Наездники, стр. 24
Верка испугалась собственных глупых мыслей и стала колотить себя кулачком по лбу, чтобы вернуться.
Она услышала голос Елены, почти крик:
– Вера, Верочка, перестань!
Елена бежала к ней. Попала между грядок, нога подвернулась, она чуть не грохнулась. И Верка кинулась к ней навстречу.
Ведь Елена была ей сейчас самым близким человеком и самым понимающим.
Они столкнулись и прижались друг к дружке…
– Елена, – шептала Верка. – Мне так страшно, Леночка!
– Мне тоже страшно, – отвечала Елена. – Мне тоже страшно. Они могут прийти, и мы не знаем, как их остановить. Они придут, а мы их не отличим…
Глава 10
Потом они пошли к коттеджу, где жили женщина с детенышем. Или с детенышами.
Казалось бы, сейчас самое время расспросить Елену о том, что же все это значит? Зачем тем людям убивать или замораживать невинных людей? А может, это вовсе не люди, а космические пришельцы? Или чудовища из океана?
Человеку, который за последние несколько лет посмотрел сотни три фильмов про чудовищ и пришельцев, в это нетрудно поверить. Но одно дело, когда ты обмираешь, глядя на экран, а другое, когда они сходят с экрана и нападают на твою маму.
«Сейчас я открою рот и спрошу Елену…»
Но спрашивать было некогда – до коттеджа идти несколько десятков метров.
Ворота были раскрыты. В них стоял мужик в камуфляже с автоматом на груди.
Значит, догадалась Верка, Ванечка успел рассказать кому надо, где таятся мерзавцы.
Они вошли во двор. Мужик в камуфляже их не стал останавливать. Почему-то он им улыбнулся, будто ждал давно. У него было юное лицо.
Детская коляска стояла брошенная, за углом.
– Я пойду внутрь, – сказала Елена. – Пойдешь со мной?
– Нет, – сказала Верка.
Она не стала объяснять, что боится. Если Елена захочет, сама поймет.
– А скоро в больницу поедем, к маме? – спросила она вслед Елене.
– Дай мне пятнадцать минут, – сказала Елена. – Там наверняка все осмотрели опытные люди, но они могут пропустить что-то понятное мне, радиобиологу. И далеко не отходи.
Верка кивнула.
Она подошла к коляске, заглянула внутрь. В коляске не было ни одеяльца, ни пеленок. Голая коляска, как в магазине.
Верка пошла вокруг дома.
Сзади росли елки, семейка елок, ростом чуть выше Верки, словно их специально выращивали, чтобы продавать на Новый год.
Под дальней елкой Верка увидала большой масленок.
Рыжая его шляпка блестела, словно металлическая. Верка понимала, что масленок ей не нужен, но полезла в чащу, чтобы его сорвать.
И когда нагнулась, то услышала голос детеныша:
– Только ты не кричи. К тебе на помощь никто не успеет прибежать. Никто. А я тебя убью.
У Верки пропал голос. Она хотела сказать детенышу, чтобы он отстал, что она его не боится и сейчас позовет того парня с автоматом – вот тебе и конец. Она выпрямилась и замерла и даже хотела закрыть глаза, чтобы не видеть пустых ледяных глаз детеныша.
Детеныш замолчал, словно ждал приказа. Он кинул взгляд направо, Верка послушно повернула туда голову и увидела матку, или мать, или как ее называть… Та была в коротком плаще, а под распахнутым плащом – ничего. Как тогда, в подвале. У матки был панцирный живот и грудь. А на руках перчатки, и потому неизвестно, что у нее вместо пальцев.
– Я предлагаю тебе выгодный обмен, – сказала матка.
Лицо у нее было человеческое, но Верка понимала, что это не лицо, а маска с прорезанными овальными отверстиями, в глубине которых поблескивали глаза.
– Не бойся, мы не изверги. Мы тоже страдаем. Нам тоже больно.
«Сейчас надо спросить, кто они? Это важно».
Верка молчала.
– Ты видела нашего зародыша? – спросила женщина.
Верка отрицательно помотала головой.
– Брешешь! – закричал детеныш, впрочем, негромко закричал, почти шепотом. – Вы похитили моего брата. Вы убьете его, вы утопите его в спирте, я знаю, что мы для вас просто насекомые, клопы, тараканы. Нас надо истреблять! И не удивляйтесь тому, что мы вас тоже ненавидим!
