Не горюй!, стр. 47
А жаль, потому что я любила холодные тосты. Но у меня хватило ума не переходить дорогу своей матери вскоре после того, как ее известили, что одна из ее дочерей не будет больше ходить к мессе.
Даже если эта дочь — не я.
Ситуация постепенно нормализовалась, но Хелен не могла долго пребывать в спокойном состоянии.
— Интересно, как будет в Белфасте? Вдруг меня убьют? — принялась она размышлять вслух. — Под пулю попаду, или бомба взорвется? Очень может быть, что вы видите меня в последний раз.
Мы все обалдело уставились на нее. Даже Кейт замолчала.
Нет, разумеется, так нам повезти не может!
— Или меня похитят, — мечтательно продолжала она. — Как Брайана Кинана. У него тоже есть две страшненькие сестренки, хотя у меня их целых четыре, — торжествующе закончила она, довольная тем, что обнаружила сходство между собой и жертвой похищения.
— Они не страшненькие! — возмутилась мама.
— Спасибо, мам, — сказала я и ехидно улыбнулась Хелен.
— Да не о тебе речь, — раздраженно заявила мама. — Я говорю о сестрах Брайана.
— Вот как… — расстроилась я.
Хелен все еще болтала насчет похищения, и мое сердце истекало кровью от жалости к воображаемому похитителю.
Любой, рискнувший похитить Хелен, будет убежден, что его подставили. Что она представляет собой некое тайное страшное оружие, присланное из стана врага.
Ее нельзя было ничем напугать.
Хелен вернется домой целой и невредимой, не только с выплаченными за нее деньгами, но и с запиской, в которой террористы выразят сочувствие ее семье.
Но наконец она ушла. Какой-то несчастный идиот по имени Энтони будет иметь сомнительное удовольствие ехать с ней три часа в одной машине до Белфаста.
Об Адаме Хелен не сказала ни слова.
Чтоб ей пусто было!
Кто знает, может, и он едет в Белфаст. Или уже там…
А может, все телефонные линии в его районе вышли из строя и он поэтому не звонит мне? Или он попал под велосипед и лежит в госпитале с различными травмами?
Но, самое главное, он мне не позвонил.
И не позвонит.
Что же мне теперь делать?
Самое удивительное, я практически не вспомнила Джеймса ни разу за последние два дня. В голове у меня был только Адам, Адам и Адам. Точно так же, как стюарды на тонущем «Титанике» больше беспокоились о переполненных пепельницах в баре, чем об огромной дыре в корпусе судна, через которую тоннами поступала вода, так и я волновалась о незначительных вещах, забыв о главном.
Иногда так легче жить.
Ведь я ничего не могла поделать с огромной дырой, тогда как вытрясти пепельницы было в моей власти.
Такая вот аналогия.
В результате такого моего настроения я весь вторник проболталась дома. Я тосковала, не находила себе места и все воспринимала трагически. Позвонила ли я Джеймсу? Простите, но нет. Я страдала от приступа жалости к себе.
Видит бог, я не пыталась себя оправдать.
Но я пребывала… в жуткой депрессии, черт бы все побрал!
20
На следующий день мне лучше не стало.
Вы когда-нибудь видели человека, который практически умирал от жалости к себе?
«Глупо, — решила я. — Пора положить этому конец».
Я вылезла из постели и привела в порядок Кейт. Затем занялась собой.
Не волнуйтесь, я не буду повторяться, то есть пить и ходить немытой. Нет, до этого пока не дошло. Я кое-как прожила день. По правде сказать, без особых достижений: я не нашла лекарства от рака, я не придумала колготки, в которых не спускаются петли… и, стыдно признаться, я не позвонила Джеймсу.
Знаю, знаю, простите. Я должна была позвонить. Но я чувствовала себя такой пустой и одинокой! Впрочем, это, разумеется, не извиняет моей безответственности.
Так или иначе, но в четверг я вылезла из постели и позвонила Джеймсу.
Я даже не нервничала.
