Французский квартал, стр. 36

— Так вы всерьез решили попытаться продолжить дело Эррола?

— Что значит «попытаться»? — воскликнул Джек. Он воздел глаза к потолку. Этот старик невыносим. — Мы уже продолжаем его дело! Я что-то не пойму, Гарт, почему вы заняли такую странную позицию? Кого вы боитесь?

Гарт вцепился в подлокотники кресла и, подавшись вперед, прищурился.

— Вы хоть понимаете, что вы говорите? На вашем месте я бы поостерегся беседовать со мной в подобном тоне. Вы думаете, в городе уже забыли о том, кто вы такой и каково ваше происхождение? В таком случае могу заверить: вы ошибаетесь.

— Повторяю, — сквозь зубы процедил Джек, почувствовав, что вскипает. — Кого вы боитесь, Гарт? Кто дает вам инструкции относительно того, как вести себя с нами?

Гарт резко поднялся из-за стола и указал на дверь:

— Уходите.

— Постойте, что здесь происходит? — обеспокоено воскликнула Селина, побелев как мел. — Вы спросили, хотим ли мы продолжать дело Эррола. Джек ответил, что хотим. А теперь вы вдруг начинаете ссориться! Гарт, почему вы оскорбляете Джека и указываете ему на дверь?

Гарт с видимым трудом раздвинул губы в некой подобии улыбки и повернулся к Селине.

— Не забивайте себе этим свою прелестную головку, милая. Вам не о чем беспокоиться. Вы знаете, что я буду счастлив воспользоваться вашей помощью здесь, в больнице Святого Петра.

— Я помогу вам. Я сделаю все от меня зависящее, клянусь, — с готовностью отозвалась Селина. — Но помогите же и вы нам. Неужели мы просим что-то невозможное? Сказать пару добрых слов в память об Эрроле. Подумайте, Гарт, спокойно. Я уверена, мы сможем на вас рассчитывать. Правда?

Гарт всплеснул руками:

— Это вне моей компетенции, голубушка. Нет, Селина, боюсь, я ничем не смогу вам помочь. Особенно учитывая то, что больница уже согласилась провести у себя внутреннее расследование, с тем чтобы успокоить общественное мнение и заявить, что в наших стенах дети не подвергались сексуальному насилию в обмен на лечение или, скажем, на новый трактор для их родителей-фермеров…

— Что вы несете?! — вскричала Селина. Она повернулась к Джеку и устремила на него умоляющий взгляд. — Что тут происходит? Почему он говорит такое об Эрроле?!

— Сдается мне, тут попахивает духом Шерман Бьенвиль, — спокойно и даже с улыбкой ответил Джек, несмотря на то что в висках у него стучало. — И еще большими денежками, которые кто-то отваливает кому-то за то, чтобы по городу ползли дикие слухи. И еще мне кажется, я чувствую в этой комнате запах страха, о котором уже говорил. А, Гарт? Я ведь прав? Выкладывайте. Мне можно. У меня сомнительное происхождение, и вполне возможно, что я лично знаком с теми, кто вас так напугал. Вполне возможно, что они мои друзья. Скажите мне, и кто знает, может, мне удастся сбить псов с вашего следа.

Гарт Флетчер побагровел, быстрыми шагами прошел к дальней стене кабинета и рывком распахнул дверь.

— Ты мне заплатишь за это, Шарбоннэ. Вон!

ГЛАВА 16

В каменном фонтане посреди двора искрилась и журчала вода. Селину словно убаюкали эти звуки. Странное дело, она полюбила это место, этот дом… Но ведь именно здесь погиб Эррол, здесь произошло ужасное убийство… Эти грустные события, казалось, совсем не отразились на атмосфере дома. Тут по-прежнему было очень мило и уютно. А сейчас особенно, потому что рядом стоял Джек. Джек, который почти заставил ее поверить в то, что он к ней неравнодушен. Сказка какая-то. Чудо…

Они встретились глазами.

— Нам нужно серьезно поговорить… — начал он нерешительно. Его голос, как и глаза, действовал на нее почти гипнотически. — Смерть Эррола отчего-то заставила объединиться всех его недоброжелателей. Кто отразит их натиск? Думаю, Эрролу не на кого рассчитывать, кроме как на нас с тобой да еще на Дуэйна. Я считаю, что мы тоже должны объединиться.

