Под властью пугала, стр. 28

– Ты сам в меня целишься.

– Ну-ка, бросай ружье и убирайся отсюда, иначе плохо будет!

Его трясло от бешенства, он был уверен, что парень испугается, но, смотри-ка, стоит себе как ни в чем не бывало, да еще насмешливо глядит на него.

– Ружье я не брошу, бей. Стреляй, если хочешь.

«Выстрелю, – решил бей. – Выстрелю для острастки в воздух, повыше головы», – подумал он. Но в тот миг, когда он собирался нажать курок, вдруг кто-то выбил ружье у него из рук и схватил его за ворот.

– Вы что это! – сердито крикнул Скэндер, незаметно подошедший сзади.

Гафур-бей попятился.

– А тебе чего здесь надо?

– Не ваше дело.

– Отдай мое ружье.

– Возьмите.

Лёни тоже подошел поближе.

Бей взял ружье и грозно посмотрел на них. Они стояли рядом, готовые в любой момент дать ему отпор. Бей поискал глазами управляющего, но тот был далеко – в одних подштанниках он прыгал вокруг костра, пытаясь согреться, ну прямо как индеец.

– Вы за это поплатитесь, так и знайте! – прорычал бой, вскидывая двустволку на плечо. – Особенно ты, щенок.

– А ну замолчите! – угрожающе сказал Скэндер.

– Я…

Но тут у бея аж глаза полезли на лоб от удивления. Что это за девушки сюда идут? Ну прямо богини, честное слово! Уж не нимфы ли? Он знал толк в женщинах, но таких красоток еще не встречал: одна черноволосая, видимо, городская, одета на французский лад, в коротком платье, в босоножках, а ножки белые. Другая, в длинном платье, блондинка, тоненькая, идет босиком. Двое мальчиков рядом с ними как пажи знатных дам.

Лёни со Скэндером повернулись в ту сторону, куда смотрел бей.

Шпреса с Силей шли неторопливо, взявшись за руки.

– Сколько уток! – закричал Агим. – Это ты настрелял, Скэндер?

– А вот селезень, – сказал Вандё.

– Откуда ты знаешь?

– Ты что, не видишь, у него зеленая голова!

– А вот еще один с зеленой головой! – громко объявил Агим.

– А вон еще! – добавил Вандё.

– Давай посчитаем.

– Ну как охота, Скэндер? – спросила Шпреса. Она почувствовала, что Силя сжимает ей руку, и повернулась к ней. Саля стояла потупившись. Она узнала Гафур-бея и перепугалась.

– Пойдем, Шпреса, – шепнула она.

– Кто это?

– Пошли, Лёни, – сказал Скэндер. – Пошли!

Вандё, повесив уток на руку, пошел впереди. Агим остановился перед Лёни.

– Дай мне понести ружье, дядя Лёни!

– Бери.

– Нет, я понесу! – закричал Вандё, бросая уток.

– Нет я!

– Не ссорьтесь, – вмешался Скэндер, – понесете по очереди, сначала Вандё, а ты бери уток.

– Уток я понесу, – сказал Лёни. – Бери ружье, Агим.

– Вынь патроны, – остановил его Скэндер.

– А там их нет.

Скэндер взглянул ему в глаза. Гафур-бей, кусая губы, стоял неподвижно, как столб. Они прошли мимо. Шпреса поглядела на него, насмешливо улыбаясь. Назвать его уродом было нельзя. Сейчас, поостыв, он выглядел не таким свирепым, и лицо его казалось даже приятным. Но Силя не подняла на него глаз. Ей было страшно. С детства она много слышала от бабушки и матери о жестокости беев, и они казались ей не людьми, а злыми драконами. И хотя сейчас перед ней стоял обыкновенный человек, высокий плотный мужчина с сединой на висках, все равно бей оставался для нее чудовищем и врагом крестьян.

Гафур-бей сдвинулся наконец с места, круто повернулся и пошел к кустам.

– Шеме! Эй, Шеме!

– Я тут, господин!

– Да где же ты, болван?

Шеме, теперь уже в штанах, с подштанниками в руке вышел из-за кустов.

– Коня мне! Быстро!

– Уезжаете, бей?

– А что мне здесь делать?

Шеме подвел ему оседланного коня.

– Слушай. Ты видел тут девушки прошли?

– Видел.

– Кто они?

– Одну не знаю, а другая – дочь Кози.

– Которая?

– Светловолосая.

– Ага!

Первая уже не интересовала Гафур-бея.

– Почему ты никогда не говорил мне, что у Кози такая дочь?

