтобы рассказать Перси и всему миру о своей любви и о том, что она взаимна. Не надо торопить события, не надо дразнить судьбу, сейчас главное – ледгундцы. Армия отступает к Лоумпиану… Где лучше всего дать сражение? К Вэлмотту не успеть, остается Деккерей!
– Моя леди… – Пока он может называть ее только так, но война рано или поздно кончится, они смогут быть вместе. И будут! – Моя леди, сэр Перси Эсташ привез дурные вести. Приморская армия разбита и отступает.
Голубые глаза подернулись серебристым льдом, он так и не привык к тому, как подснежник становится сталью. Можно подумать, он привык к тому, что любит! К любви невозможно привыкнуть, но можно любить Дженни и служить своему королю.
– Когда вы будете у Деккерея? – Господи, Эдмунд думает так же, как и он!
– Моя леди, – Перси казался потрясенным, – отец будет у Деккерея через четыре дня, но нам не удержаться. У нас почти не осталось тяжелой конницы… Нам пришлось бросить ее в бой, не имея поддержки лучников.
– Пусть Троанн думает, что их у вас нет по-прежнему, – серые глаза задорно сверкнули, – тогда он захочет повторить то, что однажды удалось… Но нужно спешить.
– Пять дневных переходов, – буркнул Лэннион, – но куда девать этих ублюдков? Не тащить же с собой!
– А зачем? – Глаза Джеральда сверкнули. – Отберем у них железо. Все, до последней бляшки, и приставим к ним крестьян позлей. А к крестьянам приставим легко раненных и аббата.
– И то верно! – Лицо старого рыцаря просветлело.
– Мы придем, Перси, – Джеральд хлопнул молодого человека по плечу, – и придем быстро…
Резкий свист, вскрик, глаза Дженни, нет, глаза короля – серое, исполненное вечности сиянье. Что-то с силой ударило Джеральда в спину, герцог не удержался на ногах, ткнулся лицом в траву, сверху навалилась какая-то тяжесть, раздался крик, ему ответил второй, третий, остро и горько запахло полынью…
14
Она ничего не поняла, но Эдмунд успел швырнуть ее тело между любовью и прилетевшей из леса смертью, остальное было неважно. Джеральд жив, он будет жить очень долго и очень счастливо, но как же больно, больно и холодно.
Дженни открыла глаза, это было тяжело, но зато она увидела Джеральда. Ее герцог стоял над ней на коленях, на его щеке была кровь. Господи, он же ранен!..
– Джер… – Надо говорить «милорд», тут столько людей… И еще гонец. – Милорд… вы ранены?..
Он покачал головой и улыбнулся, он что-то говорил, было видно, как шевелятся губы, но слов Дженни не слышала – их уносил пахнущий горечью ветер. Как шумят деревья, из-за них ничего не слышно, деревья и еще водопад. Откуда здесь водопад?
– Дженни!.. Дженни…
Она все же разобрала, что он зовет ее, но вот же она, здесь, с ним. Почему он так смотрит? Что-то случилось?
– Дженни…
Какие отчаянные глаза, но почему?! Он что-то говорил, потом любимое лицо заслонил кто-то пожилой и озабоченный. Старик кивал, коричневые губы шевелились… Почему ушел Джеральд? Он бросил ее?! Нет, не может быть… Боль прошла, но холод стал нестерпимым, чужое лицо расплылось в светлое пятно, и Дженни вдруг поняла, что должна сказать правду. Она крикнула, и ее услышали, потому что клубящаяся муть отступила, и она увидела Джеральда еще ближе, чем в прошлый раз.
– Я… я… тебя люблю…
Она должна это сказать! Пусть слышат все, нестрашно! Она любит и будет любить!
– Я люблю тебя!
– Дженни! Дженни…
Его слова уносили ветер и вода, они сливались с шумом рыжих крон. Как быстро пожелтели деревья, еще утром они были зелеными… Как быстро пришла осень. Золотой водоворот закружил ее, она превратилась в подхваченный ветром лист и полетела сквозь падающие звезды, она сама была звездой, падающей звездой в бархатном лиловом небе, снежинкой, лепестком цветущего боярышника. Полет… Она так об этом мечтала, стоя над обрывом, тогда она не решилась прыгнуть, теперь ее никто не спрашивал. Пришло время полета, время счастья, свободы и радости. Как же она счастлива, но она была бы еще счастливей рядом с Джеральдом. Какими несчастными глазами он смотрел на нее… Почему? Что с ним? Где он?!