Не горюй!, стр. 77

Я никому не сообщила, что возвращаюсь, так что никто меня не встречал.

И вообще, по-моему, никто никого не встречал.

Я заметила одинокого носильщика. Он терпеливо объяснял удивленному пассажиру, что пропустить один рейс большая неудача, но пропустить два — просто непростительно.

Я прошла мимо закрытых киосков, мимо конторы по обмену валюты, прячущейся в темноте, и пустых окошек, где в приличное время можно взять машину напрокат. Наконец я добралась до мокрого выхода.

У подъезда стояло одно-единственное такси. Водитель читал газету. У него был такой вид. будто он стоял здесь уже несколько дней.

Он вез меня домой и, что удивительно, молчал. Единственными звуками были поскрипывание «дворников» и стук дождевых капель по крыше.

Наконец он высадил меня у моего дома. Ни в одном окне не горел свет. Я вежливо поблагодарила его за поездку, он так же вежливо поблагодарил меня за чаевые. Мы распрощались.

Было десять минут второго.

Я вошла очень тихо — мне не хотелось никого будить. И, боюсь, не из бережного отношения к их покою. Мне не хотелось отвечать на неизбежные вопросы.

Мне не терпелось увидеть Кейт, но ее в комнате не оказалось. Мама, очевидно, решила, что я останусь ночевать в Лондоне, и перенесла ее корзинку в свою спальню.

Но мне так хотелось подержать ее! Я так по ней скучала…

Я на цыпочках прокралась в мамину комнату, отчаянно надеясь, что не разбужу ее.

Я удачно выкрала собственного ребенка. И без сил свалилась на кровать. Заснула, так и не выпуская Кейт из рук.

На следующее утро я проснулась, чувствуя себя немного лучше. Я не излечилась полностью, но была готова ждать. Ждать, когда станет лучше, ждать, когда пройдет боль.

Я приняла твердое решение расстаться с Джеймсом, но, будучи девушкой нетерпеливой, ждала немедленных положительных результатов. Мне хотелось, чтобы плоды моего решения без всякого промедления свалились в мои руки. Мне хотелось оставить свою печаль под полушкой, чтобы она к утру исчезла. Я бы даже не расстроилась, если бы вместо печали там не оказалось денег.

Но чудесных излечений не существует, я поняла это очень давно. Мне придется выбираться самой. Потребуется терпение. И только время покажет, насколько правильным было мое решение.

Я все еще не была уверена, что поступила разумно, бросив Джеймса. Но точно знала, что не могла с ним остаться.

Попробуйте разобраться, что я хочу сказать.

И если вам это удастся, не соблаговолите ли разъяснить все мне?..

Джеймс позвонил в восемь часов утра. Я отказалась с ним разговаривать. Он позвонил еще раз — без двадцати девять. Я снова не подошла к телефону. Затем он позвонил в десять минут десятого — с тем же результатом. После этого наступила неожиданная пауза почти до одиннадцати часов — и опять три звонка практически один за другим. Результат тот же. Весь день он звонил каждые полчаса, но я не подходила к телефону. Последний звонок прозвучал в шесть вечера.

Бедная мама безропотно отвечала весь день на эти звонки. Должна сказать, что в критических ситуациях эта женщина вполне стоит груды шоколадных батончиков «Марс», равной по весу ее собственному.

Папа вернулся с работы в двадцать минут седьмого, а без двадцати семь ворвался в комнату, где я сидела с Кейт, рассматривая документы на квартиру, и заорал:

— Клэр, ради всего святого, поговори с ним!

— Мне нечего ему сказать, — мило улыбнулась я.

— Мне плевать! — взревел он. — Это зашло слишком далеко! Он говорит, что будет трезвонить всю ночь, пока ты не подойдешь и не поговоришь с ним!

— Не вешай трубку, — предложила я, вновь погрузившись в изучение бумаг.

— Клэр, так нельзя, — взмолился он. — Хелен все время кладет эту проклятую трубку на место.

— А почему, собственно, я должна страдать из-за того, что она вышла замуж за придурка? — раздался приглушенный голос Хелен откуда-то из-за двери.

— Пожалуйста, Клэр! — продолжал умолять отец.

