Прямо до самого утра или Секрет неприметного тупичка, стр. 44

— Ага, около ворот чуть не схватили.

— Ну… всё равно, — Олег перелёг на живот. — Всё равно меньше засвечен, чем ты.

— Не уйду я никуда, отстань.

— А думаешь, они уйдут?

Артур не ответил.

— Ты же знаешь, — тихо сказал Олег, кладя руку ему на плечо. — Ты же знаешь, он не мог выиграть.

Артур ожесточённо мотнул головой. Промолчал. Плечо было горячим и вздрагивало.

— И он это знал.

— Я бы, может, остался с ним… — тихо ответил Артур. — Не гляди на меня, я плачу.

— Ничего, — сказал Олег. — Я не гляжу… Как бы ты остался? А родные, а наш мир?

Артур снова промолчал. Тогда Олег лёг лицом в сухую траву под кустами и закрыл глаза. Ему хотелось поспать, но уснуть не удалось снова. Артур прикоснулся к его спине.

Олег открыл глаза.

— Всадник, — Артур перекатился на спину и смотрел на Олега. — Один.

Олег чуть приподнялся на локтях, вглядываясь в приближающуюся шагом фигуру. Солнце садилось и светило всаднику в спину, не давая ничего рассмотреть, превращая его в плоский чёрный силуэт. Но он и правда был один. И ехал так, как будто никуда не торопился.

Уцелевший воин из армии Григо Ёллу? Кто-то из воинов Сиано Демо, ошеломлённый побоищем и желающий побыть от него подальше? На гонца не похож… Хотя — не похож и на спасающегося от врагов. Непонятно… А может, просто какой-то человек, едущий куда-то по своим делам — ведь такое бывает и во время войны…

Ну что ж — едет и пусть едет… Мальчишки прилегли к земле. И как раз в этот момент услышали детский плач.

Плакал не маленький ребёнок, но и не подросток — так плачут дети, которые уже научились понимать происходящее, но не в силах как-то на него влиять. Олег и Артур вновь приподнялись.

— По-моему… — начал Артур неуверенно, но тут же почти вскрикнул, хотя и шёпотом: — Это же Григорий Викторович!..

...Ёлохов держался в седле очень прямо и без удивления кивнул выскочившим из кустов мальчишкам. Шлема на нём не было, голова перевязана какой-то тряпкой. Доспехи — от ворота панциря до пластин, защищавших подъём ступни — были забрызганы кровью, конь тоже весь в крови; на нём было видно не меньше десятка ран.

— Он всё-таки меня обманул, — сказал Григорий Викторович — без злости и без гнева, скорее даже уважительно. — Всегда был умным… Я бы мог догадаться об этой повадке дикарей, вместе служили ведь — выводить людей в нужное место в полной скрытности мелкими группами, потом — сбор и удар кулаком… Я разбит. На этот раз окончательно.

— Мы видели, — Артур придержал коня.

— Я бы не бросил своих… но из меня не получилось Спартака вот поэтому, — Григорий Викторович погладил растрепанные волосы сидящего прямо перед ним мальчишки лет 7-8, одетого в драную набедренную повязку, грязного и босого. Мальчишка всё ещё всхлипывал, удивлённо и недоверчиво глядя на стоящих перед конём «больших ребят». Слёзы оставили на лице подтёки грязи и промытые дорожки. На тонкой шее свободно, но плотно сидел металлический ошейник с остатком цепи. — Привезли как раз перед самым боем, нашли на одной брошенной плантации. Все убежали, а его как приковали около выгребной ямы, так и забыли… Когда всё кончалось уже, я с ребятами прорубился к шатру… они погибли, чтобы я мог его увезти. Было так много смерти, что должна остаться хотя бы одна жизнь…

— Тимка? — Олег подошёл ближе. — Ты Тимка Борус?!

— Да-а… — тонким, дрожащим голосом ответил мальчишка. — Только меня били, если я себя так называл… А ты кто?..