За это мне надо благодарить Адама, потому что, направляясь к телефону, я думала: «Ха! Не воображай, что ты — нечто особенное. Это не так. Ты не единственный мужчина, способный заставить меня чувствовать себя печальной, одинокой и отвергнутой. Существуют миллионы других, кто способен на такое же. Вот тебе!»
Возможно, не самая идеальная позиция с точки зрения уважения к себе, но тем не менее.
Я набрала лондонский номер и отметила, что руки совсем не дрожат. И я не заикаюсь.
«Как интересно! — подумала я. — Джеймс уже не может привести меня в разобранное состояние».
Во всяком случае, процедура набирания лондонского номера точно не может.
Рановато зазнаваться.
Я уверенным и твердым голосом попросила секретаршу позвать его к телефону. Мне казалось, что Лондон находится за миллион миль от Дублина, как будто на другой планете, хотя я видела его каждый вечер по телевизору. Голос секретарши доносился издалека и казался совсем чужим.
Как Джеймс теперь для меня — далекий и чужой.
Хотя, возможно, все дело было в том, что секретарша у него родом из Греции.
Так или иначе, но я спокойно ждала, когда он возьмет трубку. Подумаешь, большое дело! Что я теряю? Ничего.
Как сказал какой-то ироничный и, наверное, очень несчастный человек, свобода просто означает, что тебе нечего терять.
До того, как я услышала это выражение, я всегда полагала, что свобода означает возможность пойти купаться во время месячных.
Как мало я тогда знала!
Разумеется, когда вам двенадцать, вы верите всему.
К примеру, вы знаете, что невозможно зачать ребенка, если вы занимаетесь любовью стоя? Честно, это чистая правда.
Просто плакать хочется, какой невинной девочкой я когда-то была.
Ох, простите, вам ведь интересно узнать, как все прошло с Джеймсом.
Я еще не сказала?
Его не оказалось на месте. Он был на совещании или где-то еще.
Нет, я не назвала секретарше своего имени. И вы не ошибетесь, если предположите, что я почувствовала некоторое облегчение от того, что мне не придется с ним говорить.
Но ведь я ему позвонила, верно?
Так что на пару часов я могу перестать чувствовать себя виноватой.
У меня даже поднялось настроение. От радости я взяла Кейт из корзинки и закружилась вместе с ней.
«Наверное, прелестная картинка! — подумала я. — Прелестный ребенок на руках у любящей матери».
Кейт слегка перепугалась и заплакала. Ничего страшного. Я ведь хотела как лучше!
Хотя, возможно, центр тяжести Кейт слегка сместился.
— Не сердись, малышка, — сказала я. — Давай наденем наш самый красивый комбинезон и поедем в город.
Так мы с Кейт отправились в город.
Покупать себе еще одежду мне совесть не позволяла. Но я могла купить что-то для Кейт.
Ха! Не тратьте зря время и не пытайтесь меня усовестить. У меня железное алиби. Я в самом деле купила ей прелестное платье.
Даже самый маленький размер был слишком велик для нее, но ничего, она вырастет.
Еще я купила ей ползунки бледно-голубого цвета с рисунком в виде темно-синих горошин и маленькую курточку в тон, на «молнии» и с капюшоном.
И носочки.
Про ее носочки я могу говорить часами.
Крошечные, пушистые, мягкие и теплые, чтобы ее маленькие розовые лапки не мерзли.
Иногда на меня накатывала такая волна любви к ней, что мне хотелось изо всех сил сжать ее в объятиях. Но я боялась ей навредить.
Потом мы отправились в книжный магазин.
Уровень адреналина в моей крови вырос еще за несколько десятков футов до магазина.
Я обожаю книги. Почти так же, как одежду, а этим много сказано.
Мне нравится держать их в руках, ощущать их запах. Для меня книжный магазин — настоящая пещера Аладдина. За блестящими обложками скрываются целые миры. Вам остается только раскрыть книгу и взглянуть.
Целый мир, который я выбрала, принадлежал некой Саманте, у которой «было все». Дворец во Флоренции, пентхауз в Нью-Йорке, дом рядом с Букингемским дворцом, умопомрачительные бриллианты, пара издательств, реактивный самолет, бойфренд — какой-то граф или герцог и очень важная тайна, скрытая далеким прошлым.