Операция “Антиирод”, стр. 30

Расстроенный Саша вышел на “Академической”.

Вот еще только галлюцинаций мне не хватало.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

В ПЕТЛЕ

Глава первая

ИГОРЬ

Игорь пил чай в лаборатории и рассказывал сотрудникам, как дрался сегодня утром с женой одного пациента.

– И-игорь Вале-ерьевич... – осуждающе тянула Людочка, но глаза ее горели в ожидании очередной сенсации.

– Вы понимаете, она мне мяса привезла из деревни! Свинины. Они кабанчика забили, вот и решили меня угостить. Я ей сумку отдаю, а она не берет! Я ей прямо в руки сую, а она руки за спину прячет!

– Надо было на шею повесить! – захохотал Дуденков.

– Вот-вот, примерно так. Да еще и сумка протекает, кровь по всему отделению – мрак!

В дверях появилось тоскливое лицо Альбины. Она сейчас переживала перерыв между Любовями, поэтому ходила по лаборатории как тень (ну не отца же Гамлета, черт побери, ну, хоть – воробьяниновской тещи).

– Игорь Валерьевич, вас срочно в Оздоровительный центр вызывают...

– Меня? Странно... Ладно, ребята, сбегаю, узнаю, потом до расскажу.

Игорь на всякий случай забежал в свою комнату, проверил сегодняшнее расписание: нет, никто на это время в “Фуксию” не записан. Светлана придет только через час.

– Что случилось, Галина Федоровна? Почему меня вызвали?

– Человек вас спрашивает. Строгий очень. Я подумала, что-то важное, вот и позвонила вам.

– И где он?

– Так сразу к вам в кабинет и прошел.

– Ко мне в кабинет?!

Человек стоял спиной ко входу и смотрел на аппарат.

– Это что за безобразие... – начал Игорь, но тут человек обернулся.

– Вы уж меня извините, Игорь Валерьевич, за неожиданное вторжение. – Иванов-Штепсель улыбался, но улыбка напрочь не шла его лицу. – Я, кажется, решился. Давайте, попробуем...

Интерлюдия IV

Простите, я забыл ваше имя. – ...Андрей Николаевич.

– Андрей Николаевич, расслабьтесь. Слышите музыку?

– ...Нет.

– Вы легко внушаемы?

– Нет, конечно.

– Тогда постарайтесь просто как можно лучше расслабиться. Сможете?

– Постараюсь.

– Слышите музыку?

– ...Нет.

– Сосредоточьтесь. Помогайте мне. Я начинаю считать. Когда я скажу “пять”, вы уснете. Готовы?

– Да.

– Раз. Два. Три. Четыре. Пять.

– Пресса? Какая к черту пресса? Ты что, Сема, охренел?

– Сам ты охренел. – Сема длинно сплюнул на пол и зло поскреб бритую голову. – Мое дело маленькое. Просили передать, что пресса, я и передаю. А дальше ты уж сам смотри, что с ней делать.

– С кем?

– С ней. – Сема громко сглотнул и почесал живот. Мутный взгляд его разбавляло какое-то глумливое оживление.

– Ну, и чего ты здесь торчишь? – Дюша с ненавистью посмотрел на засаленные Семины штаны и свалявшуюся меховую безрукавку.

– А че? Вести, что ли?

Дюша с трудом сдержался, чтобы тоже не сплюнуть, и отвернулся к окну. Прямо на уровне его глаз двигались туда-сюда ботинки охранника. У левого шлепала подметка. Хлоп-хлоп, хлоп-хлоп. Каждые восемнадцать секунд. Туда и обратно. Круглые сутки. Хорошо, что скоро это кончится.

Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату влетело странное существо в разодранном комбинезоне цвета хаки. Особенно сильно разорвано было спереди, поэтому только Дюша догадался, что перед ним женщина. Руки у нее были связаны за спиной, причем в локтях. От этого грудь ее торчала из комбинезона жалко-вызывающе. На шее отчетливо виднелся свежий засос. “Сема постарался”, – спокойно констатировал про себя Дюша, не испытывая к женщине ни малейшего сочувствия.

– Во! – Сема, продолжая подталкивать, довольно улыбался у нее за спиной. – Пресса!

– Вы не имеете права! Я корреспондент газеты “Файненшл Тайме”! – хорошо поставленным голосом и почти без акцента заявила женщина.

– Ага, – сказал Дюша и снова повернулся к окну. – Семыч, у тебя курево есть?

А комбинезончик на тебе тот же... Ну, конечно, узнал. Ты та самая голенастая стерва, которая пролезла со своим сраным микрофоном к черному ходу, когда мы выводили раненого президента. Странно, мне показалось, , что Чумазый тогда сломал тебе челюсть.

