Не учите меня жить!, стр. 116

Наконец мы общими усилиями выпустили на волю его рвущийся в бой член.

Тест на качество белья Дэниэл прошел на «отлично», чего нельзя сказать обо мне. Мои трусы знавали лучшие времена, в основном вертясь в стиральной машине, куда я по ошибке когда-то отправила их вместе с черной одеждой.

Дэниэл же был великолепен — и, что делало его еще более для меня привлекательным, он не был безупречен. Хоть тело у него было красивое, но не такое накачанное, как у тошнотворных моделей из мужских журналов.

Прикосновение его тела к моему было неописуемо. Все чувства обострились до того, что, обнимая Дэниэла, я ощущала кожей легкое покалывание. У него были такие твердые мускулы, что я совсем ослабла, когда его бедра прижались к моим, а потом внизу живота сладко заныло.

Стыд прошел без следа. Осталось только желание. Даже истерически смеяться расхотелось, когда я поймала взгляд Дэниэла. Мы перешли границу: теперь мы были уже не Дэниэл и Люси, а просто мужчина и женщина.

О противозачаточных средствах мы не говорили, но в нужный момент оба повели себя как взрослые, ответственные люди эпохи ВИЧ-инфекции и гепатита С.

Дэниэл достал презерватив, а я помогла ему надеть его. А потом мы… ну, в общем, понятно…

Ему понадобилось не больше трех секунд. Видеть, как лицо Дэниэла исказилось от наслаждения — наслаждения, причиной которого стала я, — было для меня блаженством.

— Извини, Люси, — выдохнул он. — Не смог остановиться, ты такая красивая, и я столько мечтал о тебе…

— А я думала, в постели ты безупречен, — притворно посетовала я. — Вот не знала, что имею дело с мастером преждевременной эякуляции.

— Нет, нет, — нервно возразил он. — Со мной такого с пятнадцати лет не случалось. Дай мне еще пять минут, и сама убедишься.

Я лежала в кольце его рук, а он осыпал меня непрерывными поцелуями, гладил по спине, бедрам, животу…

И через рекордно короткое время предпринял вторую попытку.

В этот раз все продолжалось долго-долго, и делал он это медленно, вдумчиво, с полным вниманием ко мне и ко всему, чего мне хотелось. Никто и никогда еще не был со мной так бескорыстен и щедр в любви. И я еще ни разу не испытывала ничего подобного: я содрогалась, трепетала, и глаза мои были расширены от изумления и блаженства.

Теперь он не закрывал глаза ни на миг и все смотрел, смотрел на меня. Я чуть не растаяла — до того это было эротично.

Мы душили друг друга в объятиях, но хотели быть еще ближе.

— Жаль, я не могу расстегнуть на себе кожу, чтобы спрятать тебя в себе, — сказал он. И я понимала, что он имеет в виду.

Потом мы немного полежали молча.

— Ну что, не так уж и плохо, правда? — заметил Дэниэл. — И чего, спрашивается, ты боялась?

— Много чего, — рассмеялась я. — Вдруг бы ты подумал, что у меня ужасное тело. Или заставил бы меня делать всякие глупости.

— Тело у тебя восхитительное. А что за глупости? Завязать тебе глаза и намазать живот медом?

— Ну, не до такой степени, ты ведь все-таки не Микки Рурк, а я — не Ким Бейсинджер, но…

— Слушай, ты меня заинтриговала. Что же такого я упустил?

— Сам знаешь, — застеснялась я.

— Нет, не знаю.

— Ну, — пояснила я, — есть мужчины, которые, например, говорят такое: «Может, встанешь на голову, вот так, о боли не думай, мне сказали, что потом терпеть будет легче. Так, теперь раздвинь ноги под углом 130 градусов, я войду в тебя сзади, вот, а теперь своди и разводи бедра с амплитудой приблизительно восемь дюймов — восемь, я сказал, а не десять, дрянь безмозглая, ты что, убить меня хочешь?», ну и дальше в том же роде.

Дэниэл так хохотал, что долго не мог успокоиться, и это тоже было чудесно.

Потом, уже сонные и разнеженные, мы снова занялись любовью.

— Который час? — спросила я, немного отдышавшись.

— Около двух.

— Тебе утром на работу?

— Да, а тебе?

— Тоже. Наверное, надо немного поспать.

Но спать мы не стали.