– А вы меня и не спрашивали, бей.

– Я что же, обо всем тебя должен спрашивать, идиот? Сам не можешь сообразить? Иметь такую куропаточку под носом и охотиться на уток на болоте! Ну и балбесов же я понабирал! Одевайся!

– У меня еще одежда не высохла.

– Зато мозги у тебя высохли! – заорал бей, вскакивая в седло.

Он пустил коня вскачь в ту сторону, куда пошли девушки, но не догнал их. Они успели свернуть с проселка на тенистую тропку, что вела к дому Кози.

IV

– Опять звезды считаешь, Скэндер?

– Нет, Лёни, думаю.

– О чем?

– О том, что я здесь всего каких-то три дня, а так хорошо узнал вас, Пилё, джа Уана…

– Да ведь ты нас давно знаешь.

– Знаю, конечно, но раньше я смотрел на вас глазами ребенка. Прошло пять лет, и теперь я все воспринимаю иначе. Знаешь, я хочу понять, что от чего: честность от бедности или бедность от честности?

– Наверно, второе.

– Почему?

– Потому что, сколько ни работай, все равно не разбогатеешь. Вот мы, крестьяне, работаем, работаем, из сил выбиваемся, а нищете конца не видно.

– Ты прав, Лёни. Богатеи не трудятся, а добра у них хоть отбавляй. Кто не крадет, не грабит, не подличает, тому в нашем королевстве туго приходится.

– Да, Скэндер. Давай спать. Завтра надо отправиться затемно, чтобы добраться до города по холодку.

Лёни улегся поудобнее, подложил ладонь под щеку и закрыл глаза.

Скэндер продолжал размышлять про себя. «Если честные бедны, то мы, выходит, самые честные в Европе, ведь беднее нас нет. Нет, что-то тут не так. Хотя, может, он и прав. Как плохо мы знаем свой народ! Вот я, к примеру, вбил себе в голову, что наши крестьяне – люди темные, забитые, набожные до фанатизма, приниженные и трусливые. Кто нам внушил все это? Разве они такие? Мы порой презираем лябов [44] за их покорность, бессловесность, но, поставь в такие же условия наших смельчаков горцев, разве они поведут себя иначе? Как бы не так. В горах легко быть смелым. Допек тебя кто-то, уложил его на месте, да и махнул в горы, поди поймай. А здесь, на равнине, ничего не поделаешь, даже если вооружен до зубов. Куда пойдешь? В кустарник? В болото? Потому-то беи и наступили людям на горло, выжимают из них последние соки, так уж повелось исстари, а сейчас хуже, чем когда-либо: бей, управляющий, жандарм, ростовщик, торговец – все у них на шее, целая свора. С малых лет и до конца своих дней крестьянин кормит их и поит, вся его жизнь – вечный страх. Хотя и в этих краях бывали храбрецы, которые никого и ничего не боялись…»

Вдруг он привстал и окликнул Лёни:

– Ты спишь?

– Нет.

– Вот скажи, если бы ружье было заряжено, ты бы выстрелил в бея?

– Нет.

– Почему?

Лёни не ответил.

– Почему же? – настаивал Скэндер, усаживаясь на постели.

– Потому что… погубил бы всю семью.

– Но ведь он собирался выстрелить.

– Нет, и он бы не выстрелил.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю я его. Он хорохорится, орет да грозится, а на самом деле трус, куда ему. Только и умеет, что куражиться.

– Что-то не верится.

– Это я точно знаю. Когда рядом слуги да жандармы, то, кажется, он тебя растерзает, а нет их – и тронуть не посмеет. Я как увидел, что он один, так и успокоился.

– Что-то мне не верится.

– Почему?

– Он ведь бей, ему ничего не стоит расправиться с крестьянином.

– Жестокий он, это верно, но нас боится. Как завидит Пилё, так в сторону.

– Почему?

– Боится его. С тихими да боязливыми он настоящий зверь, а нарвется на кого посмелее, сразу хвост подожмет и даже глаз на тебя не поднимет.

– А что ему сделал Пилё?

– Еще когда твой отец был учителем у нас в деревне, Пилё нагрянул однажды к бею в дом с несколькими крестьянами, но не нашел его, а нашел бы – конец бею.

– А где же он был?

– Да его женщины в сундук спрятали.

– А что потом?

– А потом, когда Зогу пришел к власти, Пилё отсидел в тюрьме года два. У бея руки длинные, Скэндер. На его стороне и правительство, и жандармы. Он шишка, друг короля! Что тут поделаешь. А что бы ты ему сделал?