Если однажды зимней ночью путник, стр. 53
Шестой читатель, стоявший у полок задрав голову, подходит к столу.
— Для меня важнее всего минуты, предшествующие чтению. Иной раз достаточно одного названия — и мне уже не терпится прочесть книгу, которой, может, и вовсе не существует. Или завязки, первых фраз... Короче говоря, чтобы включить свое воображение, мне нужно еще меньше, чем вам: предвкушение чтения.
— А для меня куда существенней концовка, — замечает седьмой. — Только уж концовка так концовка: бесповоротная, разрешающая, скрытая во мраке, подводящая итог всей книге. Во время чтения я тоже стараюсь уловить сквозь просветы сполохи истины, — кивает он в сторону читателя с воспаленными глазами. — Но, всматриваясь между слов, я хочу разобрать, что же вырисовывается там, в необъятных далях, простирающихся за словом «конец».
Настал черед высказаться и тебе
— Господа, должен сразу оговориться: я привык читать только то, что написано в книгах, выводить из частного общее и ставить на прочитанном точку. Я провожу четкую границу между книгами и отмечаю в каждой что-то новое, неповторимое. А главное, я привык читать книги с начала до конца. Но с недавнего времени все пошло наперекосяк. Как будто на свете остались одни незавершенные или растерянные по дороге сюжеты.
Тебе отвечает пятый читатель:
— Вот и я помню только начало истории, о которой говорил. А продолжение забыл. Вполне возможно, что это один из рассказов «Тысячи и одной ночи». Сейчас я сравниваю разные издания и переводы. Похожих историй много и вариантов уйма, но все это не то. Может, она мне приснилась? Я не успокоюсь, пока не отыщу ее и не узнаю, чем она кончается.
— Однажды ночью, — начинает он свой рассказ, видя, что ты сгораешь от любопытства, — халифу Харуну ар-Рашиду не спалось. Переоделся он в платье простого купца и вышел на улицы Багдада. Сел в лодку и приплыл по водам реки Тигр к решетке сада. Видит — на краю водоема женщина, прекрасная, как луна, поет и подыгрывает себе на лютне. Рабыня проводит Харуна в чертоги и облачает его в халат шафранового цвета. Женщина, что пела в саду, сидит на серебряном троне. Вокруг нее на подушках расположились семеро мужчин в халатах шафранового цвета. «Не хватало одного тебя. Ты опаздываешь, — молвит женщина и указывает халифу на подушку рядом с собой. — О благородные мужи, вы дали клятву слепо повиноваться мне. Настал час подвергнуть вас испытанию. — Женщина снимает с шеи жемчужное ожерелье и заводит такую речь: — В этом ожерелье семь белых жемчужин и одна черная. Сейчас я разорву нитку и брошу жемчужины в ониксовый кубок. Тот, кому по жребию достанется черная жемчужина, отрубит голову халифу Харуну ар-Рашиду и принесет ее мне. В награду он получит меня. Если же он откажется обезглавить халифа, его лишат жизни остальные семеро. После этого они снова будут вытягивать черную жемчужину». Харун ар-Рашид раскрывает дрожащую ладонь, видит на ней черную жемчужину и обращается к женщине: «Я покорюсь воле рока и твоей воле, но с условием, что ты поведаешь мне, чем прогневал тебя халиф», — спрашивает он, с нетерпением ожидая ответа.
Твой список прерванных книг вполне можно пополнить этим отрывком из детских чтений. Только есть ли у него название?
— Даже если название и было, мне его уже не вспомнить. Попробуйте вы что-нибудь придумать.
Слова, на которых обрывается повествование, как будто удачно передают дух «Тысячи и одной ночи». Ты берешь свой многострадальный библиотечный список и выводишь в нем: спрашивает он, с нетерпением ожидая ответа.
— Позвольте взглянуть, — просит шестой читатель, снимает очки от близорукости, кладет их в футляр, открывает другой футляр, надевает очки от дальнозоркости и читает вслух:
«Если однажды зимней ночью путник, неподалеку от хутора Малъборк, над крутым косогором склонившись, не страшась ветра и головокружения, смотрит вниз, где сгущается тьма, в сети перекрещенных линий, в сети перепутанных линий, на лужайке, залитой лунным светом, вкруг зияющей ямы. — Что ждет его в самом конце? — спрашивает он, с нетерпением ожидая ответа».
Сдвинув очки на лоб, он говорит:
— Готов поклясться, что роман с таким началом я уже читал... У вас ведь только начало, и вы хотели бы найти продолжение, не правда ли? Беда в том, что когда-то так начинались все романы. Одинокий путник шел по безлюдной дороге. Вдруг что-то привлекало его внимание. Он думал, что в этом кроется некая тайна или предзнаменование. Тогда он принимался задавать вопросы. И ему рассказывали длинную историю...
— Нет, вы не поняли, — пытаешься ты объяснить. — Это вовсе не начало романа... Здесь одни названия... Этот Путник...
— Путник появляется лишь на первых страницах. Потом о нем уже не говорится. Он свое дело сделал... Книга-то не о нем...
— Да, но я искал продолжение совсем не этой истории...
Тебя прерывает седьмой читатель:
— Вы полагаете, что у каждой истории должны быть начало и конец? В прежние времена все истории заканчивались двумя способами: после всевозможных перипетий герой и героиня либо шли под венец, либо умирали. Главный вывод, вытекающий из всех на свете историй, двояк: непрерывность жизни и неизбежность смерти.
Ты на секунду задумываешься над этими словами. И мгновенно решаешь жениться на Людмиле.
Глава XII
Теперь, Читатель и Читательница, вы муж и жена. На широкой двуспальной кровати каждый из вас читает свое.
Людмила закрывает книгу, гасит свет, откидывается на подушку и говорит:
— Гаси и ты. Неужели не устал?
Ты отвечаешь:
— Еще немножко. Я уже дочитываю «Если однажды зимней ночью путник» Итало Кальвино.