Чингисхан. Книга 2. Чужие земли, стр. 23

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Княгиня Ольга

Джин — редкостная гадость. Я и обычную водку-то не особо люблю, а когда у этой водки вкус новогодней елки — б-р-р-р… Джина у майора много, целый ящик. И ящик консервированного бекона в овальных банках с британским коронованным львом. Еще есть галеты, мешок бобов, жестяная коробка чая, крекеры и сигары. Бекон вкусный. Галеты — так себе. Сигары божественны. До чая мы еще не добрались.

Жилище Бейкопа находится на скальной площадке метрах в трех над землей. Точнее, это не жилище, а место обитания, прикрытое каменным козырьком от непогоды. Почти прямо под ним река, что змеится по равнине, исчезает в узкой темной щели.

— Река течет под гора, — важно объясняет нам майор. — Я считать, где-то далеко она выходить на поверхность и впадать в Пяндж.

Он вообще очень словоохотливый мужик, добряк и радушный хозяин. Мне Бейкоп напоминает персонажей Диккенса. Про себя он говорит открыто:

— Я есть английский шпион, — и от души хохочет, размахивая дымящейся сигарой.

В Долину Неш майор попал в начале двадцатого века. Он рассказал нам про военно-дипломатическую миссию в Центральной Азии, про Большую Игру с Россией, Афганскую войну и своего начальника полковника Диксона.

— Полковник пропал… э-э-э… как это по-русски? За половина год?

— За полгода, — подсказываю я.

— Йес, за полгода как я оказаться здесь. Он вместе с отряд солдат его Величество Король Эдвард Седьмой и проводник искать башня. Я получать приказ разыскать полковник Диксон. Мой отряд двигаться по горам в направление ост. Был стычка с афганцами, много стычка. Я терять солдат, терять проводник Я теряться. Ходить этот долина. Мой проводник бегать. Уходить. Я оставаться тут один. Понимать меня?

— Йес! — хором отвечаем мы с Нефедовым.

А что непонятного? Афганцы ушли к своим, оставив майора в одиночестве со всем имуществом экспедиции. Обычное дело.

Профессор, приняв на грудь поллитра джина, утратил всякую подозрительность и теперь, растянувшись на спальном мешке, покачивал зажатой между пальцами сигарой. Лицо его покраснело, нос лоснится, глаза блестят. Чувствуется, что Нефедову хорошо.

Мне тоже неплохо. И было бы еще лучше, окажись рассказ этого англичанина о долине Неш не таким фантастическим. Бейкоп называет то, что здесь происходит, хроноспазмом. Если говорить по-простому, то время в долине течет не так, как во всем остальном мире. Точнее, оно просто остановилось. Попавшие сюда в разные эпохи группы людей не умирают, но и не живут в полном смысле этого слова. Они обречены постоянно существовать в одном и то же дне. Это продолжается, судя по всему, несколько тысяч лет. Все попытки покинуть пределы долины ни к чему не привели. Во-первых, скалы, окружающие ее с юга и запада, неприступны. Во-вторых, временная аномалия «заворачивает» тех, кто пытается уйти с восточной и северной стороны. Там тоже имеется стена утесов, на них можно подняться, но пользы от этого никакой.

— Я принимать много попытка, — вращая глазами, пыхтит майор. — Но всякий раз возвращаться. Импосибл, джентльмены. Не-воз-мож-но…

Хроноспазм, отняв у попавших в него людей свободу передвижения, взамен фактически даровал им бессмертие. Дело в том, что как бы и чем не закончился очередной день, утром следующего каждый обитатель долины проснется живым и здоровым. И с теми вещами, которые имелись у него на момент явления в хроноспазме. Бейкоп объясняет это личным хронополем.

— Согласно моя теория, каждый человек обладать такой поле. Оно помогать жить в долина.

Еще мы узнали, что смена прошедшего дня на такой же происходит в районе четырех часов утра. Майор не раз ставил эксперименты, встречая этот «временной шов» в разных участках долины. Результат всегда был один и тот же:

— Небо сиять… Светится. Я ложиться на трава, камень, земля. Нет сил. Немного спать. Просыпаться — все как было.

