Не учите меня жить!, стр. 94

Об этом я решила не думать вообще. Я не люблю думать о неприятном.

Через десять минут Дэниэл с позором отбыл. Папа стоял у дверей, чуть ли не грозя ему вслед кулаком, и не спускал глаз с дороги, пока не удостоверился окончательно, что Дэниэл ушел. Мы даже не предложили ему чашку чая на прощание. Мама повернулась бы в гробу.

Если б не была жива.

После незабываемой сцены разврата Дэниэл пару раз приезжал ко мне в Эксбридж. Мне было так стыдно и неловко, что я была бы просто счастлива больше никогда его не видеть, но он меня преследовал.

Первый раз он позвонил мне на работу на следующий день, предложив встретиться и вместе пообедать. Я отказалась наотрез.

— Люси, прошу тебя, — сказал он.

— Зачем? — спросила я. — Только не это.

— Что «это»?

— Попробуй скажи, что нам надо поговорить, и я тебя убью, — пригрозила я.

Меган, Меридия и Джед бросили все свои дела и с интересом прислушались.

— Вообще-то, нам действительно надо поговорить, — сказал Дэниэл. — О твоей квартире.

— А что с ней такое? — удивилась я.

— Давай встретимся буквально на пару слов.

Разумеется, это всего лишь повод, но почему бы нет?

— Приезжай ко мне завтра вечером, — поломавшись, согласилась я.

К моему удивлению, мысль о том, что я увижу Дэниэла, обогрела и обрадовала меня. Необходимо положить этому конец, и чем скорее, тем лучше.

— Я встречу тебя с работы, — предложил он.

— Не надо! — быстро сказала я. Долгую поездку в электричке вдвоем с Дэниэлом я не выдержу. Буду молчать, дуться, стесняться, пока не сгорю от стыда.

Я повесила трубку. Меган, Меридия и Джед накинулись на меня, как стая стервятников.

— С кем ты говорила?

— Это Гас?

— Что происходит?

— Вы опять спите вместе? — хором допытывались они.

В ожидании Дэниэла я так нервничала, что сама испугалась.

Голова моя лопалась от всевозможных «за» и «против» — точнее, только «против» наших отношений. Целоваться с Дэниэ-лом было большой ошибкой. А повторять это будет непростительным легкомыслием. Ну ладно, допустим, мне показалось, будто я соблазняю его, но я же знаю, что на самом деле это не так! Я была потрясена уходом мамы от папы, расстроена, взвинчена и вообразила, что завлекаю близкого друга.

Наши страстные поцелуи — результат необычного стечения обстоятельств.

Посмотрим на ситуацию беспристрастно, думала я, лихорадочно причесываясь. Папа благосклонно наблюдал за мною. Он не будет столь благосклонен, когда поймет, для кого я причесываюсь.

С одной стороны, размышляла я взволнованно, вот я: растерянная, беззащитная, привязчивая. Дитя из только что рухнувшего дома, готовое полюбить первого, кто взглянет ласково.

С другой стороны, Дэниэл — мужчина, который привык ни в чем себе не отказывать и уже несколько ночей спавший один. Разумеется, он не особо выбирал, с кем развлечься. Попалась я — очень хорошо, значит, со мной.

Да. Он непривередлив.

Кроме того, Дэниэл из тех, кто любит добиваться желаемого и не терпит сопротивления. То, что кричала мне Карен вечером в воскресенье, я и сама всегда знала; она лишь укрепила мою уверенность. Дэниэл родную мать завалит, если та будет отбиваться как следует. Но я ему не поддамся, угрюмо решила я. Я не дам себе пасть столь низко. Я не стану кокетничать с Дэниэлом. Я поведу себя иначе.

Как только я открыла ему дверь, моя решимость поколебалась, а потом исчезла вовсе. Меня неприятно поразило, как он хорош собой. Почему вдруг он стал настолько притягателен? Ведь раньше он этим не отличался — во всяком случае, для меня. К своему великому разочарованию, я тут же засмущалась, как девчонка.

— Привет, — поздоровалась я с галстуком Дэниэла, ибо глаза поднять боялась.

Он нагнулся поцеловать меня, но из кухни тут же раздался возмущенный рев папы:

— Эй ты, хлыщ несчастный! Оставь мою дочь в покое!

Дэниэл поспешно отпрянул. Я почувствовала себя, как голодающий, у которого перед носом помахали пакетом жареной картошки, а поесть так и не дали.

