Канцлер Империи, стр. 32

Так вот, сейчас амбре было практически такое же.

"Надо будет и в записях, которые мы собрались крутить с оснащенных магнитофонами и мощными матюгальниками машин — ну, типа, китайские солдаты, сдавайтесь! — фоном ввести чавканье, а в конце — продолжительное сытое рыгание", — подумал я.

Пока «Чайка» исходила селедочными ароматами, мы с ее разработчиками договорились, что за шесть дней они сделают еще четыре таких машины, снабдят их боезапасом и с очередным эшелоном отправят в Манчжурию, где, похоже, скоро должна была наконец начаться война. Точного срока разведка назвать не могла, но исключительно потому, что командование противника само никак не могло его установить, однако Сунь Ят-Сен уже неофициально предупредил командование, что голова — это вещь, легко отделяемая от туловища. Его можно было понять, ибо американцам надоело ожидание, и они придержали очередной транш кредита на расширение демократии.

После обеда мы, то есть я и Алисино семейство, полетели обратно в Гатчину. Салон «Кондора» не имел разделения на отсеки, но четко делился на две зоны. Спереди были два нормальных места — стол с терминалом радиостанции письменными принадлежностями, мини-сейф, откидная табуретка для секретаря или еще кого, если понадобится. Далее шли два дивана с журнальными столиками, ну, а в самом хвосте — два ряда кресел, как в обычном пассажирском самолете. Так вот, весь Алисин выводок я загнал туда, мотивировав свое указание необходимостью сохранения центровки, а сам сел в кресло, разложил перед собой нашедшиеся в сейфе материалы про свободу слова, оставшиеся тут с предыдущего полета его величества, и задремал. Но, видимо, сделал это слишком незаметно для окружающих, потому что вскоре ко мне подошла стюардесса и передала вопрос Алисы — сильно ли нарушится центровка самолета, если она одна подойдет ко мне? И можно ли это сделать.

— Пусть идет, — вздохнул я.

Алиса аккуратно присела на откидной стульчик, и глянув на бумаги, сказала:

— Какое совпадение, именно про это я вас и хотела спросить… Или эти бумаги секретные, и смотреть на них нельзя?

— Да не волнуйтесь, секретные вам никто показывать не будет, — успокоил я женщину, — лимонаду вот выпейте, и давайте, действительно, не стесняйтесь. Кстати, неужели в этих документах есть что-то для вас интресное?

— Есть, — кивнула Алиса, — например, вот эта цитата… "Я не разделяю вашу точку зрения, но готов отдать свою жизнь за ваше право ее высказывать" — но это же сказал не Вашингтон, а Вольтер!

Я успел удержать чуть не сорвавшийся вопрос "вы уверены?" — все-таки Алиса доктор философии, уж наверняка цитат помнит больше, чем я, и вместо этого просто покачал головой:

— Увы, эрудиция референтов его величества не очень бесконечна, так что такое иногда случается. И вы, значит, решили в приватной беседе со мной уточнить, что говорить можно, а что нельзя?

Собеседница кивнула.

— Ну, начнем с цитаты. Я совершенно не готов отдать жизнь за чье-то право болтать что в голову взбредет, причем не только свою жизнь, но и чужую тоже. Тем более что в России каждый имеет право говорить все, что угодно — просто некоторые забывают, что, кроме права говорить, есть еще и обязанность отвечать за свои слова. И эта ответственность наступает тогда, когда ваши слова являются действенным призывом к чему-нибудь противозаконному или антигосударственному. Обращаю ваше внимание на слово «действенным» — меня, например, или стюардесс этого самолета вы можете призывать к чему угодно, толку все равно не будет. Да, еще не рекомендуется никого зря оскорблять, но это уже дело административное. Ну, или дуэльное, а в несложных случаях мордобойное… Однако и здесь то же самое. Чтобы факт оскорбления поимел место, необходимо, чтобы объект принял это близко к сердцу. Например, сейчас вы можете обозвать меня как угодно, и это будет просто сотрясение воздуха, в возможность, что я услышу от вас какие-то новые для меня фигуры ненормативной речи, я не верю.

— Так что же, — набралась смелости Алиса, — если кто-то при свидетелях назовет вас палачом, ему за это ничего не будет?

— От состава свидетелей зависит. Если это спокойные, адекватные люди, то ничего. А вот если ими это будет воспринято как призыв к действиям, так на оратора тут же статья найдется, и не одна. Поймите очень простую вещь — сейчас в России нет ответственности за слова! Есть только ответственность за результат этих слов. Но только мне кажется, что вы все-таки подошли ко мне не совсем за этим… Если вам почему-то трудно говорить, то я могу начать за вас. Хотите?

Вдовствующая императрица кивнула.

— Так вот, вы были хорошей женой Николаю Александровичу, но так и не смогли стать российской императрицей, то есть найти свое место в управлении государством. Сейчас же вы просто не понимаете, каков ваш статус, что ждет вас будущем и что вы можете сделать в настоящем. Если бы вы были одинокой, то, может быть, такое положение дел вы бы и приняли, но у вас дети. Я прав?

Судя по виду Алисы, дело обстояло именно так.

— Тогда перед вами два пути, — продолжил я. — Или вы считаете себя частным лицом в ранге великой княгини, это возможно. И просто продолжаете ту жизнь, которою вели до сегодняшнего дня. Можете даже выехать за границу, но я не рекомендую вам этого делать — в мире сейчас очень непростая обстановка, и вы наверняка против своей воли станете чье-то пешкой. Да и война может начаться, а это будет не такая война, при которой во дворцах смогут продолжаться балы… Боюсь, что бомбардировками будут разрушены целые города, если не страны.

Я отпил пива, поглядел в иллюминатор и продолжил:

— Или вы считаете себя вдовствующей императрицей не только по факту замужества, но по сути, то есть соглашаетесь с тем, что у элиты может быть только один смысл жизни — работа на благо России. Это непросто, но возможно, такой работы хватит всем.

— Господи, да я всегда хотела именно этого, но как?

— Начнем с малого. Действительно, референты у его величества в общем-то собраны бессистемно, он, между прочим, говорил мне, чтобы я не проходил мимо возможной кандидатуры на роль организатора этого департамента. Согласны? Кстати, дело, конечно, ваше, но я бы посоветовал вам жить где-нибудь поближе к Зимнему — и в нем тоже можно, место там есть.

— Но что скажет ее величество, — усомнилась Алиса, — да и общественное мнение…

— Обе ее величества Марии все поймут правильно, — усмехнулся я, — а насчет мнения… Неужели вы считаете, что среди гвардейских офицеров не найдется ни одного, способного вступиться за вашу честь? И даже если это так, то среди моих комиссаров немало рыцарей — так сказать, юношей бледных со взором горящим и специально пошитыми перчатками.

Глава 17

Второй день рождения своей дочери я встречал как на иголках — рано утром пятнадцатого мая китайцы вероломно, без объявления войны, наконец-то напали на беззащитную социалистическую Манчжурию. Понятно, что утром — это по тамошнему времени, а к одиннадцати утра, когда в Питере начался наш тихий семейный праздник, бои шли уже одиннадцатый час, а дальневосточный день понемногу клонился к вечеру.

Атаке подвергся первый укрепрайон, обороняемый в основном японцами, потому как он имел выход к морю, упираясь в него своим левым флангом. А "в основном" же я сказал потому, что там была еще и бригада еврейских добровольцев — настоящих, а не из армейской группы генерала Дорфмана. Идея отвоевать себе кусок земли таки нашла достаточно сторонников, готовых воплощать ее в жизнь с оружием в руках…

И, хотя я отлично понимал — от того, что я весь день буду сидеть на узле связи, не изменится ничего — на дне рождения Настеньки я чувствовал себя не очень безмятежно. Остальные же вовсю радовались довольно редкому в наших кругах празднику.

Мы с Мари решили, что не следует превращать день рождения в парадное мероприятие, так что взрослых на нем был самый минимум, то есть я, Мари и Алиса. Из близких по возрасту к имениннице детей присутствовал малолетний наследник престола Вовочка, трехлетняя дочь Татьяны Леночка и Алексей, они сидели за детским столом. Был еще и средний стол, оккупированный дочерьми покойного Николая, ну, и в сторонке — взрослый. То есть присутствовали одиннадцать человек и два кота.