Не учите меня жить!, стр. 70
Я хохотала до колик.
— Какого чер… — с искаженным от злобы лицом выпалил он, яростно шевеля губами за стеклом. Сейчас он выглядел почти живым.
— Пошел ты! — так же, одними губами, ответила я, высунувшись из окошка по пояс, широко раскинула руки, пьянея от холодного вечернего воздуха, подняла вверх два пальца на каждой руке буквой V и показала ему, на случай, если он не умеет читать по губам. Секунд десять я энергично размахивала перед ним руками, а он в бессильной ярости пялился на меня из-за толстого стекла.
— Поехали, — скомандовала я, натешившись.
Водитель выжал газ ровно в тот момент, когда рядом с Чаком появились два официанта — один с ведерком для льда и белой салфеткой, другой — с бутылкой шампанского.
И тут я поняла наконец, кого напомнил мне Чак. Донни Осмонда!
Донни Осмонда, поющего «Щенячью любовь».
Оранжевого, искреннего, задушевного Донни Осмонда с щенячьими глазами под стать его щенячьей любви, но только такого Донни Осмонда, для которого блеск удачи уже померк, который хлебнул горя, у которого не удалась жизнь — злого, понурого, оскорбленного в лучших чувствах Донни.
Не успела я доехать до дома, как мне стало стыдно перед Чаком за бутылку шампанского. Ему ведь придется платить за нее, а это нечестно. Вовсе не обязательно поступать с человеком по-свински, даже если он мерзок до отвращения. Поэтому, едва переступив порог квартиры, я бросилась звонить в ресторан.
— Добрый вечер, — нервозно начала я, — не можете ли вы мне помочь? Я сегодня была в вашем ресторане, и мне пришлось внезапно уйти, а перед тем я заказала для моего спутника бутылку шампанского. Это был… э-э-э… сюрприз, и я не думаю, чтобы он пожелал за нее заплатить, но хочу быть уверена, что эти деньги не вычтут у официантки из зарплаты…
— Американский джентльмен? — уточнил мужской голос.
— Да, — неохотно подтвердила я. Джентльмен, как же!
— А вы, должно быть, та душевнобольная девушка? — осведомился голос.
Ах, подлец! Да как этот тип смеет называть меня сумасшедшей!
— Господин из Америки объяснил, что вы часто так себя ведете, но ничего с собой поделать не можете.
Я проглотила вспышку бешенства и пробормотала:
— За шампанское я заплачу.
— Не нужно, — сказал голос — Мы согласились пересмотреть размеры материального ущерба, нанесенного им, если он заплатит за шампанское.
— Вряд ли справедливо, чтобы он платил за вино, если не пил его, — возразила я.
— Но он его выпил, — сказал голос.
— Он же не пьет, — заспорила я.
— Еще как пьет, — усмехнулись на том конце провода. — Приезжайте и убедитесь сами, если не верите.
— То есть он еще у вас?
— У нас. И текилу пьет далеко не безалкогольную.
О боже! Значит, теперь на моей совести превращение Чака в пьяницу. Хотя, если вдуматься, может, это лучшее, что с ним когда-либо случалось.
Так, а теперь включаем телевизор!
К моему великому неудовольствию, я застала Карен и Дэниэла в гостиной. Они распивали вино, держались за ручки, были тошнотворно нежны и смотрели мой сериал по моему телевизору.
— Ты что-то рано, — раздраженно проронила Карен.
— Угу, — нагло ответила я.
Потому что я тоже разозлилась. Вот тебе и посмотрела сериал! Не могу же я оставаться в одной комнате с Карен и Дэниэлом, когда они так поглощены друг другом.
Придется сидеть у себя в спальне, пока они нежатся на диване и Карен кладет голову на колени Дэниэлу, а Дэниэл гладит ее волосы, а она гладит его… ладно, где бы она там ни гладила, я об этом думать не хочу.
Они так ворковали, что мне стало противно.
С Шарлоттой и Саймоном я никогда не чувствовала себя настолько неловко; возможно, с Карен и Дэниэлом мне было не по себе потому, что я просто не понимала, что между ними происходит.
— Как дела? — самодовольно спросил Дэниэл.
— Нормально, — беззаботно ответила я.
— А как там твой американец?
— Он псих.
— В самом деле?
— В самом деле.