— Входи, — буркнула я воротничку его рубашки.

Стеснялась я ужасно. Провожая гостя в комнату, задела бедром угол столика, на котором стоял телефон, но была вынуждена притвориться, что мне не больно. Я не хотела, чтобы он предложил поцеловать ушибленное место. Потому что не отказалась бы.

— Снимай пальто, — в упор глядя на его нагрудный карман, велела я.

Мне было неприятно, что он так на меня влияет. Да, я, разумеется, не в лучшем состоянии, хоть это и временно. Все-таки у меня только что разошлись родители. Но в обиду я себя не дам.

Я решила ни на минуту не оставаться с ним наедине и, после того, как он уедет, больше никогда с ним не видеться. Ну, если не никогда, то хотя бы какое-то время. Пока я не приду в норму, какова бы она ни была.

Осуществляя свой коварный план, я привела Дэниэла в кухню, где сидел сердитый папа.

— Здравствуйте, мистер Салливан, — нервно поздоровался Дэниэл.

— Ну не наглец? — проворчал папа. — Являться ко мне в дом после того, как вел себя здесь, как… как… в бурделе!

— Не надо, папочка, — испугалась я. — Он больше не будет.

— Наглец, каких свет не видывал, — не унимался папа.

Потом, к счастью, замолчал.

— Хочешь чаю? — спросила я у плеча Дэниэла.

— А где у нас хрустящие блинчики? — грубо перебил папа.

— Какие блинчики?

— По средам у нас всегда хрустящие блинчики.

— Но сегодня четверг.

— Да? Ладно, где тогда тушеное мясо?

— А что, по четвергам на обед всегда тушеное мясо?

Ответом мне был скорбный взгляд.

— Прости, папочка, через неделю я освоюсь на кухне. Может, сегодня вечером согласишься на пиццу?

— Ту, что заказывают по телефону? — встрепенулся папа.

— Да, — подтвердила я. Интересно, а какую же еще?

— Не из морозилки? — с трогательной надеждой уточнил он.

— О господи, нет, конечно.

— Отлично, — возрадовался он. — А пива можно?

— Разумеется.

Видимо, у папы сбывалась давняя мечта. Мама бы таких фокусов не допустила.

Я позвонила в доставку пиццы. Папа завладел телефонной трубкой, чтобы лично обсудить с тем, кто готовит пиццу, все возможные варианты.

— Что такое анчоусы? Давай-ка я парочку попробую. А каперсы что такое? Ясно, и их тоже брось штучки две-три. Как думаешь, эти самые анчоусы (он произнес «анчовусы») можно смешивать с ананасами?

Я восхищалась долготерпением Дэниэла, но в глаза ему пока смотреть не отваживалась.

Привезли пиццу и пиво, и мы втроем уселись за кухонный стол. Как только все было съедено, папа снова начал поглядывать на Дэниэла. Напряжение нарастало.

Прямо на Дэниэла он не смотрел, только злобно косился, когда тот смотрел в другую сторону. Стоило Дэниэлу повернуться, как папа быстро отводил глаза. Дэниэл чувствовал на себе недобрые взгляды и решил попробовать застичь папу врасплох. Он сидел, безмятежно потягивая пиво, и вдруг резко оборачивался к папе, который буравил его глазами. В следующее мгновение папа тоже отворачивался и с невинным, как у ангела, лицом потягивал свое пиво.

Это продолжалось несколько часов — так, во всяком случае, мне показалось.

Обстановка накалилась настолько, что, покончив с пивом, мы поспешно открыли бутылку виски.

Несколько раз, когда папа поворачивался к телевизору, чтобы нанести очередное оскорбление вещавшему с экрана политическому деятелю («высунь-ка язык, чтобы мы увидели черную полосу посередке от этого твоего подлого вранья!»), Дэниэл принимался делать мне энергичные знаки, гримасничать, кивать головой на дверь, намекая, что нам надо выйти в другую комнату. Вероятно, в гостиную, чтобы завершить начатое в прошлый раз.

Я его игнорировала.

Наконец папа решил пойти спать.

К тому времени мы все порядочно напились.

— Ты что это, вздумал всю ночь у нас торчать? — спросил папа Дэниэла.

— Нет, — ответил тот.

— Ну, так и проваливай, — заявил папа, вставая из-за стола.