Лотерейный билет № 9672, стр. 5

И по правде сказать, дом этот мог бы показаться куда каким печальным, если бы не присутствие двух детей фру Хансен!

Славный парень был Жоэль! Двадцатипятилетний высокий статный молодец, как и все уроженцы норвежских гор, гордый, но не заносчивый, отважный, но не безрассудный, светлый шатен с темно-голубыми, почти черными глазами. Одежда ладно сидела на нем, выгодно подчеркивая мощные плечи, которые никогда не сутулились, широкую грудь, скрывающую здоровые легкие горного проводника, стальные руки и неутомимые ноги, словно специально созданные для восхождений на самые высокие пики Телемарка. В обычном костюме его можно было принять за наездника. Он носил голубоватый жилет с наплечниками и длинными вертикальными планками, сходящимися на груди; украшенный на спине цветной вышивкой, жилет этот походил на старинные бретонские [38] куртки, сохранившиеся еще со времен кельтов. [39] Высокий ворот рубашки напоминал формой воронку. Желтые штаны застегивались ниже колен пряжками. На голове — широкополая коричневая шляпа, отделанная красной каймой и черным шнуром. А обувался Жоэль либо в башмаки с плотными гетрами, [40] либо в сапоги на толстой подошве, без каблуков, похожие на рыбацкие; их толстые, сложенные гармошкой кожаные голенища не позволяли разглядеть форму ноги.

Жоэль занимался ремеслом проводника в округе Телемарка и еще дальше, в горах Хардангера. Всегда готовый пуститься в путь, всегда бодрый и неутомимый, он, право же, заслуживал сравнения со знаменитым норвежским героем, прославленным в национальных легендах, Роллоном-Ходоком. В промежутках между дальними экскурсиями он служил гидом [41] английским охотникам, которые обожают стрелять в Норвегии птиц, называемых «riper», более крупных, чем гнездящиеся на Гебридах, и «jerper» — куропаток, чье мясо куда нежнее, чем у шотландских. С наступлением зимы он занимался охотой на волков; хищники, терзаемые голодом в холодное время года, промышляют пищу в полыньях скованных льдом озер. Летом же наступал черед охоты на медведей, когда эти звери в сопровождении детенышей выбираются из берлог, чтобы полакомиться свежей зеленью, и надобно выслеживать их на горных плато, на высоте тысячи — тысячи двухсот футов. Не раз жизнь Жоэля висела на волоске, и спасался он лишь благодаря недюжинной силе и неизменному хладнокровию, помогавшим ему совладать с хваткой огромного зверя и вырваться из его когтей.

И наконец, когда Жоэлю не приходилось водить туристов в долину Вестфьорддааля или охотников в поля, он работал на маленькой ферме-«soeter», расположенной в нескольких милях от дома, выше по склону. Там жил молодой парень — пастух, нанятый фру Хансен для ухода за полудюжиной коров и тремя десятками баранов: «soeter» включала в себя только пастбища, никаких посадок там не было.

По натуре Жоэль был крайне обязателен и услужлив. Его знали во всех селениях Телемарка, знали и, конечно, любили. Он же был безгранично привязан к трем существам, составляющим его семью, — к матери, кузену Оле и сестре Гульде.

Как сожалел Жоэль о том, что не в силах был дать богатое приданое сестре, чтобы не разлучать ее с женихом, когда Оле Камп покинул Дааль, чтобы в последний раз уйти в море на заработки! Имей он сам привычку к морю, он без всяких колебаний занял бы место кузена Оле на шхуне. Но будущим супругам нужны были деньги, чтобы начать совместную жизнь. А фру Хансен ничего не предложила им, и Жоэль сделал вывод, что она не могла выделить для этой цели часть семейных сбережений. Вот и пришлось Оле плыть в дальние края, через всю Атлантику. Жоэль проводил его до края долины, на бергенскую дорогу. Там они сердечно обнялись на прощанье, и Жоэль пожелал Оле счастливого плавания и благополучного возвращения. А потом вернулся домой, чтобы утешить сестру, которую любил как брат и опекал как отец.

