Комиссар Его Величества, стр. 7

Сэр Хорейс придвинул к себе рукопись. Она начиналась так: «Мое полное имя Генри Джордж Дайкстон. Ранней весной 1918 года я отправился в путешествие...»

Глава 2

Отчет капитан-лейтенанта Королевского флота г. Дж. Дайкстона о событиях, имевших место, начиная с вечера субботы 30 марта 1918 года

"Мое полное имя Генри Джордж Дайкстон. Ранней весной 1918 года я отправился в путешествие. Я с самого начала знал, какая высокая ответственность на меня возложена. А с течением времени мне стало еще яснее, что я единственный, кто может решить проблемы величайшей важности. К концу же этой истории...

Но я должен рассказать очень о многом, а потому не буду забегать вперед. Иначе все замыслы и планы окажутся тщетны; ответ, который я подготовил для тех, кто столь скверно со мной обошелся, утратит свою силу. Поэтому я стану излагать события в строгой хронологической последовательности. Лишь конец моей истории будет необычным, потому что в нем не будет окончательности, за ним последуют дальнейшие события. Судя по всему, мне не суждено стать их очевидцем, но сама мысль об их неизбежности доставляет мне удовлетворение.

Надеюсь, что вы, сэр, кем бы вы ни были, читая эти первые строки, уже ощутили, как говорят французы, frisson: дрожь сомнения, неуверенности и страха.

Субботним вечером 30 марта 1918 года я находился в Лондоне в отпуске. Перед этим несколько месяцев я провел на борту монитора «Уверенный», главным образом выполняя задания по обстрелу гельголандского побережья. Друзей в столице у меня было немного, да и те, по большей части офицеры Королевского флота, находились в море. Посему мне предстояло ужинать в одиночестве. В обычных условиях я нашел бы какой-нибудь тихий ресторанчик, скорее всего в Сохо, однако в тот вечер мне захотелось развлечься.

Поэтому я решил отправиться в театр «Гейети», а потом где-нибудь спокойно поужинать. Однако, как это чаще всего и бывает, если хочешь поднять себе настроение, достигаешь обратного. Средь шумной музыки, ярких красок, натужного веселья мое расположение духа и вовсе испортилось; при первой же возможности я ретировался в театральный бар. В одиночестве я пробыл там всего несколько минут, чувствуя себя среди всеобщего веселья заброшенным и никому не нужным. Затем на мое плечо опустилась чья-то рука. Я обернулся и увидел знакомого офицера, его звали Джеймсон.

– Развлекаетесь, Дайкстон?

– Не особенно.

– Я вообще-то тоже. Слишком уж резкий контраст.

Мы постояли молча, глядя на переливающиеся шелка и яркие огни. Мы смотрели на это беззаботное веселье и думали о том, что в эту самую ночь на Северном море царят холод и смерть, там сражаются и погибают люди.

– Как вы отнесетесь к идее поужинать в моем клубе и немножко выпить? – спросил Джеймсон.

Я тут же согласился. Гораздо приятнее провести вечер с человеком, отлично понимающим и разделяющим твое настроение, чем гнаться за преходящим и ускользающим весельем.

Мы надели шинели и фуражки, свернули на Стрэнд и зашагали в западном направлении. На улице было людно: множество военных, девушек и та же самая неестественно оживленная атмосфера, которая так удручающе подействовала на меня в театре.

Дошли до ворот, на которых было написано «Выезд», после чего свернули во двор. Джеймсон был членом Военно-Морского клуба в Пикадилли, располагавшегося в бывшем доме покойного лорда Палмерстона. Клуб был известен в Лондоне под названием «Въезд и выезд», потому что именно эти слова были написаны огромными белыми буквами на въездных и выездных воротах этого заведения. Предназначались они, разумеется, для кебменов и таксистов.

Примерно час мы провели в дружеской беседе, удобно расположившись в глубоких креслах и потягивая напитки. Разговор был немногословным. Затем к Джеймсону склонился один из стюардов. Мой знакомый подумал, что стюард хочет принять заказ на ужин, и взмахом руки отослал слугу прочь, но тот не уходил.

– Прошу прощения, сэр, но, если я не ошибаюсь, ваш гость – мистер Дайкстон. – Стюард взглянул на обшлаг моего кителя, где красовались две широкие нашивки и одна узкая. – Вы капитан Дайкстон, сэр?