Детеныш подпрыгивал, сжимал ручки в кулаки, и, несмотря на то что он был совсем маленьким, он был опасен, как бывает опасен скорпион или бешеная крыса, которая может кинуться на человека.
– Да погоди ты! – остановила его матка. – У меня к Верке дело есть. Ты не обращай внимания на малышку, малышка волнуется. Мы все волнуемся. Для нас потеря члена нашего племени всегда мучительна. В этом отличие нас от людей. Вы готовы истреблять друг друга. Мы готовы отдать жизнь за любого из нас. Ты меня понимаешь?
Верка смотрела в землю, на шляпку рыжего масленка, потому что на матку смотреть не хотелось. У нее не было лица, и потому тянуло дернуть за край маски, чтобы увидеть то, что скрывается под ней, и заранее становилось страшно.
– Скажи, ты хочешь жить богато? – спросила матка. – Ты хочешь, чтобы у твоей бабы был хороший дом, чтобы ты была тепло одета и имела все преимущества состоятельного существования?
Матка говорила правильно, как человек, но иногда употребляла выражения, которыми люди не пользуются.
– Я могу предложить тебе значительную сумму денег, – продолжала она, – а ты окажешь нам небольшую услугу. И у тебя все будет, хорошо?
– А что будет? – неожиданно Верка услышала собственный голос. Она и не думала отвечать, а уж тем более задавать вопросы этой матке. А сама задала.
– Все. Тысяча долларов Соединенных Штатов. Десять тысяч долларов.
– Сто тысяч! – закричал детеныш и пронзительно засмеялся.
– Ты сейчас поедешь в их больницу, к своей маме…
– Мы ей ничего плохого не сделали, – раздался незнакомый голос.
Верка увидела, что среди ветвей стоит мужчина в ватнике, стеганых штанах и валенках. Его лицо поблескивало под каплями дождя, но опять непонятно было, человеческое ли это лицо.
– Она будет жить, – подтвердила матка. – Я тебе это гарантирую. А ты в больнице возьмешь личинку, которую они увезли с собой, и принесешь нам. И получишь десять тысяч долларов.
– Сто тысяч! – пропел детеныш.
– Нет! – сказала Верка. Сказала и сразу подумала: «Ну почему я не согласилась? Они бы отпустили меня…»
– Тогда мы сделаем это сами, – сказала матка.
– И твоя мама вряд ли останется живой, – подтвердил мужчина в ватнике.
– Я сам ей глотку перегрызу! – простонал детеныш. Будто представил, как это сделает, и обрадовался.
– Малыш, ну разве так можно?! – набросилась на него матка. – Ведь мы с Верой говорим о деле и не хотим ей угрожать. – Матка обернулась к детенышу, и Верка поняла: или сейчас, или они ее уничтожат.
И она метнулась в промежуток между детенышем и маткой – она ведь худая, юркая.
– Стой! – кричали вслед.
Но кричали не вслух, а как будто комариным звоном.
Верка вылетела из-за угла дома. И оказалась на асфальте. Ударилась коленкой о пустую коляску, и коляска покатилась к охраннику, который схватился за автомат.
– Они там! – крикнула Верка и поглядела назад.
Никто ее не преследовал. Никто не догонял. Было тихо. Только комариный звон стоял в ушах, и был он зловещим и гадким.
Охранник сделал несколько шагов к углу дома. И тут как раз коляска докатилась до него. Свободной рукой охранник толкал коляску перед собой, в другой держал автомат.
– Осторожно! – крикнула ему Верка. – Они летать умеют.
– Ты чего?! – удивился охранник, но остановился.
Тут из дома выбежала Елена.
– Я услышала, – сказала она. – С тобой все в порядке?
Комариный звон переместился кверху. Верка задрала голову. Под самым низким облаком, неясные в каплях дождя, улетали большие насекомые. Или птицы. Или люди…
– Видели? – спросила Верка.
– Что видели? – не поняла Елена, которая ничего не разглядела.
Они пошли к машине, и Верка рассказала Елене Борисовне, как встретилась с маткой и детенышем и что там был еще один из тех, а может, их было и больше.
Когда машина выехала на шоссе, Елена спросила: