Зеленый остров, стр. 25

Удобное жилище! Если натаскать сюда березовых веников да травы, — ничего не может быть лучше! На полу в кружок можно расположить на ночлег всех участников похода. Вот только — имеется ли близко вода? Конечно, на этой возвышенности ее не может быть. Надо или спускаться на дно старицы, или поискать в другом месте.

Не успела Ольга Алексеевна сказать Павлу, чтобы он распорядился насчет воды, как снаружи послышались взволнованные возгласы ребят и заглушивший их грохот.

Ольга Алексеевна, Павел и Вася выбежали из землянки.

Ребята стояли на краю берегового обрыва. Там, высоко вздымая водяные валы, разливаясь вдоль крутых берегов, по руслу старицы неслась река. Она ломала деревья, фонтанами взлетала над валунами и скалами, рассыпая миллиарды брызг. Размытые напором воды, повсюду рушились берега. Целые зеленые островки уносились вдаль, кружась и переворачиваясь в стремительном потоке. Река подошла к самому бору. Только одинокий холм с землянкой на его гребне был единственным открытым местом среди воды и леса.

— Ну вот мы и остались на необитаемом острове! — сказала Ольга Алексеевна. — Значит, река Песчана, переполненная ливнем, размыла-таки перешеек и хлынула в свое прежнее древнее русло. Это уже случалось не раз, ребята! Теперь сухопутных дорожек в город нет. К нам можно добраться только водным путем. Никто не унывает?

Вася достал планы, и Ольга Алексеевна подробно объяснила, почему они на острове. На востоке — Леденецкое озеро, затем две реки — Песчанка и Большая Чернявка, а на западе, по дороге домой — новая река образовалась. Сейчас над ней висел такой густой туман, что не видно было, соединилась ли она с Большой Чернявкой, или нашла другое русло.

Разведчикам это даже понравилось. Только Мухин испытывал некоторую тревогу.

Он так мрачно поглядывал на реку, что ребята, наконец, спросили, что с ним.

— Моя мама забеспокоится, — сказал Мухин. — Она узнает, что промчалась эта бешеная река, и подумает, что я погиб.

— Это очень похвально, Юра, что ты думаешь о своих близких, — сказала Ольга Алексеевна. — Вчера в лесу я бы не могла этого сказать о тебе. Ничего, не беспокойся, — сегодня вечером мы сообщим в город воздушной почтой о том, что у нас всё благополучно.

— Как так, воздушной почтой? — удивился Мухин.

— А очень просто! — вмешалась Женя. — У нас есть умеющие летать. Ты где живешь?

Мухин, недоумевая, смотрел на нее. Он всё больше проникался верой в силы и способности отряда разведчиков, но «воздушная почта» была чем-то новым и необъяснимым.

— Я живу в заводском поселке, рядом с клубом, — сказал он. — А что?

— Ну вот, — продолжала Женя, — отправится наш летчик с крыши этой землянки, р-раз через речки и леса, прямо на подоконник: «Это мама Мухина, да? Здравствуйте, мама! Он у нас в лесу, ваш знаменитый грибник. Жив и здоров! Не беспокойтесь, пожалуйста, мы его доставим вам в целости».

Только когда ребята стали смеяться, Мухин понял шутку и сказал Жене насупившись:

— Ловко сказки рассказываешь! Наверное, за сочинение пятерки получала?

— Наверно. А ты?

Но Мухин ничего не сказал. За него ответил Семен:

— Пятерки — дело наживное, правда, Муха?

Глава третья

Рассказ о балтийском матросе

Вчерашняя гроза прошла здесь настоящим ураганом и причинила немало бед Зеленому острову. На окраине бора длинной грядой, крест-накрест, лежали деревья. Их вывороченные корни в пластах буро-красной земли словно кирпичными стенами крепости закрыли подступы к лесу.

Когда течение в реке замедлилось и зрелище не представляло больше интереса, ребята захотели как следует осмотреть партизанскую землянку.

В ней было совсем темно. Отрядные «инженеры» соорудили подставку и зажгли свечи. Сразу под потолком обнаружилось небольшое углубление, вроде земляных полатей, прикрытое полуистлевшей клеенкой. Здесь стоял заржавевший, с испорченной горелкой фонарь «летучая мышь» и лежала выцветшая матросская бескозырка, с обтрепанными ленточками и разбитой эмалью на пятиконечной звезде. Миша Чогур и Вася Брызгалов вооружились лупами и по остаткам желтого крапа на ленте прочитали надпись: «Балтийский флот».