— Люси, неужели опять? — вздохнула Карен. — Кажется, это начинает входить у тебя в привычку.
— Я иду спать, — отрезала я.
— Иди, — разрешила Карен, игриво подмигивая Дэниэлу.
— Ха-ха, — сказала я, очень стараясь вести себя как настоящая подруга. — Спокойной ночи.
— Люси, если ты уходишь только из-за того, что мы здесь, не надо, — как всегда, проинформировал меня Дэниэл.
— Надо, — поправила Карен.
— Останься, — настаивал Дэниэл.
— Иди, — рассмеялась Карен.
— Карен, не будь такой грубой, — смутился Дэниэл.
— Я не грубая, — улыбнулась Карен. — Я просто честная. Я ставлю Люси на место.
Я пошла к себе с чувством необъяснимой горечи.
— Да, Люси, кстати, — крикнула мне вслед Карен.
— Что? — остановившись у двери, спросила я.
— Тебе звонили.
— Кто?
— Гас.
47
Словно тяжелая глыба свалилась с моих плеч, и я испустила долгий, блаженный вздох облегчения: именно этой минуты я ждала целых три недели.
— Так, а что он сказал? — возбужденно спросила я.
— Что перезвонит через час, а если снова тебя не застанет, то будет звонить каждый час, пока ты не вернешься.
Счастье захлестнуло меня теплой волной. Значит, он не бросил меня, и я ни в чем не провинилась, и никакая Менди не заняла моего места в его сердце.
Тут меня пронзила ужасная мысль.
— Что ты ему сказала?
— Я сказала, что тебя нет.
— И что я пошла на свидание?
— Да.
— Отлично! Пусть поволнуется. Во сколько он должен перезвонить?
Карен выпрямилась и пристально посмотрела на меня.
— А тебе-то что? — спросила она. — Ты ведь не собираешься с ним разговаривать?
— Вообще-то собираюсь, — кротко возразила я, переминаясь с ноги на ногу.
Дэниэл покачал головой, всем своим видом говоря: «Когда же она поумнеет?» — и поджал губы. Подумаешь, чистоплюй! Что он знает о муках нерастраченной или растраченной наполовину любви?
— У тебя совсем нет гордости? — осторожно спросила Карен.
— Совсем, — рассеянно пробормотала я, занятая мыслями, какой тон взять для объяснения с Гасом — дружеский, сердитый, суровый?
— Ладно, пропадаешь — пропадай, — буркнула Карен и повернулась ко мне спиной. — Он должен перезвонить минут через двадцать.
Я ушла к себе. От восторга мне хотелось прыгать до потолка. Двадцать минут, целых двадцать минут — как же их вытерпеть?
Но нет, надо сохранять спокойствие и хладнокровие. Нельзя, чтобы он понял, как я взбудоражена. Я заставила себя дышать медленно и глубоко.
Но губы помимо воли расплывались в улыбке: без пяти десять я буду говорить с Гасом — с Гасом, которого считала навсегда пропавшим! Время ползло страшно медленно.
Когда электронный экран будильника показал 9.55, я приготовилась к старту и стала ждать сигнала.
Я ждала, ждала, ждала…
Гас не звонил.
Конечно, не звонил.
Как я могла хоть на секунду поверить, что он позвонит?
Чтобы не расплакаться, я принялась утешать себя сразу всеми обычными способами.
Во-первых, мои часы могут спешить. Во-вторых, для Раса что пять минут, что час — все едино; скорее всего, сейчас он сидит где-нибудь в пабе, и даже если там есть телефон, то он, должно быть, не работает, а если и работает, то его могла оккупировать какая-нибудь девица из Голуэя, которая уже час передает приветы многочисленной родне в Ирландии.
После одиннадцати я признала свое поражение и легла спать.
«Паршивец, — сердито думала я, — ему дали шанс, а он его профукал. Когда позвонит, я с ним говорить не стану. А если и подойду, то только затем, чтобы сказать, что я с ним не разговариваю».
Через некоторое время в дверь позвонили. Я в ужасе села в постели. Только не это! Он уже здесь, на подступах, а я смыла с лица всю косметику! Господи, ужас какой! Я вскочила с кровати и услышала, как Карен или Дэниэл нажимают кнопку домофона.
— Задержи его, — шепнула я Карен, высовываясь из комнаты в коридор. — Я буду готова через пять минут.