Не горюй!, стр. 7

Теперь я прозрела и поняла, что ошибалась. Брошенные жены — это тоже женщины, как я.

Наверное, все было бы еще более унизительным, если бы я не чувствовала такой ярости. А почему бы и нет? Я что, тибетский монах? Или мать Тереза, черт бы ее побрал?!

Забавно, но, несмотря на жалость к себе и негодование, я понимала, что когда-нибудь, когда все пройдет, я, возможно, стану лучше, сильнее и научусь сочувствовать другим.

Но это произойдет не скоро.

— Твой отец — подлец, — прошептала я своей дочке.

Услужливый священник вздрогнул, он, видимо, расслышал мои слова.

Через час мы пошли на посадку в аэропорту Дублина. Самолет сделал круг над зелеными полями северного Дублина, и я поднесла дочку к иллюминатору, хотя и понимала, что она не сможет ничего увидеть. Я хотела показать ей Ирландию. Она так сильно отличалась от Лондона, который мы только что покинули! Я никогда не испытывала более тяжелого чувства, чем в тот момент, когда смотрела на синеву Ирландского моря и серый туман над зелеными полями. Я чувствовала себя неудачницей.

Я уехала из Ирландии шесть лет назад, полная радужных планов на будущее. Я найду себе прекрасную работу, выйду замуж за замечательного мужчину и буду жить счастливо долго-долго. И я нашла прекрасную работу, встретила замечательного мужчину и была счастлива — по крайней мере, какое-то время. Но все пошло наперекосяк, и вот я снова в Дублине с унизительным ощущением «deja vu».

Но одно кардинально изменилось.

Теперь у меня был ребенок. Идеальный, прелестный, замечательный ребенок. И от этого я бы не отказалась ни за что в жизни.

Услужливый «голубой» священник очень смутился, когда я вдруг беспомощно расплакалась.

«Ничего, — подумала я, — посмущайся. Ты же мужчина. Кто знает, сколько женщин плакали из-за тебя».

Как только мы приземлились, он довольно резво покинул самолет. Помочь мне с вещами не предложил. Что ж, мне трудно было его винить.

3

А теперь — в багажное отделение!

Для меня процедура получения багажа всегда была жутким мучением. Вы понимаете, что я хочу сказать?

Волнения начинаются сразу же, как я попадаю в зал для прибывающих и встаю у карусели. Тут мне немедленно начинает казаться, что все те милые и приличные люди, которые прилетели вместе со мной, на самом деле злостные и наглые воры Что каждый из них следит за проплывающим мимо багажом с единственной целью — украсть мои чемоданы. Я стою, подозрительно зыркая по сторонам, стараясь одновременно следить за отверстием, откуда появляется багаж, и внушать окружающим, что со мной такие штучки не пройдут.

Полагаю, все стало бы немного проще, если бы я была одним из тех организованных людей, кто исхитрялся встать у самого начала карусели. Я же постоянно оказываюсь в самом дальнем конце, откуда, прищурясь и поднимаясь на цыпочки, стараюсь разглядеть свой багаж. Когда же я наконец обнаруживаю свой чемодан, то не могу стоять спокойно и ждать, когда он ко мне приблизится. Боясь, что его украдут, я бегу вдоль карусели, чтобы ухватить свои чемоданы прежде, чем кто-нибудь их стащит. Как правило, мне не удается прорваться через плотный кордон людей с тележками. И мои чемоданы-сумки мирно проплывают мимо меня и умудряются совершить несколько кругов по залу, прежде чем мне удается их схватить.

Настоящий кошмар.

Однако в этот раз мне удалось занять место практически у выходного отверстия.

Возможно, люди просто уступали дорогу женщине с ребенком.

Сдерживая нетерпение, я следила за каруселью, толкаясь среди людей и порой почти падая на колени, когда кто-нибудь из моих недавних спутников со всей силой ударял меня сзади по ногам тележкой. Я постаралась встретиться глазами с как можно большим числом пассажиров, в надежде заставить их отказаться от мысли стащить мои вещи.

Долгое время ничего не происходило. Каждый не отрывал глаз от небольшого отверстия в ожидании своих вещей. Никто не разговаривал. Никто даже не рисковал дышать.

Внезапно раздался звук заработавшей карусели.

Прекрасно!

Только это оказалась не наша карусель.

В зале раздался механический голос:

— Пассажиров, прибывших рейсом Е1179 из Лондона, просим пройти за своим багажом к карусели номер четыре.

И это невзирая на то, что надпись над каруселью номер два все последние двадцать минут уверяла нас, что наш багаж появится именно здесь.

Отпихивая друг друга, все рванулись к четвертой карусели. Люди толкались так, будто от этого зависела их жизнь. Тут уж им было не до младенца на моих руках.

В результате я оказалась в самом дальнем конце.

Некоторое время все было в норме. Я даже успокоилась.

Старалась выглядеть бодро, пока люди вокруг меня один за другим снимали с движущейся ленты свои вещи.

«Ни один человек в здравом уме не станет красть чемоданы, набитые детскими подгузниками и сосками», — уверяла я себя. Еще я достаточно доверяла персоналу аэропорта Дублина и не думала, что они направят мои вещи куда-нибудь в Дарвин. Или на Марс.

Но когда единственной вещью на ленте осталась сумка с клюшками для гольфа, у которой был такой вид, будто она каталась там с конца семидесятых (она проехала мимо меня четырнадцать раз), а я осталась одна с ребенком у карусели, мне пришлось начать читать надписи на стене.

«Так и знала, что когда-нибудь это случится, . — подумала я с тоской. — Готова поспорить, это тот гомик с четками».

Я принялась метаться по аэропорту в поисках бюро находок. Наконец я обнаружила небольшой офис с двумя веселыми носильщиками.

— Входите, входите, — пригласил меня один из мужчин, когда я нерешительно остановилась на пороге. — Чем мы можем вам помочь в этот прекрасный дождливый ирландский день?

С трудом сдерживая слезы, я поведала свою печальную историю об украденных вещах.

— Не волнуйтесь, миссис, — сказал один из носильщиков. — Их вовсе не украли. Только потеряли. Я сейчас все найду. У меня горячая линия прямо к святому Антонию.

И что бы вы думали? Через пять минут он вернулся с моими вещами.

— Это ваше, лапочка? — спросил он.

Я уверила его, что мое.

— И в Бостон вы не собираетесь?

— Я не собираюсь в Бостон, — как можно спокойнее подтвердила я.

— Вы уверены? — засомневался он.

— Абсолютно.

— Что же. кто-то, видно, решил, что вы туда собрались, но не обращайте внимания. Теперь все в порядке, — засмеялся он.

Я поблагодарила его и направилась к тому выходу, над которым висела надпись «Без досмотра». Я пропихнула через проход свою тележку, своего ребенка и найденный багаж… И сердце мое упало, когда один из таможенников остановил меня.

— Не спешите. — попросил он. — Разве где-то пожар? Вам есть что предъявить?

— Нет.

— А это что у вас?

— Ребенок.

— Ваш ребенок?

— Да, мой ребенок.

Мое сердце перестало биться. Ведь я не предупредила Джеймса, что уезжаю. Но как он догадался, что я поеду именно сюда? Может, он сказал полиции, что я похитила ребенка? И все порты и аэропорты находятся под наблюдением? Они отберут у меня ребенка? И депортируют меня?

Я была в ужасе.

— Значит, — продолжил таможенник, — вам нечего предъявить, кроме ваших генов. — Он жизнерадостно заржал.

— Да-да, конечно, — еле выговорила я.

— Наш мистер Уайлд большой шутник, — заметил второй таможенник. — Настоящий джентльмен.

— Да, разумеется, — согласилась я. — Вы меня ужасно напугали, — сказала я мистеру Уайлду.

Он приосанился и неожиданно подмигнул мне:

— Все в порядке, мэм. Делаю свою работу.

Приятно оказаться дома.

4

Я выскочила в зал для приезжающих. По другую сторону барьера стояли мои родители. Они стали меньше и как будто постарели с тех пор, когда я видела их в последний раз, шесть месяцев назад. Я почувствовала себя виноватой. Им обоим было под шестьдесят, и им приходилось волноваться за меня с первого дня моего рождения. Пожалуй, даже раньше, потому что я родилась на три недели позже установленного срока и они уже думали, что придется посылать комитет встречающих, чтобы выманить меня.