– Допустим, – ответил я.

– Капитан Г. Дж. Дайкстон?

– Он самый.

– Тогда, сэр, должен сказать, что у столика портье вас ожидает некий джентльмен.

– Кто он?

– Он не назвался, сэр. Сказал лишь, что прислан из Адмиралтейства.

Я извинился перед Джеймсоном и направился к стойке портье. Ожидавший меня мужчина оказался в штатском – в темном твидовом пальто широкого покроя и довольно щегольском котелке. Когда я приблизился, он сказал:

– Меня зовут Стотт. Я из Адмиралтейства. Наденьте шинель и фуражку, капитан, и следуйте за мной.

Помнится, я внимательно рассмотрел незнакомца и остался недоволен увиденным. Это очень символично, потому что все последующие события мне тоже крайне не понравились.

– Почему я должен вам верить? – спросил я.

Стотт раздраженно извлек из кармана пальто удостоверение. Подобный документ я видел впервые, однако там красовался герб Адмиралтейства, было написано имя владельца и стояла чья-то подпись.

– Хорошо, я только предупрежу своего товарища.

Но Стотт остановил меня:

– На это нет времени. Ему скажет портье, что вас срочно вызвали. Надевайте шинель, пожалуйста. Нас ждет автомобиль.

Мы сошли вниз по ступенькам и сели в ожидавший «даймлер» с включенным мотором. Автомобиль сразу же тронулся с места; шофер явно знал, куда нужно ехать.

– А что, собственно, стряслось? – спросил я Стотта.

Он ответил лишь:

– Вы военный человек, капитан. Не задавайте лишних вопросов.

Я, естественно, был озадачен. Мой корабль стоял у причала в Харвиче, заправляясь топливом и обновляя боекомплект. Раньше понедельника выйти в море мы не могли. Монитор не зависел от приливов и отливов, ибо имел очень низкую осадку по сравнению с другими кораблями, но на дозаправку, подготовку к походу уйдет по меньшей мере двое суток. Вот почему я получил отпуск на сорок восемь часов и теперь не мог понять, чем вызвана такая спешка.

Стотт довольно сварливо заметил:

– Вы сказали своему капитану, что остановитесь в отеле «Рассел».

– Там я и остановился.

– Но вас там не было. Нам пришлось вас разыскивать, капитан Дайкстон.

Признаюсь, я оставил это глупое замечание без ответа. Неужели этот болван думал, что офицер в отпуске будет сидеть в одиночестве в своем гостиничном номере? Я то и дело поглядывал в окно, пытаясь понять, куда мы едем. Автомобиль остановился в начале улицы Сент-Джеймс, дожидаясь просвета в сплошном потоке автомоторов, кебов и автобусов, чтобы сделать поворот. На улочке, куда мы свернули, находились только клубы. Неужели меня вытащили из «Въезда и выезда» только для того, чтобы отвезти в другое такое же заведение?

Но квартал Сент-Джеймс остался позади, и я перестал ломать голову. Впереди лежала улица Пелл-Мелл, а от нее до Адмиралтейства рукой подать. Стало быть, туда меня и везли. Довольно странно, если учесть, что был субботний вечер, да и мой корабль наверняка успел загрузиться всем необходимым лишь наполовину. Впрочем, «даймлер» не доехал до Пелл-Мелл, а неожиданно затормозил. Выглянув в окно, я увидел ворота Сент-Джеймсского дворца, где застыли часовые. Я пожалел бедолаг, потому что дул холодный пронизывающий ветер. Тут автомобиль внезапно повернул направо, въехал в ворота, и мы оказались на территории королевского дворца!

– Следуйте за мной, – приказал Стотт, проворно вылезая из машины.

Мы пересекли двор и остановились перед какой-то дверью. Стотт нетерпеливо постучал, и на пороге появился лакей в ливрее. Я едва поспевал за шустрым чиновником из Адмиралтейства – так тот торопился. Он оглянулся на меня через плечо, бросил: «Быстрее, пожалуйста!» – и вприпрыжку понесся вверх по лестнице.

Мы оказались в старинной приемной весьма чопорного вида, сплошь увешанной портретами королей Ганноверской династии – один уродливей другого.