– Вы не имеете права! – повторила женщина и тем же хорошо поставленным голосом без малейших признаков истерики понесла какую-то околесицу про свою говенную газету. Дюша, , ни на грамм не вникая в этот бред, принялся ее рассматривать. Да-а, такую челюсть кулаком не возьмешь. Такими зубами людей пополам перекусывают. Корреспондентка, так тебя разэтак! Нимфоманка ты оголтелая, даром, что с университетским дипломом.

– И куда ж ты лезешь, милая? – ласково спросил Дюша, выдыхая дым под стол. – Чего у вас там – совсем мужики кончились, что ты под наших подонков ложишься? – Корреспондентка от неожиданности поперхнулась цитатой из Декларации прав человека. Сема настороженно смотрел на Дюшу. Сема волновался. Таким ласковым голосом начальник разговаривал только со смертниками.

– Я прошу вас связаться с нашим консулом, – вяло произнесла женщина, уже чувствуя, что роль ее – немножко из другого спектакля. Но самообладание еще оставалось при ней. – Руки развяжите.

– Зачем? – удивился Дюша. – По-моему, так гораздо лучше. Правда, Семен?

Сема, громко сглотнув слюну, кивнул. Женщина вздрогнула.

– Ладно, – хрипло сказала она, непринужденно, как ей показалось, переходя на язык “своего парня” из американского боевика, – хрен с вами, мужики, можно и покувыркаться. Только потом из города меня выведете?

– Ага. – Дюша с трудом сдержался, чтобы не вскочить и еще раз не попробовать на прочность ее голливудскую челюсть. Но вместо этого повернулся к окну и с полминуты слушал осточертевшее “хлоп-хлоп”. – Сема выведет. Вот только интервью даст и выведет.

Телефон на столе то ли булькнул, то ли хрюкнул – во время вчерашнего допроса его два раза роняли на пол.

– Дюша! – заорали в трубке. – Пострелять не хочешь? На Большой Подьяческой мародеров прихватили!

– Опять угловой дом?

– А как же! – говорящий сипло дышал в трубку.

– Едем, – коротко ответил Дюша и, не обращая внимания на побледневшую женщину, вышел из комнаты. Уже в конце коридора до него донеслись громкие крики. Корреспондентка орала по-английски.

Ну и, конечно, пока заводили машину, пока объезжали завал у Никольской церкви, к самому представлению опоздали. Четыре трупа мародеров уже лежали на разбитом тротуаре, пятый висел, по пояс высунувшись из окна второго этажа. Кто-то из мужиков, проходя мимо, небрежно столкнул тело вниз. Знакомый почерк. После Жекиной команды всегда остается море крови и гора покромсанного мяса. Не всегда даже удается точно определить, сколько было мародеров. Очень уж ребята у Жеки шустрые. Странно, что сегодня они так тихо и аккуратно управились.

– Дюша! – Жека махал рукой из подъезда. – Давай сюда! Еще двое в подвале заперлись! Щас выкуривать будем!

Ну понятно. Главное, оказывается, еще впереди. Дюша в сомнении покачался с носков на каблуки, раздумывая, чего ему больше хочется: поглядеть на Сему с корреспонденткой или поучаствовать в выкуривании мародеров. То есть от чего будет меньше тошнить. Но тут вопрос разрешился сам собой. Где-то глухо бахнуло, асфальт под ногами дрогнул, из подвального окна полез желтый густой дым. С диким воем из парадного выскочил горящий человек и быстро, зигзагами побежал по улице. Человек пять из Жекиной команды высыпали за ним и, улюлюкая, принялись стрелять по бегущему. Дюша отвернулся и пошел к машине.

Он не любил Жеку и его команду. Их никто не любил. Даже начальство, которое каждый день на вечернем совещании ставило всем в пример хорошую боевую подготовку и высокую мобильность группы Евгения Старикова. Правда, уже в самом узком кругу, после совещания и второй бутылки, генерал Лобин не одобрял чудовищную, даже для военного времени, жестокость Жекиных бойцов. Сам Жека ко второй бутылке не допускался, поэтому, надо полагать, совершенно был не в курсе, что начнется в Питере завтра. Судьба Евгения Старикова не волновала генерала Лобина. “В чистый город – с чистыми руками!” – тонко шутил генерал. А сам собирался отсиживаться в Мариинке и уже перетащил туда месячный запас жратвы и широченную кровать из “Астории”. Видно, считает, что у него-то с руками все нормально.