— Я тоже так считаю…

Смотреть на его губы, на то, как они едва заметно двигаются, когда он говорит, одно удовольствие. Как странно. И страшно. Говорят, беременные женщины становятся заложницами своих эмоций. Но почему эмоции такие… неподходящие?

— Вот и хорошо, Селина, я очень рад. Неудивительно, что ты стала «Мисс Луизиана», — проговорил он вдруг с легкой улыбкой. — Я не поэт, но будь я поэтом, непременно рассказал бы про солнечные блики на твоем лице. И о том особенном блеске, которым светятся глаза беременной женщины. Я не стану, пожалуй, касаться тебя сейчас, хотя очень хочу… смертельно!

Справившись с дыханием, она отозвалась:

— Я тебя не понимаю, Джек. Иной раз я почти уверена в том, что ты меня терпеть не можешь, ненавидишь, но потом ты говоришь что-нибудь в этом роде и…

— Возможно, я и хотел бы тебя возненавидеть, но мне не удается. Но скажи, разве тебе не нравится, когда мужчина говорит, что ты неотразима?

— Не нравится, когда я не уверена в его искренности. Когда есть подозрение, что мужчина просто играет со мной.

— Я искренно говорю, дорогая. Но я хотел бы поиграть с тобой в самую красивую игру. Когда мы с тобой наедине. Только ты и я. И больше никого вокруг. Во всем мире. Мы одни. И ты лежишь на прохладных простынях… впрочем, это не обязательно. И открываешь мне все тайны своего прелестного тела. И я могу коснуться тебя… везде.

Селина на мгновение лишилась дара речи. Она только прерывисто вздохнула. Боже, да она вся горит. Ничего подобного она прежде не испытывала.

Он поднял руку и осторожно коснулся ее плеча, одними кончиками пальцев, словно прося ее разрешения. Она промолчала, и его ладонь легла ей на плечо. И все тело Селины будто пронзило электрическим током. Другой рукой Джек нежно коснулся ее шеи, одними лишь кончиками пальцев… Затем эта рука скользнула вниз, к ее груди. Сосок мгновенно отвердел.

— Прости, — тихо проговорил он, — но мне этого мало. Слишком мало. Я хочу тебя раздеть. Что у тебя под одеждой?

— Я не могу об этом говорить…

— Можешь. Нас тянет друг другу, неужели ты не видишь? Я очень сдержанный человек, но с тобой… О, с тобой… Что у тебя под жакетом? Кружевной бюстгальтер с дырочками для сосков? Внешне ты робкая, очень робкая. Но где другая Селина Пэйн? Она должна быть. Она есть. Где? Какого цвета бюстгальтер? Красного? — Он опустил глаза на ее грудь. — Мне трудно дышать, Селина. И я уверен, ты тоже испытываешь какие-то чувства. Я знаю. Так что, красный?

— Белый! — почти крикнула она, хотя собиралась молчать. — Мне нужно в дом, посмотреть…

— Что? Я чувствую тебя, Селина, вижу тебя. Без твоего красного костюма. У тебя красивые ноги. Скажи, у тебя все волосы на теле этого каштанового цвета?

Селина едва не задохнулась от возмущения.

— На моем месте любая порядочная женщина отвесила бы тебе пощечину и ушла.

— Мне приготовиться к пощечине?

— Я беременна. Я должна сейчас думать о другом.

— Боже, какая чепуха! Что за книжки ты читала, Селина? Беременные женщины не перестают быть сексуальными и не утрачивают желаний. А мужчины не перестают любоваться ими как женщинами. И желать их. Я хочу тебя. Странно, не правда ли?

— К чему весь этот разговор?

За забором уличный музыкант заиграл на рожке «Какая ночь!».

— «Если этого не сделаю я, сделает кто-то другой», — пропел Джек шепотом.

Нервы у Селины были как натянутые струны. Она боялась вздохнуть.

— «Какая ночь, — опять пропел Джек. Тонкие ноздри его раздувались. — Какой день!»

Легонько обняв ее, он стал покачивать бедрами в такт музыке и заставил ее делать то же самое. Она положила руки ему на плечи, и он сказал:

— Твои прикосновения рождают во мне дрожь. Не убирай своих рук.

— А если нас кто-нибудь увидит, Джек? Что подумает?

— Если это будет мужчина, он позавидует мне черной завистью. Особенно если взглянет на мои штаны.

— Вы говорите неприличные вещи!

Казалось, каждое ее новое слово лишь сильнее веселило его.

— Ты хочешь сказать, что впервые слышишь такое от мужчины?

Селина сделала надменное лицо.