Я умирала с голоду. Дэниэл сходил на кухню, принес пакет шоколадного печенья, и мы ели его, лежа в обнимку в постели, и болтали ни о чем.

— Пора в спортклуб записываться, — ткнув пальцем себе в живот, сокрушенно заметил он. — Если б знал, что так получится, давно бы записался.

Чем умилил меня окончательно.

Когда мы доели печенье, он приказал:

— Сядь.

Я села.

Дэниэл тщательно разгладил простыни.

— Не могу позволить любимой женщине спать на крошках печенья, — сказал он.

Я улыбнулась. Тут зазвонил телефон, и я подскочила на полметра в высоту. Трубку снял Дэниэл.

— Алло! Да, Карен, привет. Да, я сейчас в постели.

Пауза.

— Люси? — медленно переспросил он, как будто слышал такое имя впервые. — Люси Салливан? Да, да, в постели рядом со мной, — подтвердил он. — Дать ей трубку?

Я трясла головой как сумасшедшая, махала руками, затем скрестила указательные пальцы перед телефоном.

— Да, — бодро продолжал Дэниэл, — три раза. Да, Люси?

— Три раза что? — спросила я с ужасом.

— Сколько раз я занимался с тобой любовью за последние два часа?

— Ах да. Три, — еле живая от страха подтвердила я.

— Да, Карен, три раза. Хотя, может, до утра мы еще успеем. Что еще ты хотела узнать?

Из телефона доносились яростные вопли и визг Карен. И даже я слышала грохот, когда она швырнула трубку.

— Что она сказала? — поинтересовалась я.

— Сказала, что надеется, что мы заразим друг друга СПИДом.

— Ну же, Дэниэл, что она еще говорила?

— Не хочу тебя расстраивать, Люси…

— Нет уж, давай говори.

— Она сказала, что спала с Гасом, когда у вас с ним был роман, — неохотно признался он и с тревогой взглянул на меня. — Я тебя огорчил?

— Нет, я даже испытываю некоторое облегчение. Всегда подозревала, что у него еще кто-то есть. А ты что, расстроился?

— Я-то почему? Я же не встречался с Гасом.

— Нет, но ты встречался с Карен, когда у меня был роман с Гасом, и если она спала с Гасом, значит…

— А, понятно, — весело закончил он. — Значит, изменяла мне.

— Тебе это неприятно? — забеспокоилась я.

— Да ну, ничуть. С кем спит Карен, меня совершенно не волновало. А вот что ты с ним спала…

Мы лежали молча, боясь нарушить наше блаженство.

— Придется мне искать новую квартиру, — наконец сказала я.

— Хочешь, переезжай сюда.

— Не говори глупостей. Мы с тобой всего три с половиной часа как встретились впервые. Не рановато ли говорить о сожительстве?

— Сожительстве? — до крайности удивился Дэниэл. — Кто говорит о сожительстве?

— Ты.

— Ничего подобного. Я слишком боюсь твою маму, чтобы предлагать ее единственной дочери жить во грехе.

— Ладно, тогда к чему ты клонишь?

— Люси, — робко начал он, — я… Могу ли я надеяться?

— На что надеяться?

— Ты, наверно, подумаешь, что я ужасный нахал, но я так тебя люблю, и…

— Дэниэл, — взмолилась я, — прошу тебя, скажи прямо, о чем это ты?

— Тебе вовсе необязательно отвечать сразу…

— На что отвечать? — застонала я.

— Думай, сколько хочешь…

— О чем думать? — завопила я.

Он помолчал, сделал глубокий вдох и выпалил:

— Люси Кармел Салливан, будь моей женой!

Эпилог

Хетти больше не вернулась на работу. Она развелась с Диком, бросила Роджера, перестала носить твидовые юбки, накупила облегающих брючек, вступила в ряды феминисток и вкушает радости взаимной любви с серьезной шведкой по имени Агнета. По словам Меридии, обе они не бреют подмышек.

Фрэнк Эрскин тоже не вернулся на работу, а поспешно подал в отставку и уволился без лишнего шума. Наверно, теперь играет в гольф.

Адриан работает в видеопрокате только по выходным, потому что поступил на режиссерские курсы, где, надеюсь, найдет хорошую девушку, умеющую отличить Уолта Диснея от Квентина Тарантино.

Рут, женщина, с которой Дэниэл встречался до Карен, мелькнула в «Мировых новостях» из-за того, что спала с каким-то важным политиком.