За много веков пленниками хроноспазма оказалось множество совершенно разных людей, всего больше тысячи человек. Помимо уже встреченных нами всадников из армии Александра Македонского, тут есть скифы, представители племенного союза саков, кочевники-кушаны, персидские купцы, нукеры из армии сына Чингисхана Джагатая, китайцы-гоминьдановцы, много афганцев, представителей разных исторических эпох, и русские.

Мы с профессором, конечно же, заинтересовываемся — что за русские такие и как их сюда занесло? Бейкоп наливает нам в мельхиоровые походные стаканчики очередную порцию джина, призывает не экономить — завтра все вернется в том же объеме, что и было — и предлагает тост за дружбу.

— Большая Игра, джентльмены, есть большая глупость. Такой великий страна, как Британия и Россия, надо дружить. Тогда земной шар не будет место для разный выскочка, такой, как Америка и Германия. Выпьем, гос-по-да!

Проглатываю горький джин. Пережив ожог в пищеводе, заедаю пластинкой бекона и напоминаю майору о русских.

— О, йес, русские! Это десять человек. Офисерс, солдаты одна леди.

— Леди?

— Йес. Очень красивый женщина. Леди Ольга. — Бейкоп улыбается, закатив глаза. — Этот люди бежать из Россия. Революция, понимать? Белый гвардия…

— Белые? — я от удивления — а может, и джин виноват — роняю недокуренную сигару. — Ни хрена себе землячки!

— Что есть «ни хрена»? — интересуется майор.

— Не обращайте внимания, — машет Нефедов. — Скажите лучше, мистер Бейкоп — как нам найти соотечественников?

— О, это просто простого! Каждый утро леди Ольга и эскорт совершать променад… э-э-э… прогулка по долина. Вчера вы, джентльмены, иметь возможность встретить ее, но опоздать.

Рассказав о долине, майор забрасывает нас вопросами — из какого мы года, что происходит за пределами хроноспазма? Я поражаюсь его выдержке — меня бы на месте Бейкопа разорвало от любопытства. Нефедов спрашивает — какие последние новости из внешнего мира знает майор? Оказывается, до нас новые люди попадали в долину в тысяча девятьсот шестьдесят седьмом году, это были два пастуха-ваханца. От них цивилизованные жители хроноспазма узнали немного — пастухи интересовались только овцами и никаких ценных сведений сообщить не смогли.

Цивилизованными жителями Бейкоп называет себя, русских, купцов-персов и китайцев, последователей маршала Чан Кайши. Все остальное местное население он причисляет к дикарям и призывает нас держаться от них подальше — «иначе жизнь станет скучной, джентльмены».

Мы с Нефедовым, перебивая друг друга, посвящаем майора в события последних семидесяти лет. Сказать, что наш рассказ потрясает его — значит не сказать ничего. Мы только доходим до Второй мировой войны, а бедняга Бейкоп то краснеет, то бледнеет, временами ругается и грозно потрясает увесистыми кулаками, призывая все кары небесные на головы Гитлера и собственных, английских министров.

Вторая мировая заставляет майора стоя выпить полный стакан джина — в память всех погибших. После рассказа Нефедова о крушении британской колониальной системы Бейкоп впадает в глубокое алкогольное уныние. А история с Карибским кризисом приводит майора в ярость.

— Этот янки! — почему-то опьяневший англичанин начинает говорить по-русски гораздо лучше, чем трезвый. — Хвала небесам, в наш долина нет ни один американец! Выпьем, господа! Прошу!

Веселье мало-помалу затухает — Бейкоп совсем отяжелел, Нефедов попросту отрубился, да и я чувствую, что у меня перед глазами все плывет.

Костер прогорел, и угли подернулись пеплом. Над моей головой блистают звезды. Долина спит, только где-то далеко тревожно вскрикивает одинокая птица. Я закрываю глаза и думаю о Телли. Увидимся ли мы когда-нибудь? Или мне суждено вечно существовать в этом хроноспазме, став его очередным пленником? Пытаюсь услышать зов коня, получить подсказку от фигурки, но никакого ответа.

Конь молчит. Я засыпаю. Утро вечера мудренее, даже если это будет утро того же самого дня.

С соотечественниками мы знакомимся после рассвета. Бейкоп оказался прав — мы просыпаемся совершенно здоровыми, безо всяких признаков похмелья, хотя накануне приняли на грудь чуть ли не по литру крепкого джина.