— Мы ищем тебя! — Олег протянул руки, но мальчишка отпрянул и прижался к улыбнувшемуся Григорию Викторовичу. Тот погладил волосы мальчика:

— Не бойся. Они хорошие ребята, вернут тебя к маме… — и помог поджимающему ноги мальчишке слезть. Тот, недоверчиво посматривая на Олега и Артура, не спешил отходить от коня. — К маме… домой… — словно во сне повторил Григорий Викторович.

— Но вы ведь живы, — сказал Артур. — Вы сможете начать заново. Всё заново… Это всё равно как уцелевшее знамя — оно есть, и армия не разбита…

— Домой… — повторил Григорий Викторович ещё раз. — Всё было не зря, но… домой…

Он склонился на гриву коня — и мальчишки увидели в его спине — под правой лопаткой — два близко сидящих дротика. Брошенные, очевидно, с близкого расстояния и со страшной силой, они пробили броню насквозь.

— Иду, мама, — неожиданно ясно и чисто сказал бывший гладиатор и пионер. Его глаза расширились, он улыбнулся и мягко соскользнул в руки Олега, который сумел его удержать.

— Нет! — яростно крикнул Артур. — Нет, ну нет же, нет, нет, не-ет!!! Гады!!!

Тонко и жалобно заплакал Тимка. Олег с натугой, но осторожно, положил тело Григория Викторовича на траву и обняв младшего мальчика, прижал к себе.

Григория Викторовича похоронили на холме над рекой.

Ребята, как могли, отмыли кровь с доспехов и тела полководца, обломили дротики и расстелили в выкопанной мечом и руками могиле плащ, прикреплённый позади седла. Его полой хмурый Кирилл закрыл лицо Григория Викторовича.

Артур держал в руках меч в потёртых ножнах. И вдруг сказал:

— Если я не положу его… возьму себе… он не обидится?

— Не обидится, — сказал Олег. — Ты ведь берёшь его не на стенку вешать.

— Не на стенку, — кивнул Артур.

— Ну и бери…

Они какое-то время стояли возле открытой могилы, из которой тянуло холодком. Пока темнота не скрыла того, кто лежал на дне — и не стала быстро наползать на окрестности. Ребята нехотя, но быстро засыпали могилу. Ясно было, что никаких знаков ставить нельзя — но они всё-таки замерли растерянно. Это и есть — всё?!

— Мальчишки, скажите что-нибудь, — попросила Ольга, пряча руки под платье. — Надо сказать.

— Говори ты, командир, — тихо сказал Артур.

— Я? — Олег огляделся немного беспомощно. — Хорошо, — он поднял голову. — Я скажу. Когда трудно быть человеком — некоторые ломаются. Другие остаются людьми. Но только настоящий человек может и сохранить себя, и повести за собой других. За мечтой. Григорий Викторович, врут те, кто говорит, что мечта — это напрасная ложь. Просто врут. Я не знаю, как сказать, но вы меня поймёте… Вы жили как человек. Как воин. И умерли как человек и как воин. Счастливого вам пути домой, Григорий Викторович. Вы всё сделали правильно.

И, достав револьвер, Олег трижды выстрелил в потемневшее небо…

...Ковыль переливался бесконечными плавными волнами. В каменном жёлобе вдоль рельсовых путей с отчётливым журчанием бежала прозрачная вода. Прямо перед Олегом высилась груда брёвен — некогда бывших стеной какого-то здания вроде склада.

А по другую сторону этой груды таращил глаза Борька — с охапкой щепок.

И опять там, где стоят часы.

Костёр развели со старанием — до самых небес, чтобы стало жарко здешней холодновато-голубой луне, благо — в топливе недостатка не предвиделось. Олег и опомниться не успел, как у костра оказались какие-то всадники, оставившие неподалёку рассёдланных лошадей и снявшие лёгкие доспехи, парочка ну совершенно первобытного вида джентльменов, какие-то мальчишки и девчонки, солдаты в непонятной форме — и в форме начала ХХ века… Короче, всего — человек тридцать, не считая его собственных подопечных. Над огнём оказался вертел с тушей оленя и отчётливо запахло виноградным вином из притащенного кем-то меха.

В руках у Кирилла оказалась гитара, и он аккомпанировал, а Олег, плюнув на смущение и условности, пел, видя, что его все понимают — и радуясь тому, что его понимают все: