Последние дни Помпей, стр. 38

– Прочь! – сказала старуха со злобой. – Прочь! Только Парки могут развязать узел проклятья.

– Пойдем, милая! – позвал Главк нетерпеливо. – Неужели ты думаешь, что боги на небе или под землей слушают бессильные вопли выжившей из ума ведьмы? Пойдем!

Долго еще отдавался в пещере громким эхом зловещий смех колдуньи. Она не удостоила их больше ни словом.

Выйдя на воздух, влюбленные вздохнули свободнее. Но воспоминание о пещере, о речах и хохоте ведьмы долго еще не покидало Иону, и даже Главк не мог избавиться от тяжкого чувства. Гроза утихла, только изредка вдалеке, среди темных туч, громыхал гром или короткая вспышка молнии затмевала на миг свет луны. Не без труда они снова выбрались на дорогу, где нашли свой экипаж, который уже кое-как починили, и возница призывал Геркулеса, вопрошая его, куда подевались господа.

Напрасно Главк пытался ободрить Иону, мужество покинуло ее, да и сам он утратил свою жизнерадостность. Вскоре они были уже у городских ворот. Когда ворота отворились, чтобы их пропустить, показались рабы с носилками.

– В такой поздний час запрещено покидать город! – крикнул часовой человеку в носилках.

– Еще не так поздно, – отозвался голос, и, услышав его, влюбленные вздрогнули, потому что он был им хорошо знаком. – Я должен побывать на вилле у Марка Полибия и скоро вернусь. Я египтянин Арбак.

Часовой успокоился, и носилки двинулись дальше, едва не задев экипаж.

– Арбак здесь, в этот час! Едва оправившись после болезни! Для чего он покидает город? – сказал Главк.

– Увы! – заплакала Иона. – Сердце мое чует недоброе. Да сохранят нас боги! Или хотя бы, – добавила она про себя, – да сохранят они моего Главка!

Глава VII. Властитель Огненного пояса и его помощница. Судьба начертала пророчество огненными буквами, но кому суждено их прочесть?

Арбак дождался, пока гроза прешла, и под покровом ночи отправился на поиски колдуньи с Везувия.

Его несли надежные рабы, на которых он привык полагаться в своих тайных экспедициях, и он, лежа в носилках, с тайной радостью думал о мести и о любви. Так как расстояние было небольшое, а рабы двигались немногим медленнее мулов, Арбак скоро оказался на узкой дороге, которую наши влюбленные, к сожалению, не нашли. Огибая густые виноградники, она вела прямо к жилищу ведьмы. Здесь он вылез из носилок и, велев рабам укрыться среди лоз от взглядов случайных путников, нетвердыми шагами, опираясь на длинную палку, один поднялся по мрачному и крутому склону.

Ни капли дождя не упало больше с ясного неба, но вода печально стекала с тяжелых лоз и скапливалась лужицами в ямах и расселинах.

«Какие неподобающие философу страсти, – думал Арбак, – ведут меня, едва вставшего со смертного ложа и привычного к роскоши, по ночным дорогам! Но Страсть и Мщение, устремленные к цели, могут превратить Тартар в Елисейские поля».

Высоко в небе, светлая и печальная, висела луна. Освещая дорогу мрачному путнику, она отражалась в каждой луже, а потом скрылась за горой. Арбак увидел тот же свет, что и его жертвы, но теперь, когда его не оттеняли черные тучи, он не казался таким кроваво-красным.

Наконец Арбак остановился неподалеку от пещеры перевести дух, потом, как всегда, с сосредоточенным видом вошел в нечестивое жилище.

Когда он вошел, лисица вскочила и долгим воем предупредила хозяйку о приходе нового гостя.

Ведьма уже опять сидела на своем месте в мертвой неподвижности. У ее ног на ложе из сухих трав лежала раненая змея. От быстрого взгляда египтянина не укрылось, как она, извиваясь, корчилась от боли и бессильной ярости, поблескивая чешуей в свете очага.

– Лежать! – приказала колдунья лисе, как и раньше, и лиса легла молча, но настороженно.

– Встань, слуга Ночи и Эреба [149]! – сказал Арбак повелительно. – Старший собрат приветствует тебя! Встречай же его!

Ведьма посмотрела на высокую фигуру египтянина, на его темное лицо. Она смотрела долго и пристально, а он стоял перед ней, скрестив руки на груди, и лицо его было гордым и надменным.

– Кто ты, – спросила она наконец, – назвавший себя старшим собратом колдуньи пылающих полей и дочери вымершей этрусской расы?

– Я тот, – отвечал Арбак, – у кого смиренно просили знаний все чародеи с севера и юга, с востока и запада, от Ганга и Нила до равнин Фессалии и берегов мутного Тибра.

– В здешних краях есть лишь один такой человек, – сказала колдунья. – Не ведая его достоинств и тайной славы, люди зовут его египтянином Арбаком. Для тех же, кто выше и мудрее остальных, имя его – Гермес, Властитель Огненного пояса.

– Взгляни же, – сказал Арбак. – Это я.

С этими словами он распахнул плащ и открыл пояс, сверкавший, как огонь, с пряжкой, на которой были выгравированы знаки, видимо знакомые колдунье. Она сразу вскочила и бросилась к ногам Арбака.

– Так это ты, о Властитель могучего пояса! – сказала она с глубочайшим смирением. – Прими мой привет.

– Встань! – приказал египтянин. – Ты мне нужна.

Он сел на то же бревно, на котором сидела Иона, и знаком предложил сесть колдунье.

– Ты говоришь, – начал он, когда она повиновалась, – что ты дочь древнего этрусского племени, которое жило в горах, и стены, окружавшие этрусские города, до сих пор высятся над жилищами разбойничьего народа, захватившего их древние владения. Этруски частью пришли из Греции, частью были изгнаны из более южных и древних земель. Но в любом случае ты происходишь из Египта, ибо греки, поработившие аборигенов-илотов [150], – это беспокойные сыновья Нила, которых он изгнал из своего лона. Итак, о колдунья, ты происходишь от предков, которые поклонялись в верности моим предкам. Твое происхождение и твое ремесло подчинили тебя Арбаку. Слушай же и повинуйся!

Ведьма склонила голову.

– Как ни велико наше искусство в чародействе, – продолжал Арбак, – мы иногда вынуждены для достижения своих целей прибегать к естественным средствам. Гадание на кольце, хрустале, пепле, травах порой оказывается ошибочным; точно так же и высшие тайны Луны не избавляют даже обладателя Огненного пояса от необходимости прибегать иногда к простым человеческим способам для достижения простых целей. Слушай же внимательно. Я знаю, ты сведуща в тайной силе всех трав, тебе известны травы, которые убивают, выжигают душу из тела или замораживают кровь в жилах так, что ее не растопить никакому солнцу. Не переоцениваю ли я твое искусство? Говори правду!

– Могущественный Гермес, они действительно мне известны. Соблаговоли взглянуть на мое ужасное, высохшее лицо, оно стало мертвым, потому что я днем и ночью варю в этом котле ядовитые травы.

Услышав это, египтянин отодвинулся от омерзительного котла.

– Хорошо, – кивнул он. – Я вижу, ты постигла принцип высшего знания, который гласит: «Пренебрегай телом, дабы изощрить ум». Но – к делу. Завтра, едва загорятся звезды, к тебе придет тщеславная девушка и будет просить зелья, чтобы отнять у другой возлюбленного и приворотить его. Так вот, вместо своих приворотных снадобий дай ей самый сильный яд. Пусть любовник шепчет свои нежные клятвы теням.

Ведьма задрожала с головы до ног.

– Прости меня! Прости… грозный учитель! – сказала она, запинаясь. – Но я не смею. Закон в этих городах суров и бдителен, меня схватят и казнят.

– На что же тогда твои зелья и снадобья, тщеславная колдунья? – спросил Арбак насмешливо.

Ведьма закрыла руками свое зловещее лицо.

– Ах! Много лет назад, – сказала она вдруг тихо и печально, – я любила и надеялась на ответную любовь.

– Но при чем тут твоя любовь, ведьма? Делай, что тебе велят! – рассердился Арбак.

– Подожди, – продолжала старуха. – Подожди, молю тебя. Я любила. Другая девушка, не такая красивая, как я – да, клянусь Немесидой, не такая красивая! – сманила моего избранника. Я была из того таинственного этрусского племени, которое лучше всех знало секреты черной магии. Моя мать сама была колдуньей, она мне сочувствовала. Из ее рук я получила зелье, которое должно было вернуть его любовь, и яд, чтобы отравить соперницу. О, обрушьтесь на меня, ужасные стены! Руки у меня дрожали, и я перепутала чаши. Мой любимый и в самом деле упал к моим ногам, но мертвый, мертвый! С тех пор жизнь стала мне не мила. Я сразу состарилась и посвятила себя тайному ремеслу моего племени. Но какая-то неодолимая сила владеет мной, и я предала себя страшному проклятию: до сих пор я ищу самые ядовитые травы, до сих пор готовлю яды, и до сих пор мне чудится, будто я отравляю ненавистную соперницу. Я наливаю отраву в чашу и вижу, как она обращает в прах ее красоту. Я просыпаюсь по ночам и вижу трепещущее тело, пену на губах, остекленевшие глаза моего Авла, которого я убила собственной рукой! – И высохшая старуха вся затряслась.