— Ох, ну ладно, — вздохнула я, положила на стол ручку, которой делала пометки, и сказала в трубку: — Что тебе надо, Джеймс?

— Ты уже пришла в себя? — обиженно отозвался он.

— Я не знала, что была не в себе, — вежливо ответила я.

Джеймс мой ответ проигнорировал.

— Я звонил весь день, и твоя мать утверждала, что ты не хочешь говорить со мной, — раздраженно продолжил он.

— Совершенно верно, — подтвердила я.

— Но нам нужно поговорить! — настаивал он.

— Нет, не нужно, — ответила я.

— Клэр, я тебя люблю! — пылко сказал он. — Мы должны помириться.

— Джеймс, — холодно заявила я, — я не собираюсь с тобой мириться. Я сделала все возможное для этого — и с меня хватит. Ты считаешь, что ты прав, я же так не считаю. И я не собираюсь тратить время и силы, чтобы убедить каждого из нас изменить свое мнение. Я желаю тебе всех благ и надеюсь, что ради Кейт наши отношения останутся цивилизованными. Но обсуждать я больше ничего не буду.

— Что с тобой случилось, Клэр? — удивленно спросил Джеймс. — Ты никогда такой не была. Ты так изменилась…

— Как, разве я тебе не сказала? — насмешливо спросила я. — Мой муж мне изменил. И знаешь, это произвело на меня впечатление.

Знаю, не стоило злобствовать, но я не могла удержаться.

— Не смешно, Клэр, — сказал он.

— Конечно, нет, Джеймс, совсем не смешно.

— Послушай, — сказал он, начиная раздражаться, — так мы ни до чего не договоримся.

— И чудесно, — заметила я, — потому что нам не о чем договариваться.

— Очень остроумно, Клэр! — ехидно отозвался он.

— Благодарю, — сказала я с преувеличенной вежливостью.

— Послушай, — Джеймс неожиданно сменил тон на официальный и еше более напыщенный, чем обычно. — У меня к тебе есть… предложение.

— Вот как? — удивилась я.

— Да, — подтвердил он. — Клэр, я тебя люблю, я не хочу с тобой разводиться, так что, если хочешь, я могу… пойти на уступки.

— А именно? — спросила я без всякого интереса.

Откровенно говоря, мне было почти наплевать. Я вдруг поняла, что он не может сказать абсолютно ничего такого, что заставило бы меня изменить свое решение.

Я его больше не любила.

Вот только не знаю, почему и когда именно я перестала его любить.

Джеймс продолжал говорить, и я попробовала прислушаться к его словам.

— Я готов отказаться от своих слов о том, что ты должна измениться, — говорил он. — Тебе явно не пришлось по душе мое предложение повзрослеть и стать более серьезной и заботливой. Так вот. Если ты откажешься от решения разойтись со мной, я готов мириться с тобой такой, какой ты была раньше. Наверное, ты была не такая уж плохая, — расщедрился он.

Меня охватил гнев. Я даже забыла на минуту, что мне на все наплевать. Надо же быть таким наглецом! Я с трудом верила своим ушам.

— Ты рада? — осторожно спросил он.

— Рада? Рада?! — завопила я. — Ни черта я не рада! Так еще хуже!

— Но почему? — заныл он. — Я же сказал, что прощу тебя и все будет хорошо.

Я едва не взорвалась.

— Простишь меня? — изумилась я. — Ты простишь меня! Нет, нет и нет, Джеймс! Ты опять все перепутал! Уж если говорить о прощении, то это я должна прощать тебя. Только я не собираюсь.

— Подожди минуту… — попытался перебить меня Джеймс.

— Нет, это ты подожди! Ты ведь завел роман с той толстой коровой. Потому что я легкомысленная и эгоистичная, не так ли? Теперь же ты готов об этом забыть. Хотя тогда тебе это казалось настолько важным, что ты мне изменил. Реши же для себя, Джеймс, важно это для тебя или нет?

— Важно, — признался он.

— Ну, тогда ты не сможешь не обращать на мой характер внимания, — заявила я. — И что у нас будут за отношения в этом случае?

— Ладно, — согласился он с отчаянием. — Неважно.

— А если неважно, то почему ты мне тогда из-за этого изменил? — торжествующе произнесла я.

— Разве нельзя забыть? — Я уловила панику в его голосе.