Кто же был этот моряк? Как он попал в глухое полесье Зеленого острова? Ведь от берегов Балтики ему пришлось пройти добрых две сотни километров. Может быть, в первых сражениях в борьбе с врагом погиб его корабль, морские волны выбросили раненого матроса на песчаную отмель родной земли и он полз, израненный и обессиленный, по вражеским тылам к своим, чтобы потом вновь принять участие в борьбе с врагами?

Горели, мигая, свечи, и тени ребят ложились на стены старой партизанской землянки.

Ольга Алексеевна взяла в руки бескозырку и сказала:

— Мне неизвестно, ребята, как попал сюда этот матрос. Но я знаю, что его звали Федор Горбаченко. Он был последнее время заместителем Лаврова. Так мне сказали в Краеведческом музее.

Ребята удивленно зашумели:

— Ольга Алексеевна! Позвольте… Значит, его полевая сумка находится здесь на Зеленом острове? О ней шла речь, да? Где же она может быть? Как вы думаете?

Ольга Алексеевна пожала плечами:

— Кто это может знать, кроме самого владельца? Ребята стали просить вожатую рассказать о Федоре Горбаченко.

Она на минуту задумалась, стараясь полнее восстановить а памяти то, что ей было известно, и сказала:

— Я не так много знаю, ребята. Пожалуй, всего только один эпизод и кусочек биографии. Словом, это был балтийский матрос-минер, единственный моряк в отряде партизан-лавровцев.

— Слышал? — толкнул Семен своего друга. — Настоящий балтиец! Моряк, понимаешь! Вот это да!

На Семена сразу зашипели:

— Да не мешайте же! Тише! Что, в самом деле!

Ребята поближе придвинулись к Ольге Алексеевне, и она продолжала:

— Он был гармонист и весельчак, отличный снайпер и гранатометчик. К нему скоро привыкли в отряде, и он горячо привязался к своим новым товарищам. Но никак не мог Горбаченко забыть море. Он тосковал, пел о нем песни, видел море во сне. Во время самых сложных боевых операций Горбаченко надевал свою матросскую бескозырку. «Хоть на суше, да умру моряком!» — говорил он. Смелым и отважным был этот матрос-партизан. Его боевой опыт, ум и отвагу оценили, и вскоре он стал заместителем командира.

Однажды с «Большой земли» пришел лавровцам приказ — произвести диверсию на фашистском аэродроме. Была непроглядная, темная осенняя ночь. Выл пронизывающий ветер, бросал хлопья снега с дождем в лица лавровцев. Трудно было идти. Долгая непогода расквасила землю: глубока и цепка ледяная вязкая грязь. И нельзя зажечь огонек. Иди невидимкой в кромешной тьме. Но в назначенный час партизаны подошли с трех сторон к главным службам аэродрома и укрылись в придорожных кустах. Перед ними был кювет автостраду а по ту сторону ее — трехметровая стенка с проволочными заграждениями и охранные посты на вышках. Занят исходный рубеж, но нет сигнала… Лавров ждал. Он знал что вскоре сюда прибудет колонна грузовиков с горючим! И вот послышался рокот моторов. Всё ближе и ближе! Фашистская охрана уже суетилась у головной машины! Замелькали огни электрических фонарей. Колонна стала втягиваться на территорию аэродрома. И когда в широко открытых воротах мелькнула последняя машина, Лавров дал очередь из автомата. Смелым броском партизаны рванулись вперед. В короткой рукопашной схватке они уничтожили охрану, ворвались на аэродром и открыли огонь, блокируя все жилые помещения. Это послужило сигналом для двух фланговых групп. Их атака была стремительной. Запылали ангары, начали взрываться цистерны с горючим. Но врагам удалось вызвать подкрепление. Опаленные пожаром и оглушенные взрывами, партизаны стали с боем отходить в свои глухие леса. Они выполнили боевой приказ Родины.

Ольга Алексеевна на минуту замолчала, и ребята представили себе не ту дорогу, по которой они шли сюда в июльский полдень с весельем и песнями, а другую, когда осенней темной ночью, в слякоть и стужу, по ней пробирались партизаны, неся на руках своих раненых товарищей. Они отдыхали здесь в этой землянке, перевязывая раны, и шли еще дальше в глубь Синьковского бора, чтобы там, в лесной чаще, которая скрывала и свет и звуки, обогреться у костра и послушать у радиоприемника голос родной Москвы.