Гульде исполнилось в ту пору восемнадцать лет. Она была не тем, что в норвежских гостиницах называют «piga» — служанка, но, скорее, «froken» или, по-английски, «мисс», так же, как ее мать, хозяйка дома, звалась «дамой». Представьте прелестное личико, которое обрамляют белокурые, чуть золотящиеся волосы под чепцом с разрезом сзади для длинных тяжелых кос. Представьте себе точеную фигурку с тонкой талией, обрисованной ярко-красным корсажем, украшенным цветной вышивкой, с зеленой каймой и вырезом на груди, из которого выглядывает белоснежная сорочка с пышными рукавами и тугими манжетами. Представьте красный пояс с филигранными [42] серебряными пряжками, светло-зеленую юбку, поверх нее передник в пестрых ромбиках, белые чулки, хорошенькие остроносые башмачки, какие носят уроженки Телемарка, — и вы увидите прелестную Гульду.

Да, невеста Оле была поистине прелестна, и, хотя на личике ее лежала печать меланхолии, [43] свойственной всем дочерям Севера, оно все же нередко освещалось улыбкой. При виде ее сразу вспоминалась Гульда Белокурая, чье имя носила наша героиня, — та сама Гульда, что, согласно скандинавской мифологии, [44] охраняет домашний очаг, как добрая фея. [45]

Природная сдержанность скромной и разумной девушки ничуть не лишала ее грациозной [46] живости, с которой она встречала постояльцев гостиницы Дааля. Ее знали все, кто занимался туризмом. И кто скажет, не привлекала ли их сюда сама возможность обменяться с Гульдой тем сердечным рукопожатием — «shake-hand», какого в Норвегии удостаивают всех без исключения?!

Или после трапезы сказать ей:

— Спасибо за вкусный обед. Tack for mad!

И разве не приятно услышать в ответ ее свежий, звонкий голосок:

— На здоровье. Wed becomme!

Глава IV

Оле Камп находился в плавании уже год. Как он и говорил в своем письме, зимний рыболовный сезон близ Ньюфаундленда был крайне тяжелым. Заработанные деньги, — когда их удается заработать, — даются рыбакам поистине каторжным трудом. Весеннее равноденствие знаменуется жестокими шквалами, которые, налетая на корабли в открытом море, способны за несколько часов разметать и потопить целую рыбацкую флотилию. Но зато рыба вблизи Ньюфаундленда водится в изобилии, и экипажи шхун, если повезет с погодой, бывают щедро вознаграждены и за утомительный труд, и за все опасности, перенесенные в этом средоточии ураганов.

Впрочем, норвежцы издавна славятся как опытные моряки и никогда не теряют присутствия духа в трудных обстоятельствах. А трудностей этих — что в прибрежных фьордах, от Христиании до Нордкапа, что у скал Финмарка, что близ Лофотенских островов — яростно бушующий океан предоставляет в избытке. Только для того, чтобы пересечь Северную Атлантику и всей флотилией достичь богатых рыбой отдаленных мест близ Ньюфаундленда, требуется немалое мужество. В юности рыбаки переносят достаточно бурь у европейского побережья, но это лишь отголоски жестоких штормов, с которыми им приходится потом бороться у берегов Ньюфаундленда. Просто теперь они встречают эти штормы в самом их начале — вот и вся разница.

Норвежцам было от кого унаследовать свое бесстрашие. Их предки прославились как храбрые мореплаватели в те времена, когда Хансены занялись торговлей в Северной Европе. А может быть, в старину и они слегка пиратствовали, но что поделаешь: пиратством тогда промышляло немало людей. Разумеется, с тех пор коммерция стала куда нравственнее, хотя позволительно предположить, что на этом пути ей предстоит еще сильно совершенствоваться.

Как бы то ни было, норвежцы всегда были отважными моряками, являются таковыми сейчас и останутся ими в будущем. И Оле Камп, само собой, не подумал отказаться от дела своих предков. Своим обучением, своим посвящением в это трудное ремесло он обязан был одному старому бергенскому боцману [47] каботажного судна. Все его детство прошло в этом порту, одном из самых крупных и оживленных в норвежском королевстве. Перед тем как пуститься в дальнее плавание, он был обычным юнцом-сорвиголовой, — плавал по фьордам, разорял гнезда морских птиц, ловил сотнями мелкую треску, которую затем вялил. Став юнгой, он начал плавать по. Балтике, потом стал уходить в дальние рейсы по Северному морю, а порою добирался и до самого Ледовитого океана. Совершив множество таких рейсов на борту большой рыболовной шхуны, он дослужился до боцмана, каковую должность получил в возрасте одного года. В настоящее время ему было двадцать три.