Консул, стр. 33

Советский консул Ярков еле уговорил финских парней не пытаться нести на руках машину, в которой сидели артисты, а доверить ее шоферу.

Несколько машин везли цветы.

Катя, оставив на платье Веры отпечаток и своей губной помады — о разговоре нечего было и думать, — шла домой, боясь расплескать все еще звучащие голоса Веры и Сергея, очарованная и обновленная. Открыла дверь в свою квартиру и вдруг закричала, отчаянно, горестно, по-бабьи причитая: "Мамочка дорогая, что я наделала, что я натворила, ради чего загубила молодость!.." Сорвала с себя наряд, душивший ее, засунула в сундук. Сидела в кухне и плакала, ломая пальцы, стукаясь затылком о стену… Утром принесли телеграмму. Из Парижа. Катя даже не раскрыла ее; поднесла зажженную спичку, бумага загорелась, и огонь слизывал лживые слова. Скрючилось и превратилось в черный пепел слово "Гранд опера", осыпались наклеенные латинскими буквами слова "nejno zeluju". Катя растерла в порошок пепел, вымыла руки. Поняла, что она очнулась, проснулась. Но как начать новую жизнь, оставить эту, постылую, она еще не знала.

И сейчас сидела на кухне и думала, думала…

Ее мысли прервал звонок в дверь.

На крыльце стоял человек и складывал зонтик. На Катю глянули огромные, под толстыми стеклами очков, глаза.

— Мне нужно господин Сахарофф, — сказал незнакомый иностранец, с трудом подыскивая русские слова. — Он есть дома?

Незнакомец отстранил рукой Катю, захлопнул наружную дверь, вошел в кухню и, сняв очки, стал протирать их носовым платком. Глаза оказались у него маленькими, узкими.

— Господина Захарова нет дома. Он будет поздно вечером, — ответила Катя.

Иностранец заправил дужки очков за уши, снова стал большеглазым, взглянул на вешалку, увидел плащ Петра, под которым образовалась лужица.

— Он есть дома! — решительно сказал иностранец. — Сахарофф! — позвал он, открыл дверь в столовую и сразу принялся истерически ругаться: — Что вы наделаль?! Вы подлец, вы предал…

Захаров пытался что-то сказать, но разъяренный иностранец продолжал кричать:

— Вы знайте, что Петраков заложил бомбу под наш конспиративный квартира. По счастью, взорвался вместе с ней. Вилла сгорел. Он негодяй и трус. Вы рекомендовали его. Я не могу вам доверять!..

— Не кричите… Не шумите… Услышат соседи, — уговаривал жалким голосом Петр.

— Я спрашивай вас, что я должен доложить в Берлин? Мне прикажут вас уничтожить, как обманщик и негодный агент!

— Но, господин Вебер, — лепетал Петр, — вы сами были в нем уверены.

— Я верил вам.

— Видит бог, я служу верой и правдой.

— Мне нет дела до вашего бога.

Вебер нервничал и явно забыл о правилах конспирации, которой обучал своих агентов. Сейчас его беспокоила собственная карьера. Гитлеровской Германии нужна была Финляндия как плацдарм для нападения на Советский Союз, как союзник. Вебер имел задание сделать все возможное и невозможное, чтобы поссорить Финляндию с Советским Союзом и фашистам стать хозяевами в этой стране. Финляндия — это ворота в Советский Союз протяженностью в тысячу двести километров. Порты Финляндии на Балтийском море и порт Петсамо на севере — удобные базы для германского военно-морского флота. В Финляндии создана и выпестована немцами профашистская партия ИКЛ, созданы отряды шюцкора, которые втрое превосходят по численности регулярную финскую армию. Компартия загнана в подполье, с помощью инструкторов гестапо финской охранке удалось захватить и арестовать руководящий центр Компартии. Но процесс над Антикайненом, казалось блестяще подготовленный для того, чтобы вынести ему смертный приговор, провалился.

И вот история с Петраковым. Опять провал. Как оправдается Вебер перед всемогущим начальником имперской службы безопасности Гиммлером?

И Вебер изощряется. Разрабатывает с Захаровым новую антисоветскую акцию. Захаров согласен на все. Разговаривают вполголоса. Катя прислушивается. Она подошла к закрытым дверям столовой. Приложила ухо. Да, она подслушивает и понимает, какой чудовищный план готовят они, враги Советского Союза, теперь и ее враги.

Глава 21

ВЫСТРЕЛ

— Ты что так поздно? — спросил консул своего секретаря, глянув на настенные часы. — Опоздал на полчаса. Случилось что-нибудь дома?

— Да нет, — ответил смущенно Петя, — простоял в магазине в очереди больше часа. Люди закупают муку, сахар, мыло, соль просто мешками. Я такого никогда не видал. Ругают Гитлера последними словами. Боятся, что Гитлер расправится с Финляндией, как с Чехословакией. Очень сочувствуют чехословацкому народу. В очереди только и слышно слово "сота", "сота", "сота" (война, война, война).

— И вместе с тем распоясываются местные фашисты, — заметил Ярков. — Новый министр внутренних дел Урхо Калева Кекконен запретил партию "Патриотическое народное движение" и закрыл все фашистские газеты. Это был смелый и мудрый акт министра. Однако Верховный суд отменил это решение. Нам нужно сейчас быть крайне бдительными. Реакционные элементы искусственно накаляют антисоветскую атмосферу, пугают "красной опасностью". Вот опять с финской стороны обстреляли наших пограничников. — показал консул на лежащую на столе телеграмму. — Против нашего Антоныча возбудили судебное дело за автомобильную катастрофу, происшедшую якобы по его вине. Но именно благодаря искусству Антоныча дело обошлось без жертв. Наша машина разбита, а возмещения убытков требуют не с виновника аварии, а с нас. Или история с собакой. Безобидного веселого пуделя, который тявкнул на кого-то, превратили теперь в чудовищную собаку Баскервилей, требуют возмещения "за испуг", за испорченный костюм дамы, которая, испугавшись, прислонилась к свежевыкрашенному забору.

Над дверью замигал огонек.

— Пришел какой-то посетитель, — сказал Петя, — а до приема еще добрых полчаса.

— Ну, раз пришел, иди принимай, — сказал Ярков.

Через несколько минут Петя зашел и доложил, что посетитель хочет встретиться с консулом по очень важному и неотложному делу.

— Проси, — коротко сказал Ярков.

Посетитель, мужчина средних лет, переступил порог, держа в руках шляпу и широко улыбаясь, как старый знакомый.

— Здравствуйте, товарищ советский консул, — сказал он по-русски с иностранным акцентом.

— Вы — советский гражданин? — пожав протянутую руку, спросил консул и пригласил сесть.

— Больше, чем советский.

— Из будущего коммунистического общества? — улыбнулся Ярков.

— Вот именно. — Незнакомец посмотрел на портрет Ленина, висевший на стене, встал и поклонился ему.

— Покажите, пожалуйста, ваш паспорт, — попросил Ярков.

— О, видите ли, это очень сложный дело.

— Вам трудно говорить по-русски. На каком языке вы говорите? Какой язык ваш родной? — спросил Ярков.

— Я говорю по-фински.

Ярков нажал кнопку звонка. Вошел Петя.

— Садитесь, — сказал ему Ярков, — будете переводить. Спросите у него, какое неотложное дело привело его к нам? Как его фамилия, имя, гражданином какой страны он является?

— Я все понимаю, — ответил по-русски незнакомец. — Вы меня можете называть товарищ Лэнд. Это мой подпольный псевдоним. Я живу на нелегальном положении. Как жил в Германии несколько лет назад товарищ Димитров. У меня был радист, но охранка захватила его вместе с рацией. Молодой человек. Неопытный, не очень храбрый. Боюсь, что он меня выдал.

Ярков закурил папиросу и помолчал. Он вспомнил, что несколько дней назад в газете промелькнула заметка, что финская полиция арестовала радиста, захватив его вместе с радиостанцией, при помощи которой он был связан с "иностранной державой".

Петя смотрел на Лэнда почти с чувством умиления. Перед ним сидел коммунист-подпольщик, над которым нависла опасность.

— Я был делегатом всех конгрессов Коминтерна, — продолжал Лэнд. — Меня знают Вильгельм Пик, Георгий Димитров. Я слушал Ленина